Часть седьмая. СИОН (2)

[1] [2] [3] [4]

Различие в отношении к переговорному процессу играло еще более важную роль в определении границ Израиля. Для евреев были возможны три варианта отношения к своей воссозданной родине: как к национальному очагу, как к Земле Обетованной и, наконец, как к сионистскому государству. Первый мог очень быстро исчерпать свои возможности. Если бы все евреи захотели оказаться в месте, где могли бы быть в безопасности, такое место можно было бы отыскать где угодно, скажем, в Аргентине, Уганде, Мадагаскаре, которые рассматривались с этой точки зрения в различное время. Но очень быстро становилось ясно, что слишком мало евреев заинтересованы в этих вариантах. Единственным исключением был, пожалуй, Эль-Ариш, причем именно потому, что он расположен вблизи Палестины.

Таким образом, мы можем перейти ко второму варианту, а именно к Земле Обетованной. Так или иначе, он импонировал теоретически всем евреям, как религиозным, так и светски настроенным, за исключением разве что особо благочестивых, которые настаивали, что возврат в Сион должен быть частью мессианского события, к ним примыкали и те евреи, кто не намеревались вообще никуда возвращаться. Но что это конкретно должна быть за земля? Как мы уже отмечали, Бог, отдавая ее Аврааму, не уточнил этого обстоятельства. Должна ли она состоять из территорий, которые израильтяне населяли? Если да, то в какой период? Фактически существовало два общества и два Храма: Давидов и хасмонейский. Некоторые сионисты считали (и считают) свое государство Третьим сообществом. Но чьим преемником оно является? Царство Давида (но не Соломона) включало Сирию. Хасмонейское царство также одно время владело обширной территорией. Но эти древние сообщества в эпоху своего максимального распространения были мини-империями, в состав которых входили и подчиненные народы, которые были полуевреями, а то и вовсе неевреями. Вряд ли поэтому они могли бы служить моделями сионистского государства, основным назначением которого было стать национальным очагом для евреев. С другой стороны, существовала сильная эмоциональная убежденность в праве евреев объявить своими те части Палестины, где они преобладали в древности. Это нашло свое отражение в плане, представленном сионистами в 1919 г. Парижской мирной конференции. В соответствии с этим планом евреям отдавалось побережье от Рафаха до Сайды и оба берега Иордана, причем восточная граница должна была проходить чуть западнее железной дороги Дамаск-Амман-Хиджаз. План, как и следовало ожидать, был отклонен, однако его основные положения продолжали фигурировать в программе Ревизионистов Жаботинского.

Обратимся теперь к варианту сионистского государства как такового, территории, которую евреи могли бы практически обрести, осесть там, развивать ее и защищать. Этот эмпирический подход был одобрен основными сионистскими организациями и стал на практике политикой государства. Он был разумным, поскольку предоставлял широчайшие возможности для применения еврейского искусства вести переговоры. Он позволял еврейским лидерам говорить, что они готовы остановиться на любых границах, в пределах которых находятся земли, занятые евреями, и которые адекватны и могут быть защищены. Поэтому на каждом этапе, будь то во времена мандата или позднее, евреи проявляли гибкость и готовность принять любое разумное предложение. В июле 1937 г. по плану раздела, предложенному комиссией Пила, им причиталась только Галилея от Метулли до Афулы и полоса побережья от Акры до точки в 32 километрах к северу от Газы, причем эта полоса пересекалась коридором, ведущим к британскому анклаву вокруг Иерусалима. Арабы же, которым согласно плану, причиталось три четверти Палестины, отвергли его без обсуждения.

К 1947 г., когда ООН выступила с новыми предложениями по разделу, заселение Палестины продолжалось, и в плане это было отражено. Он уже не предлагал евреям Акры и Западной Галилеи, которые стали в основном арабскими, но зато добавлял к их доле почти весь Негев и часть района Мертвого Моря. В то время, как Пил отдавал евреям всего 20% Палестины, ООН готова была отдать им половину. Это заведомо не была Земля Обетованная, поскольку сюда не входили Иудея и Самария, весь Западный берег Иордана и, главное, сам Иерусалим. Все же евреи, хотя и нехотя, приняли этот план. Их эмпирическую философию своеобразно сформулировал бывший оксфордский академик, Абба Эбан, которому суждено было много лет занимать пост министра иностранных дел и возглавлять переговоры от имени нового государства. Евреи согласились потерять районы, важные для них с религиозной и исторической точки зрения, объяснял он, потому что «процессу развития еврейской государственности некий оттенок, связанный с возможностью раздела», был присущ начиная с того самого момента, когда появилась «конкретная историческая перспектива» – то есть с оформления мандата Лиги Наций. Сионистская политика заселения «основывалась на том, чтобы избегать всяческих конфликтов с существующими демографическими реальностями. Идея состояла в том, чтобы селить евреев там, где арабы не закрепились по-настоящему». Поскольку поселения арабов возникали там же, где в древности селились израильтяне, то в современную эпоху евреи направлялись на старую прибрежную равнину филистимлян и долину Иезрееля, которой арабы избегали из-за малярии. «Принцип поселения евреев, – говорил Эбан, – был всегда эмпирическим исходом из реалий современности, но никогда – из религиозных и исторических соображений». А потому в переговорах под эгидой ООН мы хотя и полагались в целом на исторические корни, но никогда не выдвигали требований на включение какого-либо конкретного района вблизи границы раздела, ссылаясь на древнеисторические права. Поскольку Хеврон был полон арабов, мы на него и не претендовали. Поскольку Беершеба была практически пустой, мы включили ее в список наших пожеланий. Главный тезис сионистов всегда состоял в том, что в пределах Эрец-Израэля имеется достаточно места, чтобы разместить с большой плотностью евреев, не перемещая арабское поселение и даже не нарушая глубоко укоренившиеся связи арабов».

Эта философия привела евреев к принятию ооновского плана раздела, несмотря на то, что возникающим при этом государством из-за странной географии было крайне неудобно управлять и оборонять. Но арабы вновь без всякого обсуждения отвергли план, который мог бы дать им свое Палестинское государство, и тут же попытались прибегнуть к силовому решению вопроса. В результате последовавшей за этим войны и израильских захватов в июне-ноябре 1948 г. государство Израиль заняло 80% Палестины, причем границы его, хотя и имели довольно странную конфигурацию, делали государство управляемым и обороняемым. Арабам-палестинцам же вообще не досталось территории, один Сектор Газа да Западный Берег под иорданским управлением.

Несмотря на печальный опыт общения с арабами, не желающими вести переговоры, израильтяне попытались добиться соглашения о постоянных границах на базе линии перемирия 1949 года. Это стоило бы им некоторой земли, но они были готовы пойти на это, если бы взамен Израиль получил окончательное урегулирование. Но такая сделка никогда даже не обсуждалась. Арабы отказывались от прямых переговоров с израильтянами. Различные переговоры, проводившиеся через согласительную комиссию ООН по Палестине, позволили понять, что арабы настаивали на уходе Израиля за ооновскую линию разграничения 1947 г. (которую они никогда не принимали и не признавали), причем даже без признания в ответ нового государства. В то время, как Израиль рассматривал перемирие как прелюдию к миру, арабы считали его не более чем прекращением огня (либо прелюдией к войне, когда им это окажется удобным). Более того, арабские государства не желали придерживаться условий различных соглашений о перемирии. Последние использовались лишь как ширма, прикрываясь которой можно было бы устраивать налеты федаинов и другие акции террора против граждан Израиля, а также всяческие бойкоты и блокады, направленные на подрыв его экономики. Для арабов перемирие было продолжением войны другими средствами. Фактически Израиль так и находится в состоянии войны с большинством своих арабских соседей с ноября 1947 г. до сегодняшнего дня.

Это привело к фундаментальной переоценке природы сионистского государства. Светские первопроходцы-евреи видели в нем некую пацифистскую и коллективистскую Утопию. Религиозные пионеры мечтали о государстве святой теократии. Теперь же и те и другие вынуждены были отдавать свою энергию государству максимальной безопасности. В каком-то смысле эта трансформация была естественной. Поселенцам вечно приходилось ставить вокруг своих жилищ по периметру ограждения для защиты от арабских мародеров. В период между войнами эта система обороны становилась все более сложной и профессиональной. Но с 1949 г. начался процесс медленного, неохотного, но неуклонного превращения безопасности в приоритетную задачу целой страны. Израильтянам пришлось не только изобретать средства внутренней безопасности, которые можно было бы противопоставить растущей изощренности арабского терроризма; им также приходилось готовить свои вооруженные силы к отражению одновременного нападения всех арабских государств. Эти задачи определяли бюджет нового государства и преобладали в его международных отношениях.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.