"дедов" из других рот. Все мы, конечно, были знакомы, но одно дело видеться, другое дело – служить в одном подразделении">

День рождения

[1] [2] [3] [4]

День рождения

Изменения за дни нашей командировки были поистине грандиозные.

Командир роты еще значился на должности, но во время его отсутствия, обязанности ротного ревностно исполнял лейтенант Салюткин. Последние

"дембеля" распростились с армейской службой, и часть сержантов в батальоне перераспределили, в результате чего у нас добавилось

"дедов" из других рот. Все мы, конечно, были знакомы, но одно дело видеться, другое дело – служить в одном подразделении. Исполняющим обязанности старшины был назначен "дед" – старший сержант Бугаев, минчанин крепкой наружности, так ни разу и не побывавший дома за время службы. Увидеть дом ему хотелось до ужаса, и он готов был землю грызть перед Салюткиным, который, утверждая, что его вот-вот официально назначат командиром третьей роты, обещал Бугаеву краткосрочный отпуск на Родину за его, "бугаевскую", вечную преданность. "Бугай" искренне верил обещаниям лейтенанта и старался изо всех сил.

Во всей этой катавасии мне отводилось временное место командира третьего взвода до назначения на эту должность офицера, в заместители которого я и должен был в последствии перейти. Но утром в день возвращения мне это было, мягко говоря, "до фени". Я проспал завтрак и лежал в воспоминаниях о днях, проведенных в Москве, и сожалениях о том, что так и не съездил в Питер. Именно в состоянии мечтающего, валяющегося на армейской койке, меня и увидел Салюткин.

– Ты заболел? Почему не в санчасти?

Салюткин явно недолюбливал меня еще в мою бытность курсантом первой мотострелковой роты, а тут я оказался в его непосредственном, хотя и немного странном, подчинении.

– Я только из командировки вернулся…

– Подъем! Построить новобранцев. Доложить! – и Салюткин удалился в каптерку к "Бугаю".

Нехотя я встал, умылся, перепоручил построение Самсону и пошел уточнять с Сашкой, какие у нас планы.

– Надо бы документы сдать, – вспомнил Сашка.

– Можно и в город уйти, а документы вечером, часов в шесть, сдать…

– А чего в городе-то делать? У нас несколько солдат новых появилось, один выпендривается. Наверное, решил, что ему тут детский сад. Я его повоспитывать хочу, привести к первоначальному состоянию бойца.

– Ну, я чайку у писарей хлебну, и пойдем сдавать в "строевую".

– Договорились.

Штаб батальона оказался закрытым, и я зашел в канцелярию ротного.

За столом ротного сидел короткостриженный, белобрысый, перепуганный солдат и что-то писал. Он даже не поднял головы, когда я вошел.

"Оборзел солдатик? – подумал я. – За неделю оборзел?".

– Встать!! Смирно!!

Солдат вскочил.

– Чего вылупился, воин? Как фамилия-то?

– Назарчук, – выпалил он, выкатывая на меня глаза.

– Ты почему не приветствуешь старших вставанием? – спросил я.

– Задумался, выполнял приказ…

– Приказы отменяют уставы, товарищ солдат?

– Никак нет!

– Чей приказ выполнял?

– Гвардии младшего сержанта Доцейко, – и с этими словами солдат опустился на стул.

– Ты чего, солдатик? – опешил я. – Была команда садиться? Устал?!

Так сейчас лежать будешь!! Выйти из-за стола!! Приказа не слышал??

Бегом!!!

Назарчук выскочил из-за стола.

– Уже и крючок не застегиваем? Ремень расслаблен? "Бурый" солдат, совсем "бурый". Упор лежа принять!! Отставить, не резко! Упор лежа принять! Отжимаемся: раз-два, раз-два, раз-два.

Назарчук не очень умело прижимался к полу, стирая униформой пыль с досчатого пола, и с усилиями поднимал свое тощее тело.

– Раз-два, раз-два.

Дверь канцелярии открылась, и в помещение вошли Сенеда, Доцейко и

Родионов.

– Ты чего моего писаря гоняешь? – поднял брови Доцейко. – Привет, кстати. Как съездил?

– Привет всем. А у тебя уже свои писаря появились? – ответил я вопросом на вопрос, и, присев на корточки, опустил голову к "духу".

– Команды "прекращать" не было. Раз-два, раз-два.

– Потом заскочи, – бросил мне Родионов, и они с Сенедой вышли.

– Откуда ты, орел? – спросил я Назарчука.

– Из Ростова.

– Молодец, а годков тебе сколько, сынок?

– Двадцать шесть скоро.

– Сколько? – я соскочил со стола, на котором сидел.

– Двадцать шесть.

– Ты с "высшим" что ли?

– Ага.

– Кто по специальности?

– Инженер-строитель, – продолжая упираться руками в пол и подняв голову, ответил солдат.

– Да хватит тебе пол "хебешкой" вытирать, встань.

Мне стало откровенно стыдно перед парнем, который был на семь лет старше меня, а я шпынял его, как мальчишку. В армии было не принято сильно гонять ребят с высшим образованием, которые имели существенную разницу в возрасте с обычными военнослужащими срочной службы и по воле случая попали на полтора года выполнять свой гражданский долг. Такие ребята в случае окончания военного училища уже имели бы звания капитанов, что давало им небольшие привилегии.

– Так ты и писать, и чертить умеешь?

– Умею.

– А кирпичи класть?

– Умею, если честно. В стройотряде клал. Только Вы, товарищ сержант, никому об этом не говорите, ладно?

Это было сказано так наивно, что я сразу согласился.

– Прикольный он, да? – захихикал Доцейко. – Иди, Андрей, работай.

Иди, иди.

– Олег, так вы парня к себе заберете?

– Пока его ротный не отпускает, но еще несколько дней, ротный уйдет и тогда…

Мы перешли в комнату штаба батальона. Сенеда ставил чайник, а

Роман, только что вернувшийся с офицерских курсов, собирал вещи.

– Все, ухожу. Вместо меня будет Сафронов. Жаль, что ты не согласился.

– Ром, ты меня чуть из комсомола не выгнал, какой из меня комсомолец батальона?

– Да чего уже говорить? Проехали. Давайте прощаться, у меня поезд через час.

Мы обнялись, проверили, что все телефоны и адреса давно внесены в записные книжки, и пожелали Ромке, как учителю истории, поменьше наезжать на пионеров в школе.

Документы в строевую часть я сдал после двенадцати. Это оказалось очень просто. Макс принял у меня бумажки, посоветовал не мешать, сказав, что сам все сделает, а сейчас нет времени даже на перекур. Я отправился обратно в роту, рассчитывая до вечера не сильно напрягаться с выполнением служебных обязанностей в преддверии моего дня рождения. Как же я сильно ошибался.

– Ханин, ты где шляешься? – Салюткин был в гневе. – Ты сегодня заступаешь в наряд по роте. Понял?

– Товарищ лейтенант, у меня завтра день рождения. Я в увольнение собрался.

– А кто тебе его обещал-то, увольнение?

– Ротный, старшина…

– Ротный теперь – это я. Понял? Я решаю. А я решил, что ты заступаешь в наряд дежурным по роте.

– Товарищ лейтенант, мы вернулись вместе с Денискиным. Он заступит сегодня, а я завтра вечером его сменю. Мы с ним уже договорились…

– Не хочу ничего знать. Ты заступаешь, и все. А сейчас ведите, товарищ сержант, роту на обед.

Я построил роту и вышел вместе с ней на обед. Мое мнение об идеях

Салюткина выплеснулись в реализации отрицательных эмоциях на роте новобранцев. Я остановил солдат перед входом в столовую и дал команду:

– В столовую бегом…

Так как новобранцы еще не усвоили, какие действия положено выполнять за командой, то перечень указаний посыпался на их бедные головы с невообразимой скоростью.

– Отставить! Ручки согнуты в локте, корпус тела наклонен вперед!!

Я не вижу, чтобы все стоящие в строю выполнили команду. Оставить!! В столовую бегом… Отставить!! Бегом!! Какой урод руку в локте согнуть не могЁт? Рота, кругом, двадцать шагов вперед шагом марш!!

Я гонял солдат перед входом в столовую добрую четверть часа, выплескивая на не в чем не повинных людей свою неприязнь к новоявленному командиру роты. В результате бессмысленной траты времени у солдат практически не осталось его на обед.

После того как я выгнал роту на улицу строиться, вновь перепоручив Самсонову личный состав, а сам вразвалочку вышел на крыльцо, щурясь на яркое солнце, то первым офицером, который встретил меня был Салюткин.

– Товарищ сержант, почему Вы не идете вровень со строем?
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.