Глава шестая. На подъеме (3)

[1] [2] [3] [4]

В зале аплодисменты, растерянные возгласы. Теперь никому не удастся скрыть декларацию мира. «Правда» сообщит 2 декабря: «Речь Литвинова была выслушана с чрезвычайным вниманием… По общему мнению, допущение речи Литвинова в самом начале конференции явилось победой советской тактики».

Западные делегации оказались перед необходимостью обсуждать советскую декларацию. Как быть, что отвечать Советам? На трибуне Кашендэн. Он заявляет, что Англия уже разоружилась. На скамьях советской делегации взрыв хохота. Не могут удержаться от улыбки и другие делегации.

Кашендэн мобилизовал все силы, чтобы сорвать обсуждение декларации. В результате закулисных переговоров было решено начать дискуссию относительно срока созыва следующей сессии комиссии по безопасности. Литвинов несколько раз выступал, комментировал положения советской декларации, предложил созвать следующую сессию Подготовительной комиссии по разоружению 10 января 1928 года. И снова начинаются закулисные совещания. Лорд Кашендэн признает правомочность постановки вопроса Литвиновым и даже готов его поддержать. Но он предлагает не спешить. И снова были дискуссии… V сессию Подготовительной комиссии решили созвать 15 марта. Литвинов заявил, что при таком темпе работы нынешнее поколение никогда не дождется начала разоружения. Но он, конечно, приедет и 15 марта.

5 декабря 1927 года салон-вагон, сопровождаемый полицейскими, ушел из Женевы. Теперь пресса на все лады комментировала итоги. Японская «Джапан тайме» раздраженно писала: «Весь мир откликнется на декларацию Литвинова, которая произведет наиболее сильное впечатление в таких странах, как, например, Индия». Французские газеты меланхолично резюмировали: в Женеве не удалось отвергнуть предложения Литвинова, а лишь отсрочить их обсуждение.

А поезд мчится в Москву. Там уже заседает XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии большевиков, и Литвинову предстоит выступить с докладом об итогах женевской сессии.

Выступление Литвинова назначено на 14 декабря. В тот день на утреннем заседании обсуждался доклад председателя Совнаркома о первой пятилетке. Литвинову дали слово в конце заседания. В своем взволнованном обращении к съезду Литвинов сказал: «Товарищи, я счастлив, что свой первый информационный доклад о работе советской делегации в Подготовительной комиссии по разоружению я, благодаря удачному стечению обстоятельств, делаю перед высшим органом партии – перед ее съездом».

Литвинов подробно изложил историю вопроса о разоружении, рассказал об отношении разных стран к этому вопросу, о закулисных течениях. Сообщение, полное искрящегося юмора и сарказма, то и дело прерывалось одобрительными возгласами, взрывами смеха, аплодисментами: «Мы отлично знаем, что кое-кому желательно было бы не общее разоружение, а просто обезоружение единственного в мире Советского государства для того, чтобы взять его голыми руками. Но этот номер не пройдет. Мы заявили и заявляем, что мы готовы полностью осуществить нашу программу при согласии на это других стран. Если капиталистические государства сомневаются в нашей искренности, то у них есть средство проверить нашу искренность. Это средство есть их присоединение к нашей программе. Пусть они решатся на это. Если же они этого не сделают… то они перед всем миром, помимо своей воли, засвидетельствуют, что предложение о полном разоружении и прекращении войн может исходить лишь от Советского государства…»

До марта 1928 года Литвинов оставался в Москве. Он все еще жил на Софийской набережной. У Красных ворот в Хоромном тупике уже строили дом для сотрудников Наркоминдела, и Литвинов туда намеревался переехать. Дом на Софийской предполагалось передать одному из иностранных посольств.

Максим Максимович с нетерпением ждал этого переезда. Дети подрастали, пошли в школу. На Софийской набережной было не очень удобно жить, то и дело там устраивали дипломатические приемы, это мешало нормальной жизни. Непрерывные приезды и отъезды иностранных и советских дипломатов и вся атмосфера гостиницы отвлекали детей от занятий.

Как-то во время приема высокопоставленного иностранного государственного деятеля из-под стола вылез сын Литвинова и сказал изумленным дипломатам:

– Не бойтесь, это я, Миша.

Оказалось, что десятилетний Миша вместе со своим приятелем-одноклассником до начала приема спрятались под столом, замаскировались скатертью и просидели там несколько часов, потом мальчики решили «удивить публику».

– А ты уроки сделал? – задал Литвинов сыну свой излюбленный вопрос.

– Да, – ответил Миша.

– Тогда иди спать.

Дипломатический прием продолжался…

Вечера Литвинов, как обычно, проводил с семьей. Часто ходил в кинотеатры, на концерты, посещал выставки. В эти годы Литвинов сдружился с актерами Московского Художественного театра. Театр старался создать новый репертуар, искал пьесы, отражающие жизнь Советской России. Иногда после спектакля Немирович-Данченко спрашивал у Литвинова, что он думает о пьесе. Литвинов отмалчивался или отвечал, что ему лично нравится спектакль, – боялся, что его мнение могут навязать другим. Зима 1928 года прошла быстро, заполненная множеством забот. Начало индустриализации вызвало дополнительные хлопоты. Из-за границы приехало много специалистов. Они работали на стройках, помогали реконструировать заводы и фабрики. В Москву зачастили иностранные туристы. Наркоминдел предложил создать в СССР организацию по торговле с иностранцами – Торгсин. Предложение это было принято правительством. В 1929 году появились специальные магазины. Таким образом был получен новый источник валюты.

V сессия Подготовительной комиссии по разоружению должна была открыться 15 марта. Предполагалось, что на этот раз советская делегация задержится дольше, чем в декабре 1927 года, Литвинов и Луначарский взяли с собой на этот раз более значительную группу экспертов. Дипломатическим советником делегации был назначен Б. Е. Штейн, прекрасно зарекомендовавший себя в Генуе и Гааге, а военным советником – А. А. Ланговой, в прошлом офицер царской армии, человек больших знаний и культуры. Юрисконсультом делегации числился В. В. Егорьев, один из опытнейших работников Наркоминдела. Включен был в делегацию и однофамилец юрисконсульта В. Е. Егорьев, эксперт по военно-морским делам. Технический персонал делегации был очень небольшой: две стенографистки, машинистка, секретарь и шифровальщик. Вместе с делегацией в Женеву выехал корреспондент ТАСС К. А. Уманский. Литвинов ценил его не только за журналистские, но и дипломатические способности. Вскоре Уманский был назначен заведующим отделом печати Наркоминдела.

Как обычно, делегация поселилась в скромной гостинице, но каждый член делегации и технические сотрудники имели по комнатке. Питались все вместе в общей столовой. Меню для всех – от Литвинова до технического секретаря – было одинаковым.

Обстановка в Швейцарии по-прежнему была малоблагоприятной, ожидались провокации. Литвинов вышел из положения так же, как в свое время в Копенгагене, – договорился с швейцарскими друзьями. Они круглые сутки несли «караульную службу» на этаже, где жила советская делегация, раздобыли для нее автомобиль.

В свободное от заседаний время, иногда вечерами, если Литвинов не занимался подготовкой к очередному выступлению, в его комнате собиралась вся крошечная советская колония. Вот когда начиналось веселье, открывались настоящие диспуты. Больше всего спорили на литературные темы. В середине 20-х годов в Советском Союзе вышли в свет первые крупные литературные произведения: «Цемент» Гладкова, «Чапаев» и «Мятеж» Фурманова, «Лесозавод» Караваевой, появились произведения Булгакова. Все это вызывало пристальный интерес.

В субботу, когда наступал традиционный уик-энд, советская колония выезжала на пикник. Швейцарские друзья неизменно сопровождали русских дипломатов. Возвращались обычно вечером в воскресенье и устраивали литературные вечера в крохотной гостиной.

Еще до отъезда советской делегации в Женеву Литвинов по поручению Советского правительства направил генеральному секретарю Лиги наций «Проект конвенции о немедленном, полном и всеобщем разоружении», полностью основанный на тех принципиальных положениях, которые были выдвинуты советской делегацией на предыдущей сессии Подготовительной комиссии в ноябре 1927 года.

19 марта Литвинов выступил с первой речью по поводу советского проекта. За прошедшие месяцы советская делегация получила сотни писем из всех стран мира, поддерживающих идею разоружения. Он сообщил, что только одно полученное уже в Женеве обращение подписали 124 международные организации, поддерживающие советский проект. Теперь пора перейти от слов к делу. Лига наций уже провела за время своего существования 120 сессий, посвященных разоружению, предложила на обсуждение 111 резолюций, а воз и ныне там. Если болтовня будет продолжаться, то сама идея разоружения будет дискредитирована. «Не для такого рода работы, – заявил Литвинов, – Советское правительство послало свою делегацию в Женеву. Поглощенное колоссальной задачей построения на совершенно новых началах огромного государства… оно не стало бы отвлекаться в сторону от этой работы, если бы не относилось самым серьезным, деловым и искренним образом к проблеме мира, осуществление которого является краеугольным камнем всей его политики».

Литвинов прекрасно понимал, что он не может надеяться на поддержку какой-либо делегации. Глава английской делегации лорд Кашендэн чувствует себя полным хозяином в Женеве и не даст пройти советскому проекту. Делегат буржуазной Польши немедленно выступит с нападками на него, и это же самое сделают итальянец и делегат США, да и другие не отстанут.

И Литвинов не ошибся: на сессии разгорелась баталия по поводу советского проекта. Атаку возглавил лорд Кашендэн, сгруппировавший вокруг себя все антисоветские силы на сессии. Он выступил с критикой советского проекта, стараясь выполнить полученную из Лондона директиву. Луначарский писал: «Пот под конец градом катил с массивного лба и увесистых щек сановника, так что один товарищ из советской делегации не без благородства сказал: „Не все же заставлять пролетариев лить пот, вот и пролетарии заставили попотеть лорда“.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.