Глава девятая (2)

– А ты его вообще – видел когда-нибудь? – спросил Андрей мягко.

Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни – неестественно бесшумный и легкий при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и – не удержался все-таки – скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой, – какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый… Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)

Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето, зелень, роскошный белый лимузин аномальной длины, и какие-то люди рядом – стоят у распахнутых дверец.

– Это кто, по-твоему? – спросил Эль-де-през с невыразимым презрением.

– Ты.

– А это?

– Не знаю.

– Он. Между прочим, заметь: рядышком. Вась-вась.

– Понял. Сражен. Сдаюсь.

…А ведь и в самом деле: “печальный человек с длинными волосами”. Бледное, слегка одутловатое лицо, уголки губ опущены, глаза чуть прищурены от солнца (в руках – темные очки). Все вокруг улыбаются, зубы напоказ, а он – нет. Ему – грустно. Или, может быть, скучно. Какой-то он… несовременный! Вот точное слово: несовременный. Несовременная одежда – подержанная и мешком. Несовременное лицо… Выражение лица несовременное… И эта общая печальная расслабленность…

– А женщина кто?

– Супруга. Алена Григорьевна.

– Красивая.

– Ну дак!

– Краси-ивая… – повторил Андрей. – И дети есть?

– Есть. Сынишка. Алик. Это он нас как раз и фотографирует.

– А вот это кто, с тросточкой?

Эль-де-през протянул руку и отобрал у него фотографию.

– Много будешь знать, знаешь что будет?

– Гос-с-с… Подумаешь, тайны! Подожди, а что там у тебя написано? Покажи!

Эль-де-през показал, и с удовольствием. На обороте четким детским почерком написано было (фломастером): “Эль-де-презу – с благодарностью за все”. И витиеватая неразборчивая подпись. И дата: июль прошлого года. Числа нет. Наверное потому, что снималось в один день, а надписывалось – в другой.

– А почему его зовут Аятолла?

– Его зовут Хан Автандилович, – резко сказал Эль-де-през. – Или господин Хусаинов. А ты не повторяй глупостей.

Андрей молча смотрел на него: какой он огромный, черный, грозный и праведно встопорщенный. Потом сказал:

– Кайлас помнишь?

– Ну, – ответил Эль-де-през, сразу же помягчев и сделавшись Серегой, Сержем, Серым, Щербатым.

– Черная гора. Долина Смерти. Титапури… – “Обитель голодного черта”… – Сережа уже больше не сердился, взгляд его сделался задумчив.

– Если бы я тогда самого господа бога назвал аятоллой, разве ты на меня обиделся бы?..

– Ну, я вообще-то неверующий… – Эль-де-през от внезапных воспоминаний совсем смягчился было, но тут же посуровел. – Все! – сказал он Горю Луковому. – Ты меня достал. Пошел с глаз моих, чтобы я тебя не видел. Игрушки убрать! Десять минут тебе на все… Дай сюда вилку…

Горе Луковое радостно отдало вилку с куском котлеты, съехало со стула и радостно затопало в глубь квартиры, мелькая вылезшей из рейтуз клетчатой фланелевой рубахой.

– Побеждает не сила, – сказал Андрей поучительно, – побеждает терпение.

– Это ты о чем? – спросил Эль-де-през с подозрением, но уточнять не стал – сунул в рот остаток котлеты, а вилку, не вставая и не прицеливаясь, с большой точностью переправил через всю кухню в мойку. С лязгом.

– Слушай, – сказал Андрей задумчиво, – как ты думаешь, почему меня детишки не любят?

– А кто тебя, такого, вообще любит?

– Гм. И то верно. Впрочем, женщины! Женщины меня любят.

– Это не любовь, – сказал Эль-де-през пренебрежительно. – Это – похоть. При чем здесь любовь?..

Андрей почему-то сразу же вспомнил анекдот про мужика, который своей законной решил однажды показать по видику крутую порнуху, но рассказывать анекдот не стал: у Сережи всегда была некая затрудненка с юмором. Смешные истории он не воспринимал и ничего смешного в этой жизни никогда не замечал. “Ну, не знаю, не знаю, – говаривал он. – Со мной никогда ничего смешного не происходит…” Он был строгий парень. Но зато надежный как роллс-ройс.

– А откуда он знает, что ты – Эль-де-през? – спросил вдруг Андрей, и на этот раз был понят немедленно, хотя, казалось бы, речь шла уже совсем о другом.

– Сам удивляюсь, – признался Эль-де-през. – Знает откуда-то. Он вообще все знает.

– Но ты ему не говорил?

– Конечно, нет. Чего ради? Да и когда? Он со мной два раза всего разговаривал: когда я нанимался к нему и когда он меня отправлял в эту командировку…

– В какую еще командировку?

– Ну, в охрану к этому, к Профессору, к кандидату нашему.

– А-а-а…

– Я ведь не насовсем к нему перешел, – объяснил Эль-де-през, доставая из холодильника новую банку. – К кандидату. Я ведь только на время выборов.

– Ну и что, тяжелая работа?

– Да нет. Нормальная. Я бы даже сказал – пустяковая. На хрен кому он нужен, этот наш Профессор?

– А говорят, у него рейтинг вдруг круто пошел вверх, – заметил Андрей между прочим.

– Да, говорят. Я утром сегодня в штаб звонил – там все на ушах стоят от восторга. Но вообще-то странно – с чего бы это вдруг?

– Представления не имею, – соврал Андрей – кое-какие соображения по этому поводу у него были.

– Вообще-то какая разница? Я жду не дождусь, когда вся эта залипуха кончится и я вернусь к ребятам. Надоело. У этого Профессора команда – все какие-то нервнобольные. Дерганые какие-то.

– А ты чего ждал? Высокая политика.

– Ну да, высокая… – проворчал Сережа Эль-де-през. – Выше дерева стоячего. Может, все-таки дать тебе еще пива? Что ты пустую банку сосешь второй час?

– Спасибо, не надо. Мне и так хорошо.

– Потолстеть боишься?

– Нет. Я вообще-то ничего не боюсь, как ты, может быть, слышал.

– Слышал, слышал… Бодигард из тебя никакой.

– Это почему же?

– А потому, – наставительно произнес Эль-де-през, вскрывая очередную банку, – что настоящий бодигард должен всего бояться. Только тогда от него и будет толк. Тетка в толпе в зеркальце посмотрела – губы подкрасить, а ты обязан тут же вздрогнуть и насторожиться.

– Ну и работка! Так весь день и вздрагиваешь?

– Ей-богу. Как проклятый. Но виду, конечно, показывать нельзя. С виду ты должен быть – как египетский сфинкс. “Каменная задница”…

Он засмеялся, но как-то невесело. Лицо его словно бы вдруг постарело, глаза остановились:

– Дурак какой-нибудь, собачник гуляющий, посмотрит как-нибудь не так… – он замолчал, оборвав самого себя, а потом пробормотал: – Знаешь, я все-таки позвоню туда еще разок… – Он вытянул из заднего кармана мобильник и нажал кнопку. – Чего-то мне неспокойно вдруг сделалось, ей-богу, – объяснил он, как бы извиняясь. – Сам не понимаю, почему… Толян, ты? Да, это я. Ну, как вы там?.. Точно?.. Водку празднуете? А не рано?.. Я говорю, не рано начали?.. Да? Ну, слава богу… Ну, давай. Давай, говорю!.. До завтра… Гудят! – объяснил он Андрею, заметно повеселев. – Гудят, корифеи! Не рано ли начали?
[1] [2] [3]