Глава пятая. В Генуе и Гааге (2)

[1] [2] [3] [4]

Ход ее известен. Председателем конференции был избран премьер-министр Италии Луиджи Факта. После французского министра иностранных дел Луи Барту (тогда – одного из главных организаторов антисоветских комбинаций в Европе) выступил германский канцлер Иозеф Вирт. Французскому министру иностранных дел шумно аплодировали, Вирту – более сдержанно. Потом слово взял Чичерин. Он говорил на французском языке, затем повторил эту же речь на безукоризненном английском, чтобы Ллойд Джордж услышал ее без переводчика.

По поводу первого дня конференции посол США в Италии Чайлд сообщил в государственный департамент: «При открытии сессии Генуэзской конференции ярких выступлений не было, за исключением речи Чичерина. В этой речи со всей силой было изложено то, что Советская Россия могла предложить всему миру, и она потребовала разоружения».

Корреспондент «Юманите» Лафон в саркастических тонах описывает обстановку в первый день конференции: «Боши вошли в зал заседания, причем к ним совершенно не применяли правил о военнопленных. Вошли большевики, и именно вошли, а не вползли на коленях с веревкой на шее и с челом, посыпанным пеплом… Вирт в своей речи сохранил, конечно, вид побежденного, впервые приглашенного на международное собрание. Он был достаточно тактичен, чтобы не поверить сразу благородному заявлению Факта о том, что нет больше ни победителей, ни побежденных. Чичерин не без мягкости в речах, то благосклонный, то иронизирующий, не скрывая своего упорства, ровно ничего не пообещал и даже подчеркнул весь блеф нашей „ве-е-ли-кой политики“. Это было слишком. Барту, сгорая в своем углу от нетерпения и во что бы то ни стало желая маленького триумфа, вдруг сорвался. Так как никто не принес присяги перед входом, то он потребовал ее от каждого перед выходом. Каждый должен был, держа руку на эфесе своей сабли, а большевики, конечно, на рукоятке своего ножа, поклясться, что готов скорее умереть, чем нарушить каннские постановления – в издании господина Пуанкаре. Это было трогательное зрелище… Увы, красноречивые провокации нашего первого делегата вызвали в ответ лишь выразительное молчание. Всеобщее смущение росло, и дело грозило кончиться скандалом, когда хозяин дома, желая приятным образом закончить проведенный день, поспешил заявить, что лучшим доказательством общего согласия является то, что все собрались сюда. И все удовлетворились этим заявлением».

Дни с 10 по 16 апреля были заполнены заседаниями, переговорами, встречами. Шаг за шагом советская делегация разбивала домыслы мировой реакционной печати и ее утверждения, что большевики приехали вести пропаганду. Чичерин не оставил от этих утверждений камня на камне. Он объяснил, что Советскую Россию и капиталистические страны разделяет взгляд на судьбы мира, а приехала советская делегация для того, чтобы установить деловые отношения с торгово-промышленными кругами всех стран, и если ее условия будут приняты, то контакт будет возможен. Сразу же стало ясно, что Советская Россия не будет платить долгов так просто, а согласится на это лишь в том случае, если долги эти будут компенсированы кредитами, которые пойдут на восстановление народного хозяйства. Чичерин потребовал признания советских контрпретензий, установления мира на границах Советской России, юридического признания Советского правительства. И наконец, Чичерин выдвинул предложение о всеобщем разоружении и мирном сосуществовании. Это предложение Чичерина прямо вытекало из письма, которое он направил в ЦК партии 10 марта 1922 года в связи с подготовкой к Генуэзской конференции. В этом письме он по поручению Ленина изложил «пацифистскую программу», с которой должен был выступать в Генуе. Для Чичерина разработка такой программы была занятием нелегким: всю жизнь он боролся против пацифизма. Чичерин выражал недовольство по этому поводу, но поручение Владимира Ильича выполнил и сделал это блестяще. Ленин испещрил доклад Чичерина пометками: «Правильно!», «Верно!», подчеркнул отдельные фразы.

Программа разоружения, обнародованная Чичериным в Генуе, вызвала широкий и полезный для Советской России отклик.

Какова же была в Генуе роль Литвинова, судьба его тезисов, представленных в Политбюро?

Программа, изложенная советской делегацией на Генуэзской конференции, дает на этот вопрос ясный и недвусмысленный ответ. Эти тезисы, содержавшаяся в них программа действий соответствовали установкам В. И. Ленина и ЦК и были взяты советской делегацией на вооружение. Б. Е. Штейн констатирует: «Нам кажутся бесспорными следующие положения:

1) Реалистическая оценка двух возможных результатов Генуи (соглашение с капиталистическим лагерем или неуспех конференции) дана автором записки (М. М. Литвиновым) в ленинском духе и полностью соответствует оценке В. И. Лениным перспектив конференции в Генуе и пределов уступок советской делегации, данной в его публичной речи в марте 1922 года, произнесенной им на коммунистической фракции Союза металлистов.

2) Тактика, разработанная Г. В. Чичериным, М. М. Литвиновым, Л. Б. Красиным, Я. Э. Рудзутаком, полностью осуществлялась советской делегацией на разных этапах конференции и получила одобрение ЦК (и В. И. Ленина). Это одобрение касалось конкретных документов делегации, в которых она формулировала наши «купцовские предложения». Первым таким документом был Меморандум российской делегации на Генуэзской конференции от 20 апреля 1922 года, переданный делегациям Антанты в ответ на лондонский отчет экспертов. В этом меморандуме российская делегация отказалась обсудить условия союзников, несовместимые с достоинством и суверенитетом Советской страны, и опрокинула попытки рассматривать Советскую страну как побежденную».

Уже в конце первой недели стало ясно, что конференция не принесет успеха, но это ни в коем случае не будет означать поражения Советской России. Правда, Ллойд Джордж, наиболее дальновидный из буржуазных политиков, желавший торговать с Россией, предпринял шаги для установления контактов с советскими представителями. 14 и 15 апреля на вилле Альбертис по инициативе британского премьер-министра были устроены встречи Чичерина, Литвинова и Красина с руководящими деятелями Англии, Франции, Италии и Бельгии. Обсуждался вопрос о военных долгах и контрпретензиях советской стороны.

Н. И. Любимов, присутствовавший на этом совещании в качестве эксперта, пишет в своих воспоминаниях: «Ход совещания на вилле Альбертис я запомнил до деталей, в особенности потому, что список контрпретензий к странам Антанты за убытки 1918–1920 годов, причиненные интервентами, был составлен мною по поручению Г. В. Чичерина, полученному им непосредственно от В. И. Ленина. Оглашенную М. М. Литвиновым сумму наших контрпретензий за интервенцию и блокаду Ллойд Джордж лицемерно назвал „совершенно непостижимой“. В своем ответе Г. В. Чичерин категорически подчеркнул полную ответственность правительств Антанты за огромный ущерб, вызванный иностранным вторжением и блокадой. На вечернем заседании 15 апреля Ллойд Джордж отказался признать советские контрпретензии, равно как и сделать какие-либо скидки по долгам и претензиям к Советскому правительству… Отбив атаку антантовских дипломатов на вилле Альбертис, советская делегация подготовила и нанесла планам Запада сильнейший и неожиданный удар».

Теперь предстояло осуществить вторую задачу, поставленную Лениным на XI съезде партии: «Через Геную, если достаточно сообразительны и не слишком упрямы будут наши тамошние собеседники, мимо Генуи – если им вздумается упрямиться. Но цели своей мы достигнем!»

Вот тогда-то близ Генуи, в Рапалло, и произошло то знаменитейшее событие, которое привело в ярость врагов Советской России, вызвало у них небывалую растерянность: советские дипломаты подписали договор с Германией. Были установлены прямые дипломатические отношения, произошел взаимный отказ от всех претензий.

События, предшествовавшие пасхальному воскресенью 16 апреля, когда все свершилось, развивались с необычайной быстротой. Убедившись в том, что Запад, и в первую очередь Франция, не соглашается на признание Советской России, продолжает настаивать на возвращении национализированных предприятий, развивает программу экономического и политического закабаления нашей страны, советская дипломатия идет на быстрое сближение с Германией. Учтено и то, что к побежденной Германии и ее дипломатам союзники относятся с пренебрежением, и то, что не только Франция, но, в сущности, и остальные западные делегации сделали все для того, чтобы поставить ее в безвыходное положение. Учтена и позиция Ллойд Джорджа, который желает противопоставления немцев Франции и сквозь пальцы посмотрит на сближение России с ее крупнейшим западным соседом. Вооруженная ленинскими мыслями и идеями, гвардия советских дипломатов – Чичерин, Литвинов, Красин, Рудзутак, Воровский – действовала с точностью и стремительностью боксера на ринге, проявляя гибкость, необходимую осмотрительность и осторожность.

Американский дипломат и историк Джордж Кеннан, бывший посол США в Москве, констатирует в своей книге «Россия и Запад»: «В течение первой недели конференции Вальтер Ратенау и Иозеф Вирт трижды просили Ллойд Джорджа о приеме. Они так и не были приняты в нарушение всех правил дипломатической вежливости. В пятницу на страстной неделе Джаннини, секретарь итальянского министра иностранных дел Шанцера, информировал немцев, что переговоры на вилле Альбертис проходят успешно и вскоре будет достигнуто соглашение…

В субботу (15 апреля) усилились слухи о соглашении англичан и французов с русскими, немцы оставались все в том же полном неведении о ходе переговоров. Весь вечер они мрачно сидели в вестибюле своего отеля и наконец отправились спать в состоянии крайнего утомления и упадка духа».
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.