Глава 3 (9)

[1] [2] [3] [4]

Украинские историки видят начало своей государственности в Киевской Руси. Падение Киева, нашествие татар прерывают самостоятельную историю народа, территория становится частью монгольской империи, Литовского княжества, польского королевства. Украину вписывают на историческую карту казаки. Как в бесконечных других случаях, историки спорят об их происхождении, о происхождении самого слова. В XVII в. некоторые находчивые филологи, сближая слова козак и коза, объясняли, что казаками называли людей, которые на своих лошадях были быстры и легки, как козы. В казаках видели остатки половцев, Вольтер в «Истории Карла XII» называет их потомками татар; Карамзин, Соловьев и некоторые другие историки считали их потомками тюркского племени черных клобуков, союзников киевских князей.

Известия о казаках появляются в конце XV в. Польский летописец Мартин Вельский, дядя которого был первым старшиной казацкого войска в XVI в., говорит о происхождении казачества из местного населения. Так же считают и украинские историки, объясняя возникновение казачества условиями жизни, которые вынуждали для защиты жизни и имущества вооружаться и вести вооруженный образ жизни. В начале XVI в. число казаков значительно увеличилось, они не только обороняются от набегов крымских татар, но и сами начинают нападать на владения крымских ханов и даже турецкого султана. В половине XVI в.

[250/251]

Дмитрий Вишневецкий создает на днепровских островах (Хортице, Томаковском) под защитой непроходимых порогов Запорожскую сечь, которая была крепостью и сообществом вольных воинов, живших грабежом «неверных». Люблинская уния - важный момент в истории казачества и Украины. Польша не знала свободного сельского населения, а в Литве 9/10 крестьян были свободными. Когда польские порядки пришли на Украину, началось закрепощение крестьян. Посягательство на свободу казаков вызвало отпор. Стефан Баторий находит решение: не имея возможности уничтожить казачество, он берет его на службу. Создается реестр, в который записываются «королевские казаки». Баторий создал шесть полков, по тысяче всадников в каждом. Нереестровые казаки объявлялись незаконными, воровскими. Впрочем, польский Сейм не утвердил программу короля, но идея использования казаков на службе польской короны была принята.

Число казаков особенно во второй половине XVI в. непрестанно увеличивается. На Сечь бегут из России, из Польши и Литвы, из западной Европы - любители приключений и свободной жизни. «Тарас Бульба» Гоголя не может считаться историческим источником, но описание приема в Сечь представляется правдоподобным. «Пришедший, - рассказывает писатель, - являлся только к кошевому, который обыкновенно говорил. «Здравствуй! Что, во Христа веруешь?». «Верую!», - отвечал приходивший. «И в Троицу святую веруешь?» «Верую!» «И в церковь ходишь?» «Хожу!» «А ну, перекрестись!» Пришедший крестился… Этим оканчивалась вся церемония»139. В этой простой церемонии обращает внимание только требование перекреститься, православные и католики крестятся по-разному. Впрочем, католики также бежали на Сечь. Наблюдается в конце века перекрестное движение: украинские магнаты, привлеченные польской культурой, нравами, полонизируются, уходят на Запад; крестьянское население Московского государства, Польши и Литвы, привлеченное свободой Дикого поля, бежит на юго-восток

139 Гоголь Н.В. Тарас Бульба// Собр. соч. М., 1952. Т. 1. С. 214.

[251/252]

Правитель и царь

Царствовал Федор, но он не мог властвовать,

Николай Костомаров

Подготовленное в 1922 г. в Москве краткое пособие по истории представляет событие так: «После смерти Ивана Грозного место на престоле занял его сын - Федор Иванович, не обладавший широким кругозором государственного деятеля, нерешительный и болезненный»140. Что касается нерешительности, болезненности - все современники и историки согласны. Мнения относительно отсутствия «широкого кругозора» представляются желанием недавних советских историков приукрасить царский портрет. Русские историки, писавшие о Федоре, как правило, цитировали донесение польского посла Льва Сапеги королю. Приехавший в Москву сразу же после смерти Ивана посол представился новому царю. «Хотя про него говорят, - писал князь Сапега, - что у него ума немного, но я увидел как из собственного наблюдения, так и из слов других, что у него вовсе его нет».

Отсутствие ума царствовать не мешало. Подданные Федора относились к нему благожелательно, очень ценили его увлечение - колокольный звон, видели в нем блаженного. Впрочем, царь Федор нравился не только русским. Литовские православные магнаты очень поддерживали кандидатуру Федора на польский трон. Слабый, блаженный король вполне устраивал и часть польской шляхты. Сейм долго колебался между символами трех кандидатов - немецкой шляпой Габсбургов, шведской селедкой Вазы и шапкой Мономаха.

Царствовать Федор мог, он не мог управлять государством. В лице Федора, заметил Василий Ключевский, династия вымирала воочию. Выросший среди ужасов опричнины, забитый, болезненный, царь «искал на престоле человека, который стал бы хозяином его воли: умный шурин Годунов осторожно встал на место бешеного отца»141.

Годуновы, Дмитрий и его племянник Федор, вошли в ближний круг Ивана в последний период его жизни. С легкой (или нелегкой) руки Карамзина возникла легенда о происхождении Бориса Годунова. Пушкин, следовавший в своей трагедии «Борис

140 Краткое пособие по истории. М,, 1922, С. 27.

141 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 3. С. 20.

[252/253]

Годунов» за Карамзиным, позволяет князю Василию Шуйскому охарактеризовать Бориса так: «вчерашний раб, татарин, зять Малюты». В этой ненавистной характеристике верно лишь то, что Борис был женат на дочери Малюты Скуратова, кровавого палача на службе Ивана. Но Годуновы «не были ни татарами, ни рабами. Природные костромичи, они издавна служили боярами при московском дворе»142.

Дмитрий Годунов был постельничим царя Ивана, т.е. заботился о быте царя и был одновременно главой внутренней дворцовой стражи. Когда дети Федора, брата Дмитрия, осиротели, дядя взял во дворец Бориса и его сестрицу Ирину. Царский постельничий не мог не вступить в опричнину, стал опричником, едва достигнув совершеннолетия, и Борис. Однако в опричном разгуле ни дядя, ни племянник не участвовали. Их имен нет среди прославленных грабежами и убийствами «воинов» «сатанинского полка». Борис, родившийся в 1552 г., был еще очень молод, и некоторые историки, в том числе В. Ключевский, ошибочно считали, что он «не значился в списках опричников и тем не уронил себя в глазах общества…»143.

Оказавшись при дворе, когда царь, подозревавший родовитых бояр и княжат в измене, стал окружать себя новыми, преданными только ему людьми, Дмитрий Годунов стал плести сеть брачных связей. Племянник Борис женился на дочери главного опричного палача Малюты Скуратова, наследника царя Ивана удалось женить на Евдокии Сабуровой, родственнице Годуновых. Но через год Иван, менявший своих жен почти так же часто, как и царственный отец, отослал Евдокию в монастырь. Некоторые историки считают, что развод сына был решен отцом. Не отчаявшиеся Годуновы сосватали в 1580 г. младшему сыну царя Федору сестру Бориса Ирину. Царевичу и его жене было по 23 года.

Через год после свадьбы младший сын, после убийства отцом старшего, стал наследником престола. Еще через три года, после смерти Ивана Грозного, Федор вступил на престол.

Убийство Грозным старшего сына было случайностью. Состояние младшего сына Федора можно рассматривать как закономерность: Иван Грозный знал своего младшего сына. В завещании он назначил регентский совет, в который включил двух представителей знати (из числа недобитых феодалов, в чем упрекал Грозного Сталин): князя Ивана Мстиславского и князя Ивана Шуйского, знаменитого воеводу, защитника Пскова, дядю

142 Скрынников Р. Борис Годунов. Указ. соч. С. 6.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.