Глава 3 (2)

Немецкий философ, автор знаменитого в свое время «Заката Запада»30, очерка морфологии мировой истории, как говорит о своем труде Шпенглер, полагает, что русская история XV-XVI вв., соответствовала истории Франции эпохи королей династии Меровингов, правивших в V-VIII вв. Иными словами, русская история «отстает» от западной примерно на восемь-десять столетий. Шпенглер настаивает. «Я всем советую прочитать франкскую историю Грегора Турского (до 591) и потом соответствующие главы старого Карамзина, прежде всего об Иване Грозном, Борисе Годунове и Шуйском. Сходства не может быть больше»31. Автор «Заката Запада» имеет в виду непрерывные междоусобицы и внешние войны, которые вели франкские короли и, как ему кажется, аналогичную борьбу московских князей с удельными князьями, а затем - эпоху Смуты Французами давно уже сказано, сравнение - не доказательство. При желании можно найти сходство в действиях Хлодвига (481-511) и Ивана III, но оно мало что объясняет и ничего не доказывает.•.

Идея об отсталости России не принадлежит Освальду Шпенглеру: он ее очень ясно и убежденно выразил. Многочисленные свидетельства «отставания» Московии от Запада приводят путешественники

30 В 1923 г. в Москве вышел перевод первого тома, озаглавленного «Закат Европы». Второй том переведен не был, книгу осудили как реакционную.

31 Шпенглер О. Закат Европы. М., 1923.

[166/167]

и дипломаты, ремесленники и военные наемники, хлынувшие в московское княжество в XV в. Выражение этому чувству дают и жители набиравшего силу государства. Они воспринимают «отставание» как различие, как непохожесть. Это чувство уже не уйдет из сознания русских. Народ, принадлежащий к христианской цивилизации, но к православной ее ветви, хотел считать себя одновременно внутри и снаружи. Необходимость догонять, в буквальном смысле слова, в некоторых областях, прежде всего в военном деле, воспринималась нередко как подражание «латинянам», врагам церкви и подлинной веры. Влечение и отталкивание, интерес и презрение - смесь взаимоисключающих нередко чувств определяют отношение Москвы к внешнем миру. Но эти чувства определяют и отношение к Москве. Она привлекает и пугает. При Иване III и его наследнике в городе появилось множество иноземцев. Для жилья им выделили особый квартал - Немецкую слободу,

В XV в. Европа выходила из Средних веков. Складывалась цивилизация, разительно непохожая на московскую. Совершенно естественно, иностранцы сравнивают увиденное с тем, что они знают, и с изумлением, иногда ужасом, нередко с отвращением регистрируют отличия. Естественно, свое кажется им хорошим, чужое - плохим. Иностранные путешественники, начиная с Сигизмунда фон Герберштейна, оставившего замечательную книгу о Московии эпохи Василия III, отмечают всевластие великого князя (потом - царя), покорность населения, жестокость нравов. Точность этих наблюдении не подвергается сомнению. Но стоит вспомнить, что XV и XVI века (как, впрочем, и предыдущие столетия) были жестоким временем. Современник Ивана III - французский король Людовик XI превосходил русского князя жестокостью, целеустремленностью в достижении своих целей любыми средствами. Английский король Генрих VIII, современник Василия III, был тираном и непримиримым противником феодальных вольностей. В одно время с Василием III правили и католические короли Испании - Фердинанд и Изабелла, учрежденная ими инквизиция была могучим инструментом усиления абсолютной королевской власти. Современником Ивана III в Италии, откуда к нему приехала невеста, был Чезаре Борджиа, прославившийся жестокостью и беззастенчивостью в выборе средств в политике.

Московское государство, удивлявшее иностранных путешественников, не было более жестоким, чем время. Процесс централизации и постепенной ликвидации феодальных баронов на Западе соответствовал поглощению удельных княжеств Москвой. Важнейшей отличительной чертой Московии было поглощение

[167/168]

личности государством, которое воплощалось в обожествленном государе. Учение, так следует назвать эту концепцию, о божественной власти московского государя дало ему новую легитимность. До провозглашения «божественной» доктрины источником его власти было наследство, полученное от деда и отца. Теперь княжеская верховная власть освобождалась от всякого земного юридического источника. Божественный источник власти московского государя превращал всех его подданных в подчиненные существа низшего порядка.

Слово «холоп» означало крестьянина, прикрепленного к земле, к своему господину, либо купленного раба. В более широком смысле слово употреблялось для обозначения слуги, покорного, безответного служителя. Начиная, примерно, с конца XV в. все просьбы, обращенные к великому князю, потом к царю, подписывались: холоп и имя. Холопами называют себя в обращении к государю все, в том числе удельные князья и даже братья Ивана III и Василия III. Совершенно очевидно, что если считает себя холопом государя ближайший его родственник, тем более считают себя княжескими рабами все другие подданные.

Й. Хюизинга, анализируя «осень средних веков», западноевропейскую жизнь в XIV-XV вв., называет три ее главных элемента; отвага, честь, любовь. Это качества индивидуальные, которым в московской жизни не было места. Отвага могла быть проявлена только на службе князя: в обществе, где все были «холопами» государя, понятие «чести» носило особый характер. Западноевропейская куртуазная любовь, изобретенная провансальскими трубадурами в XII в., страстная плотская любовь, воспетая Данте, Петраркой и множеством других поэтов, не могла стать элементом жизни на Руси, ибо литература до XVI в. была в руках монахов, а без литературной пропаганды любовь не существует.
[1] [2] [3] [4]