(Вендровский Давид Ефимович). Наша улица (сборник) (7)

- Тебе чего?

Полтинник послужил убедительным ответом на суровый вопрос. Дверь сразу отворилась.

- К их высокоблагородию? - уже приветливее спросил полицейский, чистивший сапоги исправника. - С прошением?

- Нет... Так просто... Велел прийти...

- Та-ак-с. Только немножко рано пришел, папаша.

Они еще спят. Поздно вернулись из клуба. Ну, если хочешь подождать жди. Скоро, наверно, все-таки встанут. Уже за полдень перевалило. Садись вон там на скамейке и жди.

И, оставив отца в передней, он, дуя на блестящее голенище, скрылся за кухонной дверью.

Нерон лежал в углу на маленьком коврике. Увидав отца, он поднял свою большую голову, покоившуюся на вытянутых передних лапах, потом сел на задние лапы, потянул носом и внимательно стал разглядывать незнаюмца, раздумывая, видно, как тут поступить: гавкнуть на незваного гостя, или же, напротив, постучать хвосюм об пол в знак дружбы.

Своим опытным собачьим глазом он сразу определил, что чужой принадлежит к той категории двуногих, которых следует встречать приветливо. Те, на которых полагается гавкать, а иногда и за полы хватать, не носят такой одежды, и башмаки у них не блестят, как у этого.

Решив про себя, что незнакомец относится к своим, Перон несколько раз стукнул хвостом об пол вправо и влево, потом широко зевнул и снова уютно вытянулся на коврике у дверей, как бы говоря: "Сиди, если тебе ьто нравится, а я пока подремлю еще немного". И все-таки см время от времени поглядывал полузакрытыми глазами ка пришельца: "Ты, правда, весьма приличный человек, HJ присмотреть за тобой не мешает".

Отец следил за собакой более напряженно, чем собака за ним. Больше всего он боялся, как бы Нерон не залаял.

Если только собака на него залает, он конченый человек в глазах начальства.

- Це-це-це! - защелкал отец языком и подмигнул собаке, как бы говоря: "Ты же видишь, что у меня нет злых помыслов. Давай будем друзьями..."

Нерон широко раскрыл кроткие карие глаза и, помахивая хвостом, смотрел на отца приветливо, с собачьей преданностью, готовый принять предложенную дружбу.

Это придало отцу смелости, и он попытался еще больше сблизиться с исправничьим питомцем, который мог оказаться ему полезен в гораздо большей степени, чем какойнибудь человек. Отец еще шире заулыбался.

- На, на, Нерон! Иди сюда, Неруша, на, на! - звал он собаку, не переставая щелкать и языком и пальцами.

Не спеша собака поднялась во весь рост, расставила сильные ноги, отряхнулась, зевнула широким, продолжительным зевком и только тогда, с большим достоинством, подошла к отцу и остановилась перед ним, будто говоря:

"Хочешь меня погладить - гладь. Мне не жалко..."

Не очень уверенно отец протянул руку и осторожно пощекотал собаку за ухом. Нерон поворчал от удовольствия и доверчиво положил свою большую круглую голову ему на колени.

Тут отец смелее начал гладить голову и спину собаки.

Он даже отважился взять в ладони тупую морду Нерона.

Собака высунула влажный язык и лизнула руку своего нового друга.

От неожиданности отец быстро отдернул руку. Нерон посмотрел на него с упреком. И, очевидно, для того чтобы окончательно убедить друга в своих добрых намерениях, собака положила передние лапы на колени отца и добрыми глазами животного, которому никогда не приходилось бороться за обглоданную кость и у которого поэтому нет причины быть злым, заглянула ему в глаза. Отцу казалось, что собака вот-вот скажет: "Теперь ты уже видишь, что меня нечего бояться". Как человек, у которого никогда не было собак, отец все еще не доверял Нерону: все-таки собака! Но Нерон так доверчиво заглядывал ему в глаза и так дружески помахивал хвостом, что отец ощутил в душе теплое чувство к этому доброму животному, которое выказывает ему такую преданность и ластится к нему, как к своему...

- Ах ты, добрый пес, ах ты, добрый, милый мой пес!

Честное слово, если бы ты умел разговаривать, ты бы наверняка похлопотал за меня у своего хозяина.

Несколько минут исправник стоял в дверях кабинета и молча наблюдал сцену между собакой и незнакомцем.

Его обычно нахмуренное и всегда как будто чем-то недовольное лицо прояснилось, и лихо закрученные усы слегка зашевелились над толстыми губами, которые растянулись в довольной улыбке:

- А что, нравится тебе моя собака?

Отец вздрогнул и быстро вскочил на ноги.

Услышав знакомый голос, Нерон оставил своего нового друга и бросился к хозяину, потом опять бросился к отцу, от отца к хозяину, обнюхивая поочередно каждого из них, словно стараясь свести их поближе...

- Эге, да вы, я вижу, успели подружиться, - проронил исправник, столь же удивленный, сколь и довольный. - Чем же ты его взял, что он сразу привязался к тебе?

Зная, что неожиданная дружба с собакой может сослужить ему большую службу, отец воскликнул с тем воодушевлением, с которым какой-нибудь ловелас хвалит ребенка, чтобы понравиться матери:

- Ваше высокоблагородие! Как можно не любить тачую собаку? Я никогда в жизни не видел такой удивительной, такой доброй собаки. Бриллиант, а не собака.

- Ты не думай... Это ничего, что он к тебе ласкается, - почувствовал исправник досаду от того, что его Нерона принимают за какую-то овечку, когда нужно, он бывает такой злой, что только держись! Он необыкновенно сильный...

- Еще бы, лев, а не собака! - поторопился отец исправить свою ошибку.

- Пусть только пройдет мимо дома подозрительная личность, он моментально горло перегрызет.

- Имея такую собаку в доме, - подхватил отец, - можно спокойно спать при открытых дверях.

- Или пусть ему только покажется, что кто-нибудь собирается меня обидеть... Голову оторвет! - не мог нахвалиться исправник своим любимцем.

- Да, не завидую я тому наглецу, который посмеет в присутствии Нерона косо посмотреть на ваше высокоблагородие, - старался отец перещеголять исправника в восхвалении собаки.

Ничто не могло доставить исправнику большего удовольствия, чем разговор о Нероне. Убедившись в том, что собака отцу понравилась, он забыл, с кем имеет дело, и взахлеб расхваливал своего любимца, рассказывая чудеса о его героическом прошлом и его родословной с обеих сторон до третьего поколения.

Отец улыбался, в изумлении качал головой и причмокивал губами, на все лады выказывая свое восхищение.

Он все время не переставал гладить Нерона, будто никак не мог от него оторваться.

Исчерпав весь запас рассказов о Нероне, исправник вдруг вспомнил:

- Кто ты, собственно, такой? По какой надобности пришел?

Мужество, порожденное дружбой с Нероном, сразу оставило отца, когда ему пришлось приступить к главному.

- Ваше высокоблагородие! Я... я... я... вот это самое... относительно собаки... Я пришел по поводу Нерона... - бессвязно бормотал он.

- А в чем дело?

- Кто-то распустил ложный слух, будто мой мальчик знал ту шелудивую собаку, которая посмела напасть на вашего замечательного Нерона. Это поклеп, ваше высокоблагородие, чистый поклеп! Я люблю собак, ваше высокоблагородие, собаки - жизнь моя, но я бедный человек и не в состоянии их содержать. Вот полюбоваться такой собакой, как, скажем, ваш Нерон, поиграть с ней -- это да, это я могу себе позволить. Но у меня самого собаки никогда не было.

- Вот как! Значит, эго собака твоего мальчика. Гм...

- Нет, ваше высокоблагородие, это не моего мальчика собака. Ни у меня, ни у моих детей никогда не было собаки. Сами не едим досыта, куда нам еще собак держать?

Зто враги мои, злопыхатели, нарочно ввели в заблуждение господина околоточного. Ложный донос, ваше высокоблагородие, не более...

- Ну, вот что: теперь у меня нет времени разбираться...

Заходи через несколько дней. Ты, видно, приличный человек. Был бы не приличный, мой Нерон так не ласкался бы к тебе. Ну, пока ступай!

Спустя несколько дней исправник как-то вышел из своего кабинета и, удивленный, остановился в дверях:
[1] [2] [3] [4]