Наводчики-операторы (1)
[1] [2] [3] [4]– Взводу отбой. К ночи, когда сменится с наряда, приедет Меньшов тебе в помощь. Завтра у вас стрельбы на директрисе, а не в боксе.
Завтра утром вам завтрак подвезут.
– А нам не надо, – влез Судаков. – У нас есть. Хотите морковочку, товарищ старший лейтенант?
Замполит мгновенно оценил обстановку.
– Откуда морковка? С колхозного поля?! Они ее ели, Ханин.
– Ну…
– Она же не мытая, не чищенная, они отравиться все могут. Ты это понимаешь?
– Хуже уже не будет.
– Чего? Ты солдат советской армии убить хочешь?
– Взвод все равно баню пропустил, а от грязи, которая на них можно и заражение крови получить через гимнастерки, так что грязь снаружи, грязь внутри – почти гармоничный баланс.
– Если хоть один дристать пойдет, ты у меня на "губу" сядешь. Понял?
– Ага, понял, товарищ старший лейтенант. Без проблем. Перед
"губой" обязаны помыться дать. Меня на губе не тронут, Салюткин проверял, а Вы зато взводом покомандуете.
– Достал ты со своей баней. Вот заладил… Отбой! Всем отбой!! Я уехал.
В казарме мы оказались не одни. Вместе с нами ночевали два взвода роты будущих водил бронетранспортеров, за которыми оставили присматривать старшину роты старшего прапорщика Важина. Он безостановочно стучал по черной пластиковой клавише находящегося в казарме и вечно не работающего телефона, и кричал "Карбазол, полк.
Карбазол, полк". Полк не отвечал.
– Дозвониться не могу, – сетовал старшина. – Тамарка съест.
Прапорщик медслужбы Тамара была его женой. Семейных отношений я не знал и не мог ничего сказать прапорщику, зная Тамарку только как женщину добрейшую и регулярно меня спасающую от армейских залетов с начальством методом приписывания мне температуры, в результате чего меня клали на два-три дня в санчасть.
– Духи, подъем! – я стоял, уперев руки в бока, посредине казармы злой от грязи, которую я чувствовал своим нутром, и чувства голода, от которого я и проснулся за полчаса до подъема. – Первому, второму батальонам не понятна команда? Вскочили духи! Я наблюдаю весь личный состав в мойке через тридцать секунд. Время пошло!! Осталось двадцать!!!
Солдаты, толкая друг друга, бежали к умывальникам, где текла холодная, сводящая зубы вода. Зубных щеток с собой почти ни у кого не было, как и пасты, поэтому солдаты терли зубы пальцами, полоскали рот, сплевывая воду.
– Ты чего брызгаешься, урод? Щас как дам в рыло.
– Сам огребешь, козел.
– Стоять, сынки. Оба наружу! Ваше время истекло! Живо! – прерывал я спор, и солдаты выскакивали из ванной комнаты, получая по дороге пинок ускорения.
– Взвод, строится! – приказал я, выходя из казармы на солнечный свет. Хотелось лечь на травку лицом к солнцу, закрыть глаза и слушать пение птиц, забыв об армии хотя бы на несколько минут.
Солдаты лениво вставали с деревянных скамеек и становились на свои места в строю. Я ждал.
– Орлы! С песнями и танцами мы направляемся на стрельбище.
Сегодня вам предстоит попытаться попасть в мишень из движущейся техники. Сбившие все мишени будут представлены к званию Героя
Советского Союза с вручением орденов и медалей… посмертно. А самые героические бойцы получат увольнение в город в воскресенье.
– А завтраком нас кормить будут? Жрать хочется… – послышалось из строя.
– Воин, ты сюда жрать приехал или родину охранять? Солдат должен с легкостью переносить все тяготы и лишения. Помним такое? А вас с завтраком разок прокатили, вы уже и разнылись. А если война? Кто воевать будет? Я, что ли? Поэтому с легкость, радостью и блеском в глазах… Равняйсь! Оставить!! Равняйсь!! Смирно!! Напра-во!!
Шагооооом арш!! Песню запе-вай!!
Возвращаясь на исходные позиции на директрисе, меняя тексты песен и чеканя шаг в пыли дороги, мы дошли до стрельбища. Боевые машины пехоты стояли на насыпях, готовые при первой команде тронуться в направлении мишеней.
– Еще назад, еще. Ты ничего не слышишь, урод? – кричал старший сержант- механик в черном танковом комбинезоне кому-то из молодых водителей, выравнивающему БМП на бруствере. – Стой!! Стой!!! Стой, твою мать!!!
Солдат явно не только не слышал, но даже не понимал знака руками, который показывал ему сержант, и только болтал головой. Машина тихо ползла.
– Стой!! – аж подпрыгнул вверх сержант и махнул руками.
Вместо того, чтобы остановиться, машина взревела и резко дернулась назад к двум, практически растущим из одного корня, березам. От удара пятнадцатиметровые деревья вырвало с корнем и свалило на дорогу, идущую вдоль всех стрельбищ.
– Урод!! Вот родился уродом, уродом и умрешь. Ты чего наделал?! – орал сержант, стараясь перекричать рев двигателя. – Стой!!!
Машина дернулась еще раз и остановилась.
– Вылезай, чудила! Вылезай, нах оттуда. Посмотри, что ты сделал?
– А? Что? – поднял наушник прикрывающий ухо механик. – Ё! Твою мать!! А кто березки завалил?
– Бабушка моя, урод!! Кто мог кроме тебя?
– Я их даже не касался! – перепугался механик.- Бля буду, не касался.
– Ты и так бля гребаная!! Ты думаешь, что это его "духи" деревья завалили? Ты, урод ушастый даже не почувствовал?
– Неа.
– Неа, – передразнил его сержант. – Тащи кабель, бля. По дороге не проехать. Кэп сейчас на УАЗике побежит – все огребем, – и подошел ко мне. – Привет. Видел недоумка, да? Я этого придурка еще две недели назад посылал за "баночкой трансмиссии". Так побежал ведь, дебил. И чему его в учебке учили?
Пересекая поле, к нам медленно приближалась еще одна боевая машина пехоты. Из люка водителя-механика торчала голова в шлемофоне.
Вдруг голова начала приподниматься, и механик полностью вылез из продолжающей ехать БМП. Машина приближалась к нам, а механик, не обращая на это внимание, пройдясь по корпусу остановился на задней части БМП, расстегнул ширинку и начал поливать собственной мочой идущий из выхлопной трубы дым.
– Он чего, рехнулся? – спросил я сержанта-механика.
– А чего ему? Она же на первой пониженной, – спокойно отреагировал тот, давая понять, что они все так делают.
– А если она на кочке дернется?
– А куда ей дернуться? Она по прямой бежит.
В это время механик-водитель, явно демонстрирующий моим "духам" класс вождения, закончив свои дела, вернулся обратно к люку, сел на его край, свесив ноги вниз и… зацепившись ногами за "птичку" – руль управления в БМП – резко развернув машину ногами на 90 градусов, покатился параллельно нам.
– Дай покататься, – дернул я за рукав сержанта.
– Бери, – махнул он рукой в сторону стоящей машины.
– Магомедов, всех к стендам учить матчасть. Приеду – проверю! – скомандовал я, перехватывая у механика шлемофон и забираясь на БМП.
– Тут не сцепление, как у машины, а фрикцион, – кричал мне в ухо механик. – Поэтому не выжимаешь, а бросаешь. Понял? Смотри, как передачи переключаются.
Я гнал БМП по полосе, и это был самый радостный день в моей службе. Машина подпрыгивала на кочках, но я не чувствовал этого, практически находясь в воздухе. Машина чувствовала меня, а я чувствовал ее, получая огромное удовольствие от вождения большой сильной техники. Я гонял машину вдоль и поперек стрельбища, поднимаясь и спускаясь с небольших насыпей.
– Давай на крайнюю полосу. На крайнюю слева, – услышал я крик в наушнике. – Ханин, бля, давай на левую полосу, я тебе говорю.
Я развернул машину и выжал газ. Перепрыгивая через полосы движения, БМП неслась к краю, где механики чинили, мыли и чистили свои машины.
– Вылазь, – показывая рукой, чтобы я возвращался, надрывал издали горло сержант-механик. Я выскочил из машины улыбающийся и довольный.
– Спасибо.
– Ты почти час катался. Там ваш замполит приехал, мыль жопу.
– Да и хрен с ним. Спасибо. – Я был счастлив, и мне не мог испортить настроение даже замполит.
Отдав шлемофон механику, я быстрым шагом пошел в сторону вышки стрельбища.
Замполит стоял перед взводом и распинался.
– Вы обязаны были что делать?
– Учить матчасть
– А вы чем занимались? Где сержант?
– Товарищ гвардии старший лейтенант. Разрешите встать в строй?
Гвардии старший сержант Ханин.
– Тебя кто отпускал? У тебя какой приказ был? Ты почему на БМП катаешься?