XVII. Ярдстик и Эталони (2)
«Значит, так. Чепуху болтать прекратили. Оружие всех родов, включая и одурачивающего характера, оставили внутри. Сами вышли на стоянку машин с поднятыми руками. На раздумье десять минут. Через десять минут убиты».
Шок тут же по кивку Гена выпустил нить «Лассо-7». Никто ничего не заметил, но зверь-мутант и два его проводника с милицейскими автоматами оказались накрепко прижаты друг к другу, как некая фацеста. Рев поднялся такой, что невозможно было разобрать, кто как ревет, — где homo sapience и где невинная в свой жестокости тварь. Связкой покатились с холма и исчезли из виду.
«Вот это да!» — воскликнул Ген.
«Ну и ну!» — возопил Макс.
«У нас тут есть еще несколько образцов оружия нелетального характера, — спокойно пояснил Сук. — Разработаны для остановки обезумевшей толпы. Вот эта штучка, например, выпускает липкую массу для склейки потенциальных убийц. А вот эта…»
Он не успел закончить своих пояснений, как дом задрожал от бешеной стрельбы со всех сторон. Пули немедленно выбили все стекла, разнесли на клочки часть мебели, однако не смогли одолеть крепкую кладку стен. Сук и Шок мгновенно оттолкнули Гена и Макса под защиту стен, а сами бросились в закрытый коридорчик, где был люк для входа в тоннель. Через минуту из коридорчика пролетела в разбитое окно дымовая граната. Сквозь дым снова прозвучал басовитый, но уже лишенный величавости, а потому не вполне разборчивый глас: «…жайм… алп… гонь…» Сук из коридорчика вполне спокойным голосом отдал команду: «Ген, Макс, рывком и ползком — марш!»
Через несколько минут все четверо оказались в тоннеле. Замыкающий цепочку Шок задраил люк, закамуфлированный под стенную панель карельской березы. Идущий впереди Сук осветил фонариком подземный путь, надежностью не уступающий иным подобным устройствам, прорытым во время холодной войны под Берлинской стеной. Через несколько минут идущий третьим Макс Алмазов со стоном упал на колени. По всей вероятности, одна из бесчисленных пуль попала ему в шею или в горло, во всяком случае, именно горло он зажимал обеими руками, пытаясь остановить кровотечение. Кровь сочилась профузно меж пальцев. Потом он бухнулся головой вперед и потерял сознание.
У Сука и Шока, как оказалось, под рукой было все, что необходимо для подобных ситуаций. Замыкающий перебинтовал раненому горло и укрепил повязку клейкой лентой. Ген взвалил тяжелое тело друга себе на спину, а Шок облегчил ношу, взяв атлетические ноги себе под мышки. Быстро, то есть не более чем за четверть часа, прошли горизонтальный штрек. Потом начался вертикальный с железной лестницей, и вот тут-то пришлось попотеть, поднимая бесчувственного Алмазова, Пришельца, к которому никто в переулке Печатников не относился равнодушно.
Наконец выбрались из обычного водопроводного люка на обочине крутой серпантинной дороги. Над ними под ветром шумели и трещали шишками ливанские кедры. Парила, то опускаясь, то взмывая, большая личная чайка Макса, Алмаза, которого все в Тунгусской зоне то ли боялись, то ли любили.
«В темпе, в темпе, ребята! — командовал Сук. — Нам нужно уйти как можно дальше от этого места!» Он подменил Гена и взвалил тело себе на спину. Ген настоял на том, что потащит под мышками ноги десятиборца. Шок заткнул за пояс, под куртку, пару пистолетов и перешел на другую сторону узкой дороги. Быстро зашагали, временами переходя на трусцу, но не вниз, а вверх по серпантину. Бессильными рыбинами болтались некогда мощные руки дискобола и копьеметателя. Смотрящее в небо полумертвое лицо Макса, казалось, постоянно следит за парением чайки.
Их обгоняли на более-менее прямых участках дороги туристические автобусы. Они торопились на Ай-Петри к открытию автогонок «Антика-ралли» из «Острова Крыма». На виражах с подъемами автобусы ели ползли, но все-таки обгоняли группу парней, несущих большое красивое тело. Иной раз кто-нибудь, чаще всего водитель, высовывался из окна и интересовался: «Что случилось, мужики?» Мастер Шок махал ему обеими руками — проезжай, проезжай! Вид у всей группы, включая несомого, был достаточно авторитетный, чтобы сойти за товарищей из органов. Вдруг из медленно ползущего вверх на крутом вираже автобуса закричал какой-то пассажир, читатель газеты «Ъ»: «Братцы, смотрите, да ведь это же Ген Стратов! Клянусь, не обознался! Вон он, настоящий Ген Стратов, тащит павшего товарища! Видите, Ген Стратов влачит жмурика!» Не останавливаясь, автобус завершил поворот и прибавил скорости.
«Сворачиваем на тропинку!» — скомандовал Мастер Сук. По еле заметной каменистой тропинке они свернули под своды кедров и начали подъем бегом. Через полчаса, выбившись из сил, опустили Макса в тень и сами грохнулись рядом. Они оказались в каком-то поистине райском уголке мисхорского приморья. Мягкий бриз веял сквозь рощу. Блики солнца и тень, некая блаженная киарроскура, играли по мягкой траве. Вокруг не было ни души, кроме по-прежнему парящей чайки.
Мастер Шок тем временем связывался по мобильнику с разными подструктурами главной структуры в Москве, Габоне и Биаррице. «Привет, Андрей, это Шок. Наш сотрудник подвергся бандитскому нападению. Он без сознания. Мы на одном из склонов Ай-Петри в Крыму. Сообщи, что можешь предпринять для оказания срочной и безопасной помощи». Все люди, с которыми он говорил в такой манере, немедленно понимали ситуацию.
Тем временем Макс пришел в себя.
«Где мой отец?» — спросил он довольно спокойным голосом.
Ген положил ему руку на грудь. «Я здесь, Макс». Пришелец и раньше, сильно поддав, обращался к нему со словом «отец». Грудь задергалась в прерывистом дыхании, потом расслабилась.
«А где моя мать?»
«В Габоне, Макс. Она в Габоне. Скоро ее увидишь».
«А где мой брат Никодим?»
«Он в океане, Макс».
«А где моя дочь Парасковья?»
«Она в Биаррице».
«А где твоя мать, Ген? Где Елена?»
«Она на корте славы, Макс».
С большим трудом умирающий обвел взглядом поляну и остановился на сидящих в позе медитации Суке и Шоке.
«Теперь я вижу своих детей-самураев».
«Тебе лучше, Макс?» — спросил Ген, преисполненный осторожности, нежности и любви. И отчаяния.
Макс улыбнулся белыми губами.
«Во мне прорастает металл. Надеюсь, редкоземельный. Кажется, сплав свинца и церия. Руки и ноги уже не поднять. Сердце еще пытается воспарить. Парни и девушки, я счастлив, что вы все вокруг меня собрались. Славно, что все места протекают вместе — Габон, Тунгуски, тамарисковый Биарриц и переулок Печатников… Привет и тому, кто записал нашу историю, забыл, как зовут…»
Горло его дернулось и сильно булькнуло. Кровь отошла через рот, и он отошел.
Через час над поляной завис голубой вертолет с надписью на бортах: «Криворожский металлургический комбинат. Лакшми Миттал Корпорейшн». Из него опустились на тросах носилки и три парамедика. Последним ничего не оставалось, как только погрузить тело Пришельца на носилки и поднять его в машину верти-и-летай, виси-и-свисти, реви-и-глуши неслышные рыдания оставшихся.