VII. Прокуренция
[1] [2] [3] [4]«Скажите, а какие временные рамки устанавливает закон для опроса свидетелей?» — поинтересовался Ген.
«Два cегмента по сорок минут с перерывом десять минут, — спокойно ответила генерал, после чего склонилась отвисшей нижней губой к селектору и пробормотала что-то совершенно нечленораздельное. Кабинет почти немедленно заполнился голубыми мундирами. — Это мои помощники — подполковник Усач, майор Аль-Бородач, капитаны Гопелкина и Скромнопятская. Дальше с вами будут работать они, а к концу я вернусь, чтобы согласовать дальнейшие сессии».
Она отошла к стене и вдруг растворилась меж книжных полок. Ген, который сидел спиной к той стене, даже и не заметил столь поразительного исчезновения. Что касается Ашки, она так обалдела, что несколько минут даже не могла ответить на формальные вопросы чинов Прокуренции. Самое удивительное было в том, как мягко восстановились стены. Что касается Дзержа и Петра Аркадьевича Столыпина, то они лишь чуть-чуть качнулись. Президент Путин не качнулся вовсе. Ашка слегка оттянула мужнино ухо и шепнула в глубину органа: «Ты меня любишь?» Он оттянул ее противоположное ухо и с шекспировской ядовитостью влил в него свое: «Даже больше, чем Ранис Анчос Скова Жаромшоба». Чины Прокуренции невозмутимо пронаблюдали обмен ритуальными олигархическими (они не знали, что габонскими) знаками внимания.
Дальше началась довольно занудная процедура формального опроса. Кто командовал тюменским СОБРом? Сколько в нем было бойцов рядового и офицерского составов? Где утверждалась эта экспедиция? Согласовывалась ли она с главой поселка Случайный? Кто тогда был главой? Где он сейчас? Какое вознаграждение выплачивалось бойцам быстрого реагирования и кем? Можете ли вы утверждать, что финансовые органы «Таблицы-М» не участвовали в выплате вознаграждения милиционерам? Можно ли предположить, что вознаграждение выплачивалось из частных средств? По некоторым сведениям, в операции по подавлению общественной активности трудящихся прииска участвовал агент по имени Максим Алмазов; можете ли вы это подтвердить или опровергнуть? Соответствуют ли истине сведения о том, что данный гражданин в течение последующих шести лет являлся активным сотрудником вашей корпорации? Где в данный момент находится Алмазов? Фигурирует ли он по сей день в платежных ведомостях «Таблицы-М»? Известно ли вам, что корпорация «Сиб-Минерал» возбудила в правоохранительных органах дело о привлечении Алмазова к уголовной ответственности?
Подполковник с безучастным выражением лица выслушивал ответы свидетелей. Майор время от времени делал пометки в гроссбухе, который принес с собой. Одна из капитанов вела стенографическую запись, другая отвечала за магнитофонную запись, а также время от времени включала видеокамеру. В перерыве Стратовы прошли в буфет заведения и съели по бутерброду с сыром, подсохшие ломтики которого, как в старые добрые советские времена, проявляли тенденцию к искривлению вверх. В конце опроса появилась Колоссниченко и со скучающим видом подписала пропуска на выход. На этот раз она вроде бы прошла через реальные двери кабинета, однако портрет П.А. Столыпина все-таки чуть-чуть содрогнулся.
Пока шли по коридорам, Ген все старался не произнести вертящуюся в башке одну из главных фраз русской литературы: «…и вы, мундиры голубые…» Вот произнесешь ее на людях, и будут люди усмехаться: Стратов-то, а? Каков! Сразу цвет подметил и цитату вспомнил! Он поглядывал на идущую рядом жену и был уверен, что она тоже в уме бормочет: «И вы, мундиры голубые». У них давно уже, как и у всех ветеранов женитьб, проявлялось частое совпадение мысли и слов. Ну, например, оба могут одновременно произнести: «А что, если сегодня на Спивакова сходить?» — и так далее.
В лифте Ашка чуть-чуть повисла у него на плече. «Знаешь, эта баба, ну, Светланка-то, мне иногда казалось, что она может меня вые…ть».
От этой фразы у него сразу все вздыбилось, он даже как-то нелеповато завозился, поправляя носовой платок в кармане брюк. «Мне тоже так показалось, когда вы так мило любезничали. Быть может, это был мужчина женского рода, а? Тебе не приходило в голову, что слово „мужчина“ вообще женского рода? — Вдруг ни с того ни с сего по-английски: — It has a totally female ending, hasn’t it?»
С этими словами они вышли из лифта. Ашка лукаво поглядывала на Гена. «Ты, кажется, опять заторчал, мой дорогой? Неужели не надоела, двадцать лет уже изводишь. Подумал бы о теннисистке Стомескиной, сохнет ведь девушка».
«Ну что мне делать, если я только тебя хочу? Клинический случай моногамии».
«Ген, давай заведем особую кнопку на мобильниках, ну, скажем, восьмерку. Нажимаешь — и сразу звучит всенародная песня: „Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо. Может, дам, может, дам, чё ты хошь“.
И с этими словами, глядя друг на друга, смеясь и пылая, они вышли в обширный двор прокурорского подворья. Там уже вытягивался к выездным воротам их эскорт: джип, «Бентли» и еще два джипа в арьергарде. Возле одного из внедорожников их ждали статные, ловкие и верные без страха и упрека Сук и Шок, которые и сами уже получили повестки в прокуратуру.
«…И вы, мундиры голубые…» — произнес один.
«…И ты, послушный им народ», — завершил другой.
Ну теперь эту цитату будут повторять все мушкетеры капитана де Тревиля, подумал Ген, а Ашка немедленно произнесла его мысль вслух.
По дороге из прокуратуры Ген попросил секретаря-оруженосца Глазенапова соединить их с Ясно. Расторопный хлопец мгновенно протянул на заднее сиденье две трубки. Кодированная система связи работала безукоризненно. Голос Гурама звучал так, как будто он успел поменяться местами с Глазенаповым.
«Как понимаю, вы еще на воле, генацвале? Какое общее впечатление от собеседования со столпами закона?»
«Цирк, — ответил Ген. — При встрече расскажем в деталях. Обхохочешься».
За прошедшую после взрыва неделю в жизни уцелевшего произошли немалые изменения. Из частной клиники на Миуссах он в почти бессознательном состоянии был переброшен в калифорнийскую клинику «Санта Саманта», которая являлась своего рода центром восстановительной хирургии, протезирования и трансплантации. Через день ему там удалили размочаленную до колена правую ногу. В последующие дни хирурги при помощи своей ультрасовременной техники пытались восстановить почти оторванную кисть левой руки. Несколько капельниц и приборов окружали ложе «Ясновельможного Ясно», как его любила называть вся корпорация. С этого ложа, стоящего в центре круглой, салатного цвета комнаты, он мог видеть в круглом окне качающиеся под ветром верхушки кипарисов, океанский горизонт и небо, небо, небо, в котором на закате иногда появлялись инверсионные следы патрульных джетов.
Иногда ему казалось, что он летит вместе с ними, то есть замыкает тройку лохматых орлов. В другой раз он отпускал тех двух, а сам начинал снижаться, покачивая слизистыми боками, боясь снова взорваться до мельчайших ошметок, которые уже никак не соберешь. Почему меня всосал бесконечно плоский Север, думал он, какого хрена дался мне этот процесс искривленного, как серп и молот, роста?
К этим бормотаниям Ясновельможного Ген и Ашка относились до слез отрицательно. Жену Кето, которая там всегда тихонечко сидела рядом с постелью, увещевали сбивать Гурама с потусторонних сальвадородалиевских глюков, стараться говорить на бытовые темы. Говори с ним о протезе, Кетошка, о том, какие сейчас бывают чудо-протезы. Однажды позвонили и вдруг слышат — Кето заливается колокольчиком, а ей вторит барабанчиком хохоток мужа. Ой, Ашка, вообрази, я ему говорю, какие сейчас бывают протезы, такие, что будет ходить, как обыкновенный муж, никто и не заметит под брюками его протез, а он мне отвечает: а без брюк, а без брюк-то будет заметно? Ашка тогда присоединяется к веселью: а без брюк, Гурамчик, будет уже зависеть от другого органа.
Насчет левой кисти, говорит Гурам, врачи обещают даже больше оптимизма, чем насчет протеза. Говорят, что будет восстановлена на 35 процентов. Представляешь, Ген, левая будет на 35 процентов! Ген тогда по кодированной связи внедряет в друга оптимизм: ты, главное, береги свой хук правой, Ясновельможный, понял? Это я понимаю, серьезно отвечает Гурам, хук правой буду беречь. В общем, без правой ноги и с 35 процентами левой кисти он шел на поправку. Такая была закалка у тифлисской комсы конца 70-х. Он помнил те времена. Стычки с армянами, которые чаще всего кончались общим застольем. Песенки той поры:
«А все-таки о чем в основном шла там речь, ребята? Какая маячила основная тема, вы почувствовали? Прииск?»
Ген и Ашка чуть-чуть замялись с ответом, но потом она сказала: «Ну с прииском у них, похоже, вопрос решен. Шьют дело о подкупе СОБРа и о разгоне собрания трудящихся, поголовно влюбленных в „Сиб-Минерал“.
Ген добавил: «Наши ответы по этому делу их не особенно интересовали. Глазки начинали мелькать только тогда, когда спрашивали, где находишься ты и… и…»
«И где находится Макс», — сказала Ашка.
«Гурам, — произнес Гурам. Так он часто говорил, когда надо было сказать „Ясно“. — Я давно вам говорил, что органы проедены миошниками. Вот вам и Мышь-Игуана-Опоссум».
«У тебя есть дом в Калифорнии? — вдруг спросила Ашка. — Нет? Пусть Кето откроет „Эл-Эй-Таймс“ и найдет там для вас большой шикарный дом».
«Гурам, куда ты клонишь, сестрица! Нет, я вас так не брошу. Пятиногий триумвират еще себя покажет! — Он помолчал немного, а потом заговорил элегическим, грустным, душу разрывающим тоном: — А вообще-то ничего хорошего там, на „постсоветском пространстве“, не будет. Исторический контракт, который мы подписали пятнадцать лет назад во Фрунзенском райкоме, растоптан носорогами. В принципе, надо переносить штаб-квартиру в Габон. Там духи джунглей во главе с королем Ранисом не дадут нам пропасть. Под сенью вулкана построим поселок, соберем всех детей, всех друзей и там ощетинимся.
Вы помните, ребята, лет пять-шесть назад был один такой господин Окселотл, в прошлом литературный беженец. Он, между прочим, когда-то дружил с моим отцом. Я был тогда еще маленьким, пацанчиком, гонял по тбилисским холмам на самокате, однако хорошо помню, как они кутили все ночи напролет, как дрались с какими-то антисемитами, а потом все вместе гремящим хором в стиле «кременчули» голосили песни. Когда его выслали из СССР, мне было уже двадцать лет и меня почему-то очень интересовала тогдашняя диссидентщина. Отец мне много рассказывал про этого сочинителя, его все звали на разный манер — то Васькой, то Силь-Палычем, то Власом, то Стасом, то Баззом, а то и Таком Таковским. И вот он вдруг мне звонит…»
[1] [2] [3] [4]
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.