– Замком взвода, ко мне! – послышался крик сверху.
– Товарищ се">

Неуставные взаимоотношения (1)

[1] [2] [3] [4]

Неуставные взаимоотношения

Ночные стрельбы шли полным ходом. Солдаты стреляли по мишеням, которые падали и тут же поднимались благодаря операторам директрисы.

Во втором часу ночи стрельбы прекратились из-за того, что один из выстрелов попал в "ногу", держащую мишень. Кусок деревяшки переломился и уперся в землю, что прекратило его способность падать и быть поднятым в автоматическом режиме.

– Замком взвода, ко мне! – послышался крик сверху.

– Товарищ сержант, Вас ротный, – услужливо сказал кто-то из солдат.

– Слышу. Сейчас, только портянки перемотаю, – хмыкнул я, и через две минуты стоял перед ротным.

– Ваш солдат, товарищ сержант, перебил опору мишени…

– Молодец, удачные стрельбы…

– Не паясничай. Мишени заклинило. Ни одна не поднимается.

Отправляйся к операторам и выясни, когда починят. Приказ ясен?

– Так точно, – поднял я руку к пилотке и направился… на первый этаж той же вышки, где получил приказ от ротного.

Почему ротный не мог сам спуститься, а послал за мной солдата, на что действий и траты времени ушло немного больше, я не понимал. Это была армейская логика. Офицеры старались бороться с лишним припахиванием удобными для них методами. Днем раньше Салюткин пытался объяснить сержантам, что они не должны посылать солдата за кружкой воды для себя, если бачок стоит в пяти метрах. Он был убежден, что сержант не переломится, если пройдет сам несколько метров. Все стоящие вокруг кивали головами, соглашаясь. Пока лейтенант разглагольствовал, послышался крик со стороны вышки.

Ротный кричал, чтобы ему принесли пулеметную ленту. Ящик с лентами лежал под ногами у молодого лейтенанта, но он не нагнулся, а приказал стоящему рядом младшему сержанту, который автоматически перепоручил задание солдату. Я стоял несколькими метрами в стороне и наблюдал все как бы со стороны. После речи Салюткина произошедшее вызвало у меня приступ смеха. Все смотрели на меня, а я смеялся и не мог остановиться, чтобы объяснить, что меня так развеселило. Когда же я справился со своей эмоцией и поделился впечатлением, то

Салюткин мгновенно позеленел, объяснив, что не сержантское дело делать замечания офицерам и чтобы я убирался к своему взводу, что я и выполнил, похихикивая по дороге.

В комнате операторов сидел молодой солдат, которого за два месяца до этого отдали из моего взвода на обучение операторам, как имеющего образование электронщика.

– А где твои отцы-командиры? – спросил я, когда он, открыв дверь, продемонстрировал мне совершенно заспанную физиономию.

– Ушли по делам.

– Ну, ушли, так ушли.

Я доложил о ситуации ротному и получил новый приказ – дождаться операторов и исправить положение. Дожидаться пришлось долго. Я задремал, опустив голову на грудь, когда дверь распахнулась явно от удара ноги. На пороге стояли операторы. Коля – старший оператор директрисы, белобрысый, зеленоглазый младший сержант – был высокого роста и, покачиваясь, держал в руках большую трехлитровую банку.

Митяня – черноволосый помощник Коли – был роста невысокого, но крепыш хоть куда. Гимнастерки у ребят были расстегнуты, ремни опущены. Колин глаз украшал большой фингал, цвет которого не определялся в темноте комнаты. У Митяни голова была разбита, волосы и лоб в крови.

– Это ты где так навернулся? – удивился я.

– А тебя имеет? – тут же резко отреагировал Митяня. – Почему стрельб нету?!

– Вот вас, орлов, ждем-с, – попытался я перевести разговор в шутку, понимая, что ребята "ни лыка вяжут". – Солдат в опору мишени попал.

– Чего? Куда попал? Посмотри, что делается? – тыкнул он рукой в сторону приборов.

– Да пошел ты, – глянул я на часы и пошел к выходу.

– Ты кому сказал? – заплетающимся языком спросил Митяня.

Не отвечая, я продолжил свой путь к выходу.

– Алло, ты куда? Я с тобой разговариваю.

– Отвали,- вяло ответил я, проходя мимо него, и тут же получил удар сзади по голове. Удар получился скользящим, так как Митяня с трудом держался на ногах, и только зацепил пилотку, которая слетела на пол.

– Совсем нажрался, сука? – рявкнул я и резко толкнул Митяню в грудь рукой, отчего он отлетел к противоположной стене.

– Ты чего друга обижаешь? – пошел на меня Колян, но в это время

Митяня рванулся в темную комнату к приборам и выскочил оттуда с винтовкой прапорщика в руках.

Начальник директрисы, прапорщик Козлов, был заядлым охотником. На охоту он ходил с красивой, гладкоствольной винтовкой ИЖ-18, которую и принес на директрису. Жена его увлечение не одобряла, из-за чего прапорщик регулярно оставлял оружие в комнате операторов.

Винтовка, направленная мне в грудь, дрожала в его руках.

– Ствол опусти, – как можно спокойнее сказал я.

– Боишься? – злорадно усмехаясь, спросил Митяня.

– Раз в год и кочерга стреляет. Забыл? – с максимальным спокойствием, зная, что винтовка не может быть заряжена, потому что не далее, как несколько часов назад я сам проверял, что патронов в ней нет, ответил я.

– Значит боишься, – подытожил Митяня. – Правильно боишься.

Кнопочка-то вот она!! Ты пошто меня ударил? Стой, где стоишь, бля!

Сейчас нажму, и хана тебе. Хана!!

В книгах описано, что у человека перед смертью проносится вся жизнь за один миг. У меня ничего не проносилось. Темное дно ствола, кружащегося в метре от меня в руках пьяного товарища, который перебрал браги, заботили меня больше. Прыгать на стол было бессмысленно. Оператор мог случайно нажать на пусковой крючок и, хотя я был уверен, что винтовка не заряжена, но что-то меня удерживало.

Коля, замерший с момента, когда Митяня вышел с винтовкой, вдруг резко повернулся, поставил банку на стол и проговорил:

– До свидания всем. Спокойной ночи. Увидимся утром, – и, чуть замешкав, добавил, – кто будет живой. До свидания, Санек, прости, если что не так.

И вышел в дверь.

Митяня, проводив его взглядом, посмотрел на меня и вдруг, резко поставив винтовку к стене, вышел вслед за старшим оператором.

– Весело живете, – выдохнул я сидящему молодому солдату, подобрал пилотку и вышел из комнаты.

Операторов уже не было видно. Я заглянул в класс, где мирно посапывали солдаты, уткнув головы в руки, сложенные на столах, и поднялся в наблюдательный пункт на вышке.

– Товарищ старший лейтенант, – разбудил я ротного. – Операторы сказали, что ночью починить невозможно. Придется ждать до утра…

– Гони третий и четвертый взвода спать в казармы на директрисе, устало проговорил ротный. – Я тоже туда приду.

– Есть!

Меньше, чем через час мы спали, не замечая блох, ругани и храпа товарищей.

Утром я повел взвода снова на директрису обучать специальности.

Навстречу мне в направлении казарм, понурив головы, шли операторы.

Митяня что-то пробурчал, проходя мимо меня, но я не смогший сразу разобрать слова, не обратил внимания. Часа через два ко мне подошел молодой оператор:

– Товарищ сержант, Вас зовут… – начал он.

– Как меня зовут, я и сам знаю.

– Нет, я имел в виду, что вас туда зовут, – показал он пальцем на вышку.

– И кто решил меня лицезреть?

– Операторы.

– Им надо – пусть придут сами.

– Они очень просили, чтобы Вы пришли. Если Вы не придете – мне достанется.

– Горе ты мое… – и я, поднявший и положив руку на плечо солдата, пошел к комнате операторов.

Коля и Митяня сидели за столом и тихо что-то обсуждали, когда я вошел. Митяня встал.

– Ты, меня, это… Ну, в общем… Ты прости меня, ладно? Правда, прости. Пьян был – черт попутал.

– Да черт с тобой, проехали.

– Если хочешь – ударь меня. Я даже защищаться не буду.

– Я же сказал, проехали…

– Я взаправду. Не держи на меня зла. Ударь…

– Отстань, достал уже своим нытьем. Главное, запомни: ствол, даже пустой, не направляй больше ни на кого… а то не домой, а на зону попадешь.

– Я за ствол и прошу прощения. Он заряженный был.

Я оторопел:

– Как заряженный? Мы же его проверяли. Он пустой был.

– Я, когда за винтовкой пошел, там на столе патроны лежали, один прямо в ствол и загнал… Я же тебя убить мог… Прости меня, я тебя очень прошу…

– Ну, ты… шутишь? Прикалываетесь, мужики? – никак я не мог поверить в услышанное.

– Какие там шутки, я утром "духу" сказал вытащить патрон. Сам не мог, руки тряслись с перепою.

– Так и было, товарищ сержант, – влез солдат, – я еще отверточку взял, пальцами не смог зацепить.

Вот тут у меня ноги и подкосились. Я тихо опустился на стул и понял, что вот сейчас, в этот момент я испугался. Когда ствол, в котором пуля смотрела в мою стороны, был направлен на меня, я не боялся. Я не имел права бояться, я был собран и сосредоточен.

Какая-то внутренняя сила тогда заставила меня собраться и сконцентрироваться перед боевым оружием, а сейчас, когда все уже было позади, я понял, на какой грани стоял. И понимание происходящего опустилось в область солнечного сплетения, отдаваясь внутренней тянущей тяжестью.

– Придурок ты, Митька. Придурок… с разбитой головой. Где саданулся-то?

– А это я его приложил, – пояснил Коля.

– Чем?

– Банкой с брагой.

– Так она же у тебя в руках была, когда вы вошли.

– А это уже второй.

Я развел руками. Большая часть потерь в армии происходила только из-за глупости и отсутствия реально нужных задач.

– Мы не должны жить хорошо и спокойно, мы должны жить весело, – и вышел из комнаты.

Большая часть солдат взвода грелась на солнышке в ожидании обеда.

Я не придал значения тому, где находится остальная часть. Все были людьми взрослыми, принявшими присягу, а лишний выговор не делал мне ни тепло, ни холодно. Делать было нечего, и я пошел к механикам.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.