5. Смена вех

[1] [2] [3]

5. Смена вех

Высылка за границу была решением радикальным, но, по сравнению со смертными приговорами, выносимыми на публичных процессах, мерой «гуманной». К тому же советское правительство не могло рискнуть в 1922 году расстрелять сто или двести виднейших представителей

[150/151]

русской интеллигенции. Это могло произвести за границей неблагоприятное впечатление. Малочисленность научных и культурных кадров, в которых государство нуждалось, казалась препятствием к резкому их сокращению путем массовых расстрелов. В июле 1921 года происходит событие, которое открывает коммунистической партии новые возможности в борьбе на идеологическом фронте. В Праге выходит сборник Смена вех, оформляющий «сменовеховство», движение, начавшееся в Советском Союзе и активно поддержанное партией, а затем перекинувшееся в эмиграцию. После Октябрьской революции Россию покинуло более миллиона ее граждан. Точная цифра эмигрантов неизвестна. Ленин говорил об эмиграции, насчитывающей, вероятно, от 1, 5 до 2 млн. человек».111 Зарубежный историк говорит примерно о миллионе эмигрантов.112 Советский историк называет цифру - 860 тысяч эмигрантов.113 По данным Лиги Наций, опубликованным в 1926 году, из России после революции выехало 1,600,000 человек. Примерно четверть, покинувших родину, составляли офицеры и солдаты белых армий, в том числе около ста тысяч солдат и офицеров армии Врангеля, эвакуировавшихся из Крыма в Константинополь. Среди гражданских лиц были представители всех сословий и профессий, но преимущественно, что легко понять, те, кто считал советскую власть врагом, и те, кого она считала врагом. Значительный процент эмигрантов составляли представители интеллигенции. В эмиграции были представлены все русские партии: от крайне правых до крайне левых, от монархистов до социалистов-революционеров и анархистов. Политический состав эмиграции был убедительнейшим свидетельством ликвидации политической жизни в советской России. Все партии - за исключением РКП (б) - оказались в лагере противников советской власти, уйдя в этот лагерь добровольно, или будучи выброшенными партией-диктатором. Значительная часть эмиграции, рассеявшейся по всему свету (Чехословакия, Югославия, Болгария, Польша, Германия, Латвия, Франция, Китай), убеждена, что возвращение на родину дело короткого времени, что большевики вот-вот падут. Ее отношение к советской власти резко враждебное. Одновременно среди эмигрантов появляются пораженческие настроения, раздаются одинокие, робкие голоса: мы побеждены. Эти идеи находят поддержку в советской России. «Сменовеховство как течение среди старой интеллигенции возникло в Советской России примерно с 1918 года», 114 - отмечает советский историк. Есть немало сходного в политике советской власти по отношению к священникам, искавшим путей соглашения с государством и шедшим на раскол в церкви, и к интеллигенции, искавшей дорог к примирению с победителями.

[151/152]

Весной 1920 года после нападения Польши на советскую республику, реабилитируется патриотизм. Именно он становится базой, на которой начинает строиться концепция «сменовеховства». Летом 1920 года известный юрист проф. Гредескул, один из бывших руководителей кадетской партии, отправляется в турне по стране. Он читает лекции, затем публикует цикл статей в Известиях. Он действует не только с полного согласия властей, но при их поддержке, Главный тезис Гредескула: «С каждым днем становится все виднее, что перед нами не тупик истории и не случайный ее эпизод, а большая, тарная, светлая дорога, по которой идет исторический процесс, и на этот раз направляемый сознательными усилиями прозорливых деятелей, ведет нас к величайшему перелому во всей человеческой истории».145

Идея «сменовеховства» самопроизвольно и под влиянием Гредескула и его сторонников рождается в эмиграции. Редактор выпускаемой в Праге газеты Славянская заря Е. А. Ефимовский начинает весной 1920 года доказывать, что именно большевики защищают национальные и государственные русские интересы. Говоря в одной из своих статей о неизбежном, по его мнению, споре Европы с Советской Россией, он пишет: «В этом споре мы будем на стороне Советской России. Не потому, что она советская, а потому что она - Россия».116 В Париже Ю.В. Ключников читает пьесу Единый куст. Среди приглашенных «Бунин, Куприн, Толстой, Алданов, Илья Эренбург, недавно бежавший из Крыма, Ветлугин и автор настоящей хроники».117 Присутствующие согласны в оценке пьесы: скучна, как солдатское сукно - мнение Куприна, бездарна, как ржавый гвоздь - мнение А. Толстого. Но, утверждает Толстой, дело в идее, в руководящей мысли. Мысль пьесы заключалась в том, что «родина есть Единый куст, и все ветви его, даже те, которые растут вбок или в сторону, питаются одними и теми же живыми соками…» А.Толстой делает вывод: «Там в России веет суровым духом отказа, а здесь на Западе, одна гниль, безнадежный, узколобый материализм и полное разложение…»118

Осенью 1920 года в Харбине выходит сборник статей Н.Устрялова В борьбе за Россию. В этой книге содержится вся идеология «сменовеховства» и когда в июле 1921 года в Праге выйдет сборник Смена вех, который даст имя движению, в нем ничего существенно нового по сравнению со статьями из сборника Устрялова не будет.

Главный идеолог сменовеховского движения, талантливый публицист Николай Устрялов посвящает свою книгу «генералу А. А. Брусилову, мужественному и верному служителю Великой России в годину ее славы и в тяжкие дни страданий и несчастья»

[152/153]

Поведение генерала Брусилова, призвавшего в дни польского наступления забыть «эгоистическое чувство классовой борьбы», но помнить о «своем родном русском народе» и «своей Матушке-России», 119 кажется Устрялову образцом подлинного патриотизма. В борьбе за Россию прежде всего - предложение признать поражение белых армий, пойти в Каноссу. Более того, Н. Устрялов призывает Врангеля, который еще сопротивляется в Крыму, добровольно обратиться», то есть принять «иную веру» и приветствовать Брусилова.120 Русская интеллигенция, - объясняет Устрялов свой призыв, - боролась против большевизма по многим основаниям, «но главным и центральным был в ее глазах мотив национальный».121 Интеллигенция стала врагом революции потому, что она разрушала государство, разлагала армию, унижала отечество. По мнению Устрялова, борьба против большевиков не имела бы никакого смысла, ее бы и не было, если бы не национальные мотивы.

Поражения белых армий позволили Устрялову прозреть. Он признает, что ошибался - вместе с большей частью русской интеллигенции - в оценке большевизма. Новый взгляд Н. Устрялова на большевизм можно свести к трем пунктам. Первый - революция в России была национальной, ее корни уходят в славянофильство, чаадаевский пессимизм, герценовский революционный романтизм, писаревский утилитаризм; среди ее предков - Чернышевский, якобинизм Ткачева, достоевщина - от Петруши Верховенского до Алеши Карамазова, русский марксизм 90-х годов, «руководимый теми, кого мы считаем теперь носителями подлинной русской идеи - Булгаковым, Бердяевым, Струве», 122 М. Горький, «соловьевцы» Андрей Белый и Александр Блок. Русская революция была революцией национальной и «развивалась через типичнейший русский бунт «бессмысленный и беспощадный».» Устрялов видит в ней некую «правду», но полагает, что она свое сделала и пора ее «остановить»: только большевизм «при всех пороках своего тяжелого и мрачного быта» смог «подморозить», по словам К. Леонтьева, «загнивающие воды революционного разлива».123

«Подморозив» революцию, советская власть приступила, по Убеждению Устрялова, к выполнению национальных задач страны. И это второй пункт концепции Устрялова: большевики оказались не анархистами, как все боялись, а - государственниками, сторонниками и строителями сильного государства. Именно большевики, - утверждает Устрялов (и это третий пункт его программы), - «способны восстановить русское великодержавие».124 Восстановить русскую империю. Безоговорочный сторонник «Единой и Неделимой», Устрялов убежден что «большевистский централизм» лишь «внешне

[153/154]

окрашен демагогией «свободного самоопределения народов».»125 Именно в интересах русской империи необходимо, по мнению Устрялова, прекратить борьбу с большевизмом. Во имя империи осуждает он крестьянское движение, крестьянские мятежи, «погромную анархическую волну», которая, в случае победы, может, по его словам, превратить «Великую Россию в месиво «освободившихся народностей с «независимой Сибирью» на востоке, «самостийной Украиной» и «свободным Кавказом» на юге, «Великой Польшей» и десятком «меньших» народностей на Западе».126

Национальная функция русской революции настолько для Устрялова очевидна, что он категорически отвергает ее «инородческий» характер: «И если даже окажется математически доказанным, что девяносто процентов русских революционеров - инородцы, главным образом евреи, то это отнюдь не опровергнет чисто русского характера движения. Если к нему и прикладываются «чужие» руки, - душа у него, «нутро» его, худо-ли, хорошо-ли, все же истинно русское, - интеллигентское, преломленное сквозь психику народа».

Проницательность Н. Устрялова, увидевшего в ленинском государстве многие черты сталинского Советского Союза, увидевшего то, чего не видели многие из руководителей большевистской партии, объясняется убеждением идеолога сменовеховства в сходстве между русской и французской революциями. «Переход от состояния революции к нормальному государственному состоянию произойдет, - пишет он, - не вопреки и против революции, а через нее».128 В России, по мысли Устрялова, повторится неизбежное: летом 1920 года ему видится приближение консулата, сражения с Польшей кажутся «Аркольским Мостом и Маренго».129 А потом - Наполеон станет императором.

Метод исторических аналогий позволяет Н. Устрялову предвидеть некоторые черты рождающегося советского государства и одновременно приводит его к жесточайшим ошибкам. В революции он видит «обновляющую» животворную силу и глубоко верит, что, «гениально оживив традиции Белинского, она /революция/ заставит Россию с потрясающей силой пережить и правду Тютчева, Достоевского, Соловьева…»130

В. Шульгин, заканчивая свою книгу о поражении белого движения, об исходе, утешает себя предположением, во многом совпадающим с мыслями Устрялова: «Наши идеи, - пишет В. Шульгин, - перебежав через фронт, покорили их /красных/ сознание… Допустим, что им, красным, только кажется, что они сражаются во славу Интернационала… На самом же деле хотя и бессознательно они льют кровь только для того, чтобы восстановить «Богохранимую Державу Российскую»… Если это так,
[1] [2] [3]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.