Часть четвертая. ГЕТТО (5)

Процесс рационализации шел и в еврейском обществе, хотя поначалу неуверенно и боязливо. Парадокс состоит в том, что в одно и то же время гетто порождало коммерческие новации и религиозный консерватизм. В начале Нового времени евреев характеризовал удивительный дуализм. Они зачастую смотрели на внешний мир более ясными глазами, чем он сам; стоило же евреям обратить взор на себя, как он затуманивался. В XII веке Маймонид пытался соединить иудаизм со здравым смыслом. Попытка не увенчалась успехом и ушла в XIV веке в подполье. Гетто помогло ей там задержаться, укрепляя традиционную власть и отбивая охоту к размышлению. К тому же оно усугубляло тяжесть общественного неодобрения, поскольку еврей не мог покинуть гетто, не растеряв полностью своей веры. Но, разумеется, оно не могло полностью убить дух рационализации, ибо он был внутренне присущ иудаизму и галахическому методу. Даже в гетто иудаизм консервировал кафедократию как общество, управляемое образованными людьми. Там, где существуют ученые, возникают противоречия и циркулируют идеи.

Гетто были и местом хранения книг. Евреи повсюду организовывали свои типографии. Несмотря на частые налеты со стороны враждебно религиозных властей, им удавалось создать внушительные библиотеки. Один из членов семьи Оппенгеймеров, Давид, который был главным пражским раввином с 1702 по 1736 год, поставил себе задачу собрать все когда-либо отпечатанные еврейские книги. Унаследовав состояние своего дяди Самуила, он был весьма богатым человеком и отнюдь не радикалом. Христиане обвиняли его в злоупотреблении правом отлучения во имя обогащения. На практике ему приходилось держать свою библиотеку в Гамбурге, чтобы спасти ее от католической инквизиции в Богемии. Его собрание, образующее ныне основу библиотеки Hebraica в Оксфорде, некогда превосходило 7000 томов и1000 рукописей. Раввин Оппенгеймер получил в 1722 году предписание императора Карла VI, дающее ему право единоличного контроля над учебой евреев в Праге. Но сама библиотека, собиранию которой он посвятил свою жизнь, была неизбежно питательной средой, на которой взращивалась интеллектуальная подрывная деятельность.

Тем не менее, дух рационализма в иудейском мире развивался медленно, частично потому, что евреи с новыми идеями боялись бросить вызов традициям, а частично потому, что подобный вызов мог встретить сокрушительное неодобрение. Опыт свидетельствует, что самым эффективным способом изменить консервативный религиозный подход является исторический подход. Маймонид, наметив современную технику критической оценки Библии, никогда не пользовался историческими критериями как таковыми. Одна из его немногих интеллектуальных слабостей состояла в том, что он считал немессианскую историю «не имеющей практического смысла, пустой потерей времени». Его неодобрение было косвенной причиной того, что евреи так медленно возвращались к исторической литературе. Но в конечном итоге они все же вернулись к ней во второй половине XVI века. После пионерской, хотя и наивной, книги Ибн Верги Азария ден Росси (ок. 1511—1578 гг.) из Мантуи написал наконец в 1573 году настоящую книгу по истории евреев под названием «Меор Эйнаим» («Свет очей»). Используя нееврейские источники и критическую технику, разработанную христианами в эпоху Возрождения, он подверг писания мудрецов рациональному анализу. Его манера была извиняющейся и неуверенной, он явно не получал удовольствия от того, что указывал, где именно ошибались мудрые старцы. Однако, тем не менее, его работа, посвященная еврейскому календарю, разрушила традиционную базу мессианских вычислений и бросила тень сомнений на многое другое.

Работа Росси вызвала сильное неодобрение среди ортодоксально воспитанных евреев. Великий систематизатор Иосиф Каро, наиболее влиятельный ученый того времени, умер как раз тогда, когда собирался подписать приказ о сожжении книги. Раввин Иуда Лев, знаменитый Махарал из Праги, выдающаяся фигура следующего поколения, был столь же критически настроен по отношению к этой книге. Он считал, что предпринятые Росси скептические исследования талмудических легенд и еврейской истории подорвут власть и разрушат веру. По его мнению, Росси не удалось сделать выбор между двумя принципиально разными видами интеллектуального процесса: божественным и природным. Абсурдно использовать методы, пригодные для исследования природы, чтобы пытаться понять, как работает Божественное Провидение. В некотором смысле это был подкоп под Маймонида. Тем не менее, Махарал не был на самом деле никаким обскурантистом и иррационалистом, он допускал множественность направлений в иудаизме. Его оппозиция по отношению к Росси, чьей книгой еврейские студенты не могли пользоваться без специального разрешения раввинов, показывает, какое противодействие встречает любая интеллектуальная новация.
[1] [2] [3] [4]