VI. АОП (1)
[1] [2] [3] [4]VI. АОП
Хронологически довольно перепутанные записи все больше втягивали меня в роман. Выходя по утрам из дома на пустынную весеннюю улицу, я почти немедленно начинал бег трусцой, и это давало ритм для размышлений о стратовской саге. Черт знает, как все это обернется, как эти гаврики себя поведут, однако на данный момент, после очередного путешествия в Габон, надо все-таки подумать, в каких конвульсиях начнет видоизменяться внезапно возникший треугольник.
Возьмите Гена, он всем известен как почти анекдотический моногам. Краше Ашки для него ни одной женской особи во Вселенной не существует, а между тем она ведь не очень-то напоминает тех бесспорных красоток, которых в СМИ именуют The Cover Girls. Конечно, захоти Ген с его миллиардом карманных денег поразвлечься, тут же продефилировало бы перед ним несчетное число этих обложечных наложниц — выбирай! Он между тем смотрит на них примерно с той же страстью, с какой мимолетно прогуливается взглядом по галереям бесценных швейцарских часов, тогда как время определяет по отечественному «Полету» ценой $ 240. Даже такая «неординарная девка», как теннисистка Стомескина — а он всегда соглашался, что она неординарна, — со всем ее сексапилом, направленным вот именно на него, и не как на сверхбогача, а лишь как на уникального молодого мужика с его резкими чертами физиономии, с его мощными драйвами и неожиданными выходами к сетке, если можно ко всей его жизни приложить такую спортивную метафору, — даже она не получала от него в ответ ничего более, чем дружеская улыбка.
И только Ашка, многолетняя жена с ее бесконечно знакомыми движениями и быстро меняющейся мимикой бесконечно живого лица, была для него олицетворением женщины. Уже отмечалось, что с ней он был ненасытен. Она нередко дразнила его Приапом — гадский Приап, чертов Приап, зверский Приап… И как только она произносила эту дразнилку, так мигом все в нем вздымалось действительно приаповским началом. Иногда она его отлучала: то перед его приездом драпала из одного особняка в другой, то звонила из Санкта, из Берлина, из Челябы, якобы она там по бизнесу, а он, дескать, обо всем забыл со своими теннисистками, то без объяснения причин сваливала неизвестно куда и через несколько дней возвращалась с блуждающими, якобы греховными, а на самом деле жаждущими приапского супруга глазами.
Он ни о чем не спрашивал и никакой каренинщины никогда не разыгрывал. Умозрительно он ее всегда оправдывал: дескать, что поделаешь, как бы ни была баба сыта любовью, однако всегда, мол, после стольких лет супружества начинает беситься, считать свои года, пытаться поймать что-то свое, дурацкое упущенное. На самом же деле только одного и жаждал — снова взять ее всю с ее ненамазанными губками, с нестареющими мочками ушей, с остренькими локотками, жадными пальцами, венериными холмиками, пятками, залезающими на плечи, со всем их блоком сочленения, завершающим бесконечную встречу. Пускай какие-нибудь молодые коблы в ночных клубах со ржанием похваляются победами над самой Ашкой Стратовой, никому из них и не снилось то, что возникает между ними с восемнадцати лет, год за годом, два десятилетия, жизнь за жизнью.
Если не считать Алмаза. С ним у нее, очевидно, обстоит дело как-то иначе. Там она, по всей вероятности, поймала что-то упущенное, еще не упущенное. Раскаявшийся почти убийца наших детей, спаситель наших детей. Спаситель самой Ашки.
Мой спаситель, спаситель всей корпорации «Таблица-М». Спасатель по призванию, он изверг из себя убийцу. Сказал ли он своей возлюбленной, что он родом из тунгусской ямы? Она, наверное, и сама догадывается, что он нездешний. Не исключу, что у него как-то все иначе между ног. Быть может, у него там есть что-то такое, что возжигает и в ней нездешний огонь. Если это так, то любая ревность неуместна. Нужно его просто убить.
С этими мыслями Ген ходил год за годом по своей корпорации и, замечая себя иногда в огромных зеркалах, удивлялся, откуда к нему приходит какая-то немыслимая жестоковыйность. Ему уже ничего не стоило разрушить в одночасье целую цепочку договоров, как внутренних, так и многонациональных. В аналитическом отделе ему стали давать понять, что в различных сферах правительства и силовых структур снова стали появляться люди из МИО, миошники, ранее выброшенные, благодаря откровениям Алмаза, из бизнеса.
«Таблица» провела несколько суперсекретных заседаний своих самых редкоземельных элементов. Гурам сказал, что Прокуренция, похоже, собирается возбудить против них дело по прииску «Случайный». Уже начинается опрос свидетелей. Обвиняют руководство «Таблицы» в незаконном пресечении стачки горняков, а также выборов руководства профсоюзов, в нелегитимном поглощении местного отделения компании «Сиб-Минерал», ну и наконец в череде убийств многих незапятнанных товарищей, конечно, без указания их криминальных кличек.
Однажды в разгар зимнего лыжного сезона в корпорацию и в окружающую тусовку был пущен слух, что руководство отправляется на недельный отдых в Шамони. Или в Куршевель. А может быть, и в Чешские Татры, в Закопане, что ли. Во всяком случае, отдохнуть решили комсомольцы, отдышаться от московских стрессов. На самом деле оказались ребята на горе возле Андорры, с которой внизу на круче видна была маленькая и явно пустая таверна с комнатами. Послали вперед Шока и Гурама, любителей экстремальных видов спорта, чтобы те спланировали вниз на парапланах и купили бы всю эту гостиничку с потрохами до приезда остальных на трех внедорожниках. В общем, там под вой норд-оста, который в их среде почти всегда рифмовался с «не очень просто», произошло келейное совещание, ради которого вся эта история и была затеяна.
Сук и Шок оповестили друзей, что МИО приступила (или приступило) к охоте на Алмаза. Кодла решила укрепить свою позицию, показав всем заинтересованным лицам, что предателей она не прощает. Очень быстро «Таблица» постановила, что друзей она не выдает и Макса немедленно нужно перевести на нелегальное положение. Все проголосовали «за», а Ашка той же самой рукой, которой голосовала, откинула со лба свою каштаново-золотистую челку и посмотрела мужу прямо в глаза — дескать, понимаешь ли ты, на что я иду? И он ответил ей таким же затяжным взглядом — а ты понимаешь, на что иду я?
Она, кажется, понимала. Конечно, она не могла начать решительный разговор с мужем, особенно сейчас, когда все они попали под такое серьезное, если не окончательное давление со стороны миошников. Скрыться вместе с Алмазом в Сибири означало подкосить Гена, полностью разбалансировать вообще всю группу. Забросить спрятанных детей. Предать все еще живую супружескую любовь. И все– таки этим взглядом из-под челки она говорила ему, что не отдаст Макса. Может быть, для всех присутствующих он и является боевым товарищем, и все-таки даже и в этой роли он не совсем свой, не совсем понятный пришелец, человек ниоткуда. Только для нее он не пришелец, только она понимает, откуда и для чего он появился на свет Божий. Он пришел из прозрачной тьмы на ее и только на ее маячок, пришел, чтобы ее любить. Он — это ее Ланселот, соперник ее любимого Гена.
В общем, она присоединилась ко всем. В конечном счете всю компанию из восьми человек (с ними вместе были три фиктивных лыжницы, жены Гурама, Сука и Шока — Кето, Любаша и Эльвирка) охватил какой-то едва ли не революционный подъем. Хозяин, вернее, бывший нищий хозяин, а ныне донельзя богатый управляющий, притащил кувшины с монастырской граппой, все наподдавались под рев норд-оста, сгрудились вокруг пианино и взялись петь комсомольские песни:
Максу, который уже несколько месяцев кочевал по пространству от Уссури до Тикси, дали знать, чтобы он почаще менял зимовки и пореже появлялся там, где его раньше знали. Этот приказ между тем и без всяких миошников вполне соответствовал его настроению. Находясь вне Европы, то есть где бы то ни было восточнее Урала, он неизбежно, чуть ли не бессознательно тянулся к Ашке, да и та начинала тянуться к нему, словно в нем перемешаны были самарий с неодимом. Они встречались где попало и чаще всего в соседних купе в поездах «повышенной комфортности» и там уже забывали обо всех угрызениях и обо всех титанических сложностях корпоративной борьбы. Лежали вплотную друг к дружке, намагниченные, и думали о неизбежной разлуке, старались запомнить всякое любовное движение.
Получив приказ о переходе в «подпол», Макс несколько дней пребывал в недоумении. Вроде бы и так он то и дело передвигается со своей группой геологов, друзей еще по юношеским временам. Их пятерка прочесывает распадки длиной в несколько десятков верст, обнаруживает (или не обнаруживает) следы скандия, иттрия, лантанидов, столбят этот участок, вводят его данные на сайт «Таблицы» или покидают распадок без всяких следов, нанимают, опять же по Интернету, вертушку и перелетают еще за несколько сотен верст от какого-нибудь Бодайбо, то есть растворяются в тайге.
Грешным делом, он валил эту странную директиву на Гена. Должно быть, этот парень, которым он всегда восхищался, больше уже не может совладать со своей ревностью или даже яростью. Может быть, ради того, чтобы сохранить за собой свою любимую Ашку, он высосал из пальца эту директиву и попытался на Совете объяснить всю ситуацию сложностями межкорпоративной борьбы. Ген, неужели ты хочешь, чтобы я опять стал человеком ниоткуда?
Три дня спустя, в разгар короткого солнечного дня, когда температура твердо зациклилась на —45ºС, над распадком вдруг завис «Ми»-4-й. Все парни воткнули в снег лопаты и ледорубы: это еще кто к нам сюда пожаловал, свои или гады какие-нибудь? Через несколько минут вертолет сел на утрамбованную вездеходом снежную площадку. Из люка выскочила странная стройная фигурка в изящном городском пальтеце и в меховых унтах, побежала прямо к нему и только у него на шее оказалась настоящей живой Ашкой.
В землянке с натопленной до отказа печуркой они лежали обнаженными, как это бывало в купе экспрессов или в люксах пятизвездных отелей где-нибудь на Кипре. Оба плакали и целовали друг другу мокрые щеки.
«Теперь ты понимаешь, что мы расстаемся с тобой надолго, если не навсегда», — проговорила она.
«Ну а что Ген? — спросил Макс. — Он знает, что ты прилетела сюда?»
[1] [2] [3] [4]
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.