Глава первая. Народный посол (2)

[1] [2]

В Москве с тревогой следили за борьбой Литвинова в Лондоне. Чичерин докладывал VII Всероссийскому съезду Советов в декабре 1919 года: «В июне 1918 года на лондонской рабочей конференции Керенский был встречен враждебными возгласами, и конференция устроила овацию тов. Литвинову, которому не разрешено было говорить… На грандиозных митингах в Лондоне… при всеобщем энтузиазме присутствующих принимались резолюции с требованием: „Руки прочь от Советской России!“

Вот что говорилось в одной из листовок того времени: «Полученные нами в последнее время сведения говорят о том, что английские войска высадились в Ревеле и наступают на Петроград. Это требует от рабочих Великобритании немедленных действий. Надо обсудить, какие меры необходимо предпринять, чтобы заставить правительства союзников вывести все свои войска с русской территории… Ничто не оправдывает продолжение войны против первой социалистической республики».

Митинг в Лондоне, принявший текст этой листовки, призвал всех трудящихся Великобритании подняться на борьбу против империалистической интервенции в Советской России.

Но главные трудности были еще впереди. Англия начала открыто проводить политику интервенции, и это сразу же сказалось на положении Литвинова. Он рассказывал об этом: «Явившись однажды утром в полпредство, я нашел его запертым на замок. Оказалось, что хозяин дома на Виктория-стрит, 82, решил раз и навсегда ликвидировать столь опасное учреждение, как советское полпредство, и с полным нарушением заключенного между нами контракта самовольно повесил замок на двери. Я обратился в суд. Суд разбирал мою жалобу и нашел, что владелец дома действительно нарушил подписанный им контракт. Этот последний аргументировал тем, что я-де занимаюсь в Англии опасной „пропагандой против короля и отечества“. Суд открыто стал на сторону владельца дома и в своем решении признал, что хотя заключенный контракт был односторонне нарушен хозяином дома, но все-таки мне надлежит отказать. Апеллировать против этого решения в высшие судебные инстанции при сложившихся обстоятельствах я считал бесполезным и потому дальнейшее ведение дела прекратил. В результате „Русское народное посольство“ на Виктория-стрит, 82, перестало существовать, и мне пришлось перевести его в собственную квартиру на Бигвуд-авеню, 11, Голдерс Грин, С. 3.».

Сложившаяся тяжелая для Литвинова обстановка отразилась и на положении его семьи. У Литвиновых родился второй ребенок – дочь, которую назвали Татьяной. А. В. Литвинова свидетельствует: «Недели через две после моего возвращения из родильного дома наша приходящая работница Шарлотта перестала приходить, и мне пришлось хозяйничать одной с двумя малышами, из которых один был грудной, а другой вступил в тот возраст, когда нельзя спускать глаз с ребенка ни на минуту. Моя тетя Эдит ринулась к Шарлотте, чтобы узнать, в чем дело. В это время свирепствовала испанка, и мы подумали, что Шарлотта подцепила эту болезнь. Но Шарлотта была на ногах. Она сама открыла дверь и впустила миссис Идер. Нет, нет, она не может больше ходить к миссис Литвинофф, она никогда ничего такого себе не позволяла и не желает, чтобы люди видели ее входящей и выходящей из дома, над которым учрежден полицейский надзор. Вот уже несколько дней, как она заметила, что у фонаря напротив их окон околачиваются сыщики и, как только мистер Литвинофф выходит из дому, следуют за ним по пятам. Она не представляет себе, в чем он мог провиниться перед властями, он такой спокойный и вежливый джентльмен, но, как бы там ни было, она не желает связываться с полицией».

30 августа 1918 года в Москве было совершено покушение на Ленина. Английская реакция бесновалась, ждала гибели революции, злорадствовала. Положение Литвинова стало еще более сложным. Правительственные круги больше не желали мириться с тем, что в Англии находится даже полуофициальный представитель Советской России. Шарлотта была права. За Литвиновым давно уже была установлена негласная слежка. Однако вскоре формальное приличие было отброшено как ненужный атрибут. 1 сентября в Москве за контрреволюционную деятельность арестовали Брюса Локкарта. Сразу же в лондонских газетах появилось следующее сообщение: «Сегодня к советскому „посольству“ прикрепили представителя Скотланд-Ярда, и за действиями г-на Литвинова ведется тщательное наблюдение.

Г-н Литвинов заявил, что у него нет прямой информации относительно ареста г-на Локкарта. Он сказал также, что установленное полицейскими властями наблюдение за ним, естественно, весьма затрудняет его работу».

Работа Литвинова не просто была затруднена, его арестовали. «Английское правительство в виде ответной репрессии, – вспоминал Литвинов, – 6 сентября произвело обыск в моей квартире и арестовало меня. Одновременно со мной были обысканы и арестованы почти все работники полпредства. Посажен я был в Брикстонскую тюрьму».

Но посол есть посол, даже формально не признанный. На дверь тюремной камеры, в которую посадили Литвинова, была повешена табличка: «Гость его величества». А «гость» без устали шагал по камере – три шага туда, три обратно – и думал, что ему предпринять, чтобы скорее оказаться на воле. Оттуда приходили недобрые вести. Газеты требовали самых строгих мер по отношению к красному послу. В папке Литвинова хранилась газетная статья, автор которой требовал сообщить Ленину, что «при малейшем насилии, примененном к Локкарту, Литвинов будет расстрелян». Это место в статье Литвинов подчеркнул красным карандашом.

О дальнейших событиях Максим Максимович рассказал следующее: «Спустя несколько дней после моего ареста ко мне в тюрьму явился Липер. Причина его визита была такова. До моего заключения английский МИД имел возможность сноситься с Советским правительством через меня. Никаких других способов сношений с Москвой в тот момент у него не было (ведь Локкарт уже сидел в тюрьме). Со дня моего ареста эта единственная ниточка между Лондоном и Москвой была оборвана. А между тем в связи с арестом Локкарта Лондон вынужден был начать какие-то переговоры с Москвой – прежде всего в целях освобождения Локкарта. Как это было сделать? Тогда в МИД вспомнили обо мне и прислали ко мне Липера. Липер просил меня послать в Москву шифровку и передать предложение британского правительства обменять меня на Локкарта. Я ответил Липеру, что никакой шифровки из тюрьмы посылать не буду. Одно из двух: или британское правительство считает меня уполномоченным Советского правительства, тогда я должен быть на свободе, или же оно считает меня арестантом, тогда незачем обращаться ко мне с просьбой о посылке шифровки. Надо сделать выбор. Липер ушел от меня, не добившись ничего.

Моя постановка вопроса в конце концов возымела свое действие. Через десять дней после ареста я был выпущен из тюрьмы и вновь вернулся на свою квартиру. Вместе со мной, по моему категорическому требованию, были освобождены и другие работники полпредства. После моего выхода из тюрьмы ко мне, правда, были приставлены агенты Скотланд-Ярда, которые неотступно следовали за мной по пятам, но все-таки я был на свободе и теперь согласился передать Советскому правительству предложение МИД. Предложение это Москвой было принято, и вопрос о моем отъезде из Англии был, таким образом, принципиально решен.

Однако при практическом проведении этого решения встретился ряд весьма серьезных трудностей. Локкарт был в Москве, я был в Лондоне, сношения железнодорожные, телеграфные, телефонные и всякие другие между обеими столицами в то время были если не совсем порваны, то, во всяком случае, крайне осложнены. Устроить при таких условиях переход советской границы Локкартом и английской границы мною в один и тот же день и час было просто невозможно. В конечном счете вся операция обмена уперлась в вопрос, кто должен первым перейти границу: я или Локкарт? В течение долгого времени мы никак не могли договориться. Тогда я сделал МИД такое предложение: я выеду из Англии первый, но не поеду сразу в Советскую Россию, а останусь в Христиании (ныне Осло) и буду в Норвегии дожидаться выезда Локкарта из Советской России. С тяжелым сердцем Бальфур в конце концов принял мое предложение.

Дело происходило в конце 1918 года. Сношения между Англией и Советской Россией шли в то время через Скандинавию. Сношения эти были чрезвычайно затруднены германской блокадой Англии с помощью подводных лодок, а также громадным количеством мин, установленных в Северном море. Практически мне предстояло из Лондона проехать в Абердин, сесть там на пароход, который под охраной двух миноносцев совершал более или менее регулярные рейсы по линии Абердин – Берген, и затем уже через Христианию и Стокгольм искать доступа в Советскую Россию. Как раз в момент моего отъезда из Лондона на английских железных дорогах разразилась стачка. Тогда МИД решил отправить меня и моих товарищей (со мной уезжало около сорока большевиков, находившихся еще в Лондоне) на автобусах. Я согласился. Липер поехал сопровождать меня до Абердина. Кроме того, с нами был еще норвежский вице-консул в Лондоне, который тоже принимал некоторое участие в моей эвакуации из Англии. Путь от Абердина до Христиании я совершил вполне благополучно.

Прибыв в норвежскую столицу, я явился к норвежскому министру иностранных дел, изложив обстоятельства, при которых произошел мой отъезд из Англии, и заявил ему, что я нахожусь всецело в его распоряжении. Норвежский министр иностранных дел оказался в большом затруднении. Он сказал, что мое соглашение с английским МИД его совершенно не касается и что я могу поступать дальше, как мне заблагорассудится. После норвежского министра иностранных дел я сделал визит британской миссии в Христиании и сообщил ей, что во исполнении моего соглашения с МИД я остаюсь в столице Норвегии до тех пор, пока не будет получено сообщение о выезде Брюса Локкарта из Советской России.

С освобождением и эвакуацией Локкарта произошла известная задержка, и только в первых числах октября он пересек наконец русско-финскую границу. На этом мое соглашение с английским МИД кончилось, а вместе с тем кончилась и история первого советского полпредства в Лондоне».

Когда выпущенные из тюрьмы сотрудники советского посольства прибыли из Лондона в Петроград? Источники на этот счет разноречивы. В своих статьях, посвященных итогам внешней политики Советской России за два года, опубликованных в «Известиях» за 6, 7 и 13 ноября 1919 года, Г. В. Чичерин писал, что Литвинов прибыл в Петроград 11 октября. Видимо, это была ошибка не Георгия Васильевича, а стенографистки, записавшей его статью. С этой ошибкой статьи вошли и в сборник статей и речей Чичерина. В действительности советские дипломаты и сорок большевиков, выехавших из Лондона вместе с Литвиновым, прибыли в Петроград на две недели позже. 26 октября в «Правде» появилась следующая заметка, переданная из Петрограда и озаглавленная «Прибытие послов Российской Республики из Англии»: «Вчера приехали в Петербург и остановились в доме Рабоче-Крестьянской Красной Армии члены посольства Российской Республики в Англии. Тов. Литвинов задержался в пути и приедет несколькими днями позже».

Литвинов сдержал слово, данное им английскому министерству иностранных дел. Он ждал в Христиании сообщения, что Локкарт пересек финскую границу, и лишь тогда двинулся в путь. В Петроград Литвинов прибыл в канун первой годовщины Октября.

Стоял необычный для северных широт сухой осенний день. Литвинов впервые в своей жизни увидел Россию без жандармов. Он молча смотрел на людей, дома, улицы, узнавал и не узнавал город – новый для него Питер, Петроград. Двенадцать лет Литвинов был в изгнании. В 1906 году он вынужден был приехать в Петербург, чтобы вырвать у меньшевиков деньги на покупку оружия для вооруженного восстания. Он с огромным трудом ускользнул тогда от полицейских ищеек в Финляндию, а затем скрылся за границу, чтобы больше в России не появляться. Такова была воля ЦК РСДРП (б). И вот теперь он снова на Родине.

Литвинову надо было в Смольный. Но ему вдруг неудержимо захотелось увидеть дом на Троицкой улице, где находилась редакция «Новой жизни», в выпуске которой он участвовал в дни первой российской революции, а затем пройти по Невскому проспекту, к зданию, где в 1905 году помещался ЦК большевиков.
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.