Часть вторая. ИУДАИЗМ (5)

Расхождение христианства и иудаизма было процессом постепенным. В какой-то степени оно определялось действиями самих евреев. Консолидация иудаизма вокруг жесткого претворения в жизнь законов Моисея в результате крушения программы реформ Маккавеев была существенным моментом в появлении и подъеме христианства среди евреев. В равной степени и сползание еврейского ригоризма к насилию, и лобовое столкновение с греко-римским миром, которое с неизбежностью произошло в 66-70 гг. н.э., окончательно отделили христианскую ветвь иудаизма от еврейского ствола. Первые последователи Иисуса Христа в Иерусалиме несомненно считали себя евреями. Даже Стефан, наибольший экстремист из них, не шел дальше воскрешения некоторых интеллектуальных принципов старой программы реформ. В своей длинной защитительной речи перед синедрионом он вторил реформаторам, по мнению которых Бог не может быть сосредоточен в Храме: «Но Всевышний не в рукотворных храмах живет, как говорит пророк, Небо престол Мой, и земля подножие ног Моих; какой дом созиждете Мне, говорит Господь, или какое место для покоя Моего? Не Моя ли рука сотворила все сие?» Уже в следующих строках он называет своих обвинителей «людьми с необрезанным сердцем и ушами», то есть, плохими евреями; его выпады и его казнь через побивание камнями вписывались в рамки иудаизма. Из 15 главы Деяний Апостолов ясно следует, что во время ранней миссии Павла в число иерусалимских христиан входило много фарисеев, которые твердо стояли на том, что обращенные язычники подлежат обрезанию, и Павлу стоило больших трудов добиться исключения для своей паствы. В Иудее еврейские последователи Христа, как они несомненно называли себя, продолжали подвергаться обрезанию и соблюдать многие положения законов Моисея вплоть до катастрофы 66-70 гг.

Однако великие восстания евреев против правления римлян следует рассматривать не просто как восстания колонизируемого народа, подстрекаемого религиозным национализмом, а как национальный и культурный конфликт между евреями и греками. Ксенофобия и антиэллинизм, которые были так характерны для еврейской литературы начиная со второго века до н.э., получили достойный ответ. По форме не следовало бы говорить о каком-то антисемитизме в древности, поскольку сам термин появился только в 1879 г. Однако по сути антисемитизм, конечно, существовал и ранее, и значение его постепенно нарастало. С глубокой древности «дети Авраама» считались (и считали себя сами) «чужаками и пришельцами». Таких групп было множество, и хабири, включавшие израильтян, были только одной из них, и все они были непопулярны. Однако особая враждебность по отношению к евреям, которая стала возникать во второй половине первого тысячелетия до н.э., явилась результатом еврейского монотеизма и его социальных последствий. Евреи не могли признавать (да и не признавали) существования иных богов или проявлять к ним уважение. Даже в 500 г. до н.э. еврейская вера была очень старой и сохраняла древние обряды и запреты, которые были уже отвергнуты везде, но которые евреи под влиянием своего все более жесткого руководства соблюдали свято. Обрезание выделяло их из всех; греко-римский мир считал этот обряд варварским и противным. Но, по крайней мере, обрезание не препятствовало социальным контактам. Зато древнееврейские понятия о чистоте и диете препятствовали, и этот фактор, пожалуй, больше других вызывал враждебность по отношению к еврейским общинам. Их «чужеродность» лежала в древности в основе возникновения антисемитизма: евреи были не просто иммигрантами, они держались особняком.

Гепатий из Абдеры, писавший в конце IV века до н.э., за 150 лет до конфликта с селевкидами, который во многих отношениях одобрял евреев и иудаизм, тем не менее, критиковал их ненормальный образ жизни, который он называл «негостеприимным и антигуманным». В то время как греческие идеи насчет единства человечества распространялись все шире, стремление евреев рассматривать неевреев как нечистых в ритуальном отношении и запрещать браки с ними стало осуждаться как бесчеловечное, и все чаще стал использоваться термин «мизантропическое». Стоит отметить, что в Вавилоне, куда не проникали греческие идеи, обособленность большой еврейской общины не осуждалась, и, по словам Иосифа Флавия, антиеврейских настроений там не существовало. Греки видели свою ойкумену, цивилизованную вселенную (в противоположность окружающему ее хаосу), где доминировали их идеи, как многорасовое, многонациональное общество, а тех, кто отказывался принимать его, считали врагами человека. В своих нападках на иудаизм Моисея Антиох Епифаний объявлял еврейские законы «враждебными человечеству» и приносил свинью в жертву на еврейских священных книгах. В 133 г. до н.э. правителю из селевкидов Антиоху Сидетскому его советники рекомендовали разрушить Иерусалим и истребить еврейскую нацию, поскольку это был единственный народ на земле, который отказывался от общения с остальным человечеством.

Значительная часть антисемитских настроений, нашедших отражение в литературе, была ответом на агрессивное впечатление, которое производило представление евреями своей религиозной истории. В III веке до н.э. говоривший по-гречески египетский жрец Мането написал историю своей страны, несколько отрывков из которой уцелели в составе «Иудейских древностей» Иосифа Флавия. В этих отрывках содержится критика того, как евреи излагали историю Исхода. И он и другие египетские интеллектуалы находили этот подход глубоко оскорбительным и реагировали на него соответствующим образом. Он представил Исход не как чудесное спасение, а как изгнание колонии прокаженных и других источников заразы. У Мането находит отражение греческая оценка евреев как мизантропов, когда он обвиняет Моисея (изображенного им под именем Осарсифа, египетского жреца-ренегата) в требовании, чтобы евреи «не вступали в связи с кем бы то ни было, кроме членов своего сообщества». В то же время очевидно, что египетский антисемитизм предшествовал завоеванию Египта греками. Со времен Мането мы можем наблюдать появление и развитие антисемитских клеветнических обвинений. Их повторяли, приукрашивая, различные греческие писатели, когда утверждали, что законы Моисея специально запрещали евреям демонстрацию доброй воли по отношению к другим народам, но особенно – к грекам. Масштаб критики в адрес евреев резко возрос с возникновением Хасмонейского царства и его политикой религиозного угнетения городов греков-язычников. Снова была пущена в ход египетская клевета и пошли разговоры, что евреи не имеют никаких прав на Палестину, поскольку всегда были бездомными бродягами, а их временное пребывание в Иудее – просто эпизод. В ответ евреи настаивали, что земля Израиля – Божий дар евреям; глава 12 апокрифической Мудрости Соломона, написанной в I веке до н.э., клеймит аборигенов этой земли как детоубийц и людоедов, виновных в невероятных прегрешениях, как «расу, проклятую с самого начала».

Как и в новейшие времена, о евреях фабриковались басни, которые затем бесконечно повторялись. Так, утверждение, что евреи поклоняются ослам, а в Храме у них красуется ослиная голова, восходит ко II в. до н.э. Им пользовался Аполлоний Молон (первый, кто написал антиеврейский памфлет); позднее оно фигурировало у Посидония, Демокрита, Апиона, Плутарха и Тацита, причем последний повторял его, хотя прекрасно знал, что евреи никогда не поклонялись каким-либо изображениям. Другая выдумка состояла в том, что евреи якобы занимаются в своем Храме тайными человеческими жертвоприношениями и именно поэтому никого туда не пускают. Они избегают свинины потому, что к ним легче, чем к другим, прилипает проказа – эхо грязной выдумки Мането.

Более того, как и в новую эпоху, антисемитизм подпитывался не только вульгарными слухами, но и сознательной пропагандистской работой интеллектуалов. Нет сомнения, что в I в. н.э. антиеврейские настроения, которые неуклонно нарастали, были в значительной степени работой писателей, по большей части – греков. Римляне, бывшие некогда союзниками евреев, первоначально даровали еврейским общинам в крупных городах определенные привилегии – например, право не работать по субботам. Но с образованием империи и формированием культа императора взаимоотношения римлян и евреев стали быстро портиться. Отказ евреев соблюдать формальности государственных почестей был воспринят не просто как свидетельство еврейской непочтительности и претензий на исключительность, в чем всегда их обвиняли греки, но и как активное неподчинение. Враждебность официального Рима охотно подстегивали греческие интеллектуалы. Центром антисемитской пропаганды стала Александрия, где еврейская община была особенно велика, а греко-еврейские отношения – особенно напряженными. Одним из главных возмутителей был Лизимах, возглавлявший Александрийскую библиотеку. После происшедших там беспорядков император Клавдий, подтвердив права евреев, предупредил их публично о необходимости быть более терпимыми по отношению к другим религиям. Сохранился папирус с его эдиктом, обращенным к Александрии. В нем он предупреждает еврейскую общину, что, если они будут проявлять нетерпимость, он будет относиться к ним как к народу, «который сеет в мире чуму» – еще один отголосок Мането. Греческие интеллигентные антисемиты не только распространяли обвинения, подобно Апиону, но и систематически формировали отношение к своим правителям. Император Нерон не проявлял к евреям личной враждебности; одно талмудическое предание утверждает даже, что он был прозелитом. В то же время его греческий наставник Херемон был известным антисемитом.
[1] [2] [3] [4]