Глава первая. Народный посол (1)

– А что вы скажете о большевизме и его отношении к войне?

– Чрезвычайно глупо изображать большевиков сторонниками немцев, или противниками союзников, или же, – тут Литвинов сделал паузу, – простыми пацифистами. Они не являются ни тем, ни другим, ни третьим. Большевики прекрасно понимают, что кайзеризм и юнкерство представляют собой величайшее препятствие на пути международного пролетариата к своему освобождению. Но большевики убеждены, что не только в Пруссии произрастают ядовитые плоды милитаризма. Они выступают против замены прусского милитаризма милитаризмом русским, французским или английским.

Неизбежным результатом победы одной из воюющих группировок явилось бы торжество милитаризма как такого. Если бы большевики могли бороться против германского милитаризма во имя своих собственных принципов и ради собственных революционных целей, не помогая вместе с тем милитаристам и империалистам других стран, они сделали бы это со всей страстью…

Посол встал. В его голосе звучала убежденность, порождаемая верой столь же сильной, какой бывает вера религиозная.

– Я достаточно оптимистичен, – заявил Литвинов, – чтобы представить себе, что в один прекрасный день русская и германская армии на Восточном фронте двинутся вместе против общих врагов мирового пролетариата в самой Германии, а быть может, и в других странах! Я действительно считаю, что с помощью происходящих сейчас переговоров и многообразной пропаганды, ведущейся среди немецких солдат на Востоке… Ленин содействует низвержению кайзеризма более эффективно, чем это делают союзники своими военными действиями на Западе.

В голосе Литвинова появилась нотка предостережения.

– Большевики рассматривали бы сепаратный мир как катастрофу и крушение всех своих усилий. Однако нынешняя обстановка в России, осложненная гражданской войной, может его сделать неизбежным. Дело демократии в союзных странах позаботиться о том, чтобы этого не случилось. Ведь на них также лежит ответственность, от которой история не освободит их, и давно пора им поднять голос и использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы принудить свои правительства облегчить путь к демократическому миру. Но для того, чтобы это сделать, надо действовать немедленно. Иначе будет слишком поздно! Россия свое слово сказала. Слово за рабочим классом союзных стран».

Таково первое интервью полпреда Советской России в Лондоне. Оно вызвало широкий отклик. Респектабельные буржуазные газеты набросились на Литвинова с бранью за его призыв к миру. Но все отметили его «обоснованное и трезвое заявление относительно точки зрения большевиков на международную политику». Политическое кредо было провозглашено. Теперь надо было приступить к практическим шагам, к налаживанию отношений с Англией. Этого ждала от Литвинова Советская Россия.

В 1933 году, через пятнадцать лет после того, как по радиограмме из Петрограда он был назначен полпредом в Англии, Литвинов приехал в Лондон на мировую экономическую конференцию. Он уже занимал высокий пост народного комиссара иностранных дел Советского Союза. На вокзале в английской столице Литвинова встречали министр иностранных дел Великобритании и дипломатический корпус. Были оказаны все почести, какие положено оказывать министру великой державы.

В то лето Литвинов встретился в Лондоне с советским полпредом в Англии Иваном Михайловичем Майским. Когда выпадали свободные от заседаний часы, они гуляли вдвоем по паркам Лондона. Во время одной их таких прогулок Литвинов, редко предававшийся воспоминаниям, рассказал Майскому о первых шагах своей дипломатической деятельности. Майский записал рассказ Литвинова, дал ему затем прочитать эту запись. Литвинов сделал необходимые поправки, один экземпляр записи оставил у себя, другой передал Майскому, и этот документ навсегда остался ярким свидетельством тех дней.

«Итак, я стал полпредом, но у меня ничего не было: ни директив из Москвы, ни денег, ни людей! Излишне говорить, что у меня не было ни опыта, ни подготовки к дипломатической работе. Пришлось начинать буквально с пустого места.

Прежде всего необходимо было установить какой-либо контакт с Москвой. Я воспользовался возвращением в Советскую Россию одного из товарищей по эмиграции для того, чтобы отправить с ним в только что народившийся Народный комиссариат иностранных дел письмо с просьбой об инструкциях и деньгах. С тем же товарищем я послал в НКИД шифр, составленный мной с помощью одного из симпатизировавших нам служащих бывшей царской военно-закупочной миссии в Лондоне. До того шифра у НКИД со мной не было, и все сношения между нами велись клерными телеграммами. Посланный мной шифр в Москве был несколько переделан и в дальнейшем разослан для пользования всем полпредам. Когда, таким образом, была создана возможность шифрованной переписки между мной и НКИД, наши отношения несколько укрепились.

После долгих настояний с моей стороны в марте 1918 года мне наконец было сообщено из Москвы, что НКИД посылает ко мне первого дипломатического курьера. Легко себе представить, с каким нетерпением я ожидал его! С напряженным вниманием я следил за различными этапами его долгого и сложного пути. Ехать приходилось через Финляндию, Швецию и Норвегию, и я сам отправился встречать его на вокзал… Увы! Почта не привезла мне того, что я ожидал, но в одном отношении она разрешила мои трудности: я получил около двухсот тысяч царскими кредитками, которые в то время еще принимались в Лондоне. Теперь я мог по крайней мере приступить к организационному оформлению первого советского полпредства в Лондоне. Я снял для полпредства специальное помещение по адресу Виктория-стрит, 82, – до того полпредство находилось в моей частной квартире, – заказал бланки печати и пригласил на работу нескольких сотрудников. Секретарем полпредства была моя жена, которая вела всю английскую переписку, кроме того, в полпредстве работали еще три-четыре человека из числа товарищей-эмигрантов и бывших служащих царской военно-закупочной миссии.

На дверях полпредства была вывешена табличка с надписью: «Русское народное посольство». Тут же помещалось консульство, которое именовалось «Русское народное консульство». Сам я присвоил себе титул «русский народный посол». Все эти наименования были моего собственного изобретения, ибо, повторяю, никаких указаний из Москвы, в том числе и указаний о моем официальном титуле, я не имел».

В папке Литвинова обнаружен экземпляр визитной карточки с «титулом» и распорядком работы «Русского народного посольства» на Виктория-стрит, 82. Посольство было открыто для посетителей с 11 до 13 и с 16 до 17 часов, а по субботам только в утренние часы.

Прежде чем продолжить рассказ Литвинова, снова мысленно перенесемся в его дом и посмотрим, что там происходило через две недели после назначения. Об этом поведала английская журналистка Марион Райян, опубликовавшая 20 января' 1918 года в газете «Уикли диспетч» статью «Литвиновы у себя дома».

Журналистка писала: «Некоторые люди носят на себе печать величия. Таким человеком является Максим Литвинов, нынешний представитель русского народа в Лондоне.

Два года назад он женился на молодой девушке-англичанке Айви Лоу, многообещающей писательнице-романистке и той именно женщине, с которой мог делиться своими надеждами и мечтами.

Литвиновы жили самой уединенной и спокойной жизнью в крохотном домике в Западном Хемпстэде. Почтальон заходил сюда часто, но визитеров бывало мало, в основном русские. Здесь не звенел телефонный звонок, не пыхтели проезжавшие мимо такси. Их дом был таким же сонным, как и все дома на этой улице.

Но г-н и г-жа Литвиновы были энергичными людьми. В России происходили великие события, и мечты г-на Литвинова были, по-видимому, близки к тому, чтобы осуществиться. Изгнанники снова держали путь домой, но он оставался в Лондоне. Он близко знал Ленина и писал о нем как о человеке талантливом и энергичном.

А затем совершенно неожиданно этот милый, спокойный господин, который похож на английского государственного деятеля и которого считали на Хилфилд-роуд скромным ученым, преданным своей молодой жене и хорошенькому беби, был назначен на пост представителя русского народа, неофициально признанного посла с определенно неофициальным посольством. Большевики остановили на нем свой выбор ввиду его убеждений, из-за долгого его пребывания в Англии и из-за прекрасного знания им языков.

С этого момента жизнь в литвиновской семье совершенно переменилась, и эта перемена сказалась на всей жизни улицы Хилфилд-роуд. Сейчас здесь можно видеть в течение всего дня и такси, и визитеров, и репортеров, и мальчиков-посыльных, а соседи Литвиновых непрерывно находятся в состоянии напряженного ожидания и волнения. Величие бросило свой отсвет также и на них, и если вы позвоните в колокольчик у дверей Литвиновых, но никто не выйдет на ваш звонок, то какой-нибудь дружелюбный сосед сможет сказать вам в точности, когда они вышли из дома и когда, по всей вероятности, вернутся.
[1] [2] [3] [4]