(Вендровский Давид Ефимович). Наша улица (сборник) (16)

[1] [2] [3] [4]

- Вот тебе, брандахлыст! Шляется тут всякая шантрапа!..

На улице ждала меня холодная осенняя ночь...

1912-1960

НА ЧУЖОМ ПИРУ

1

В настоящее время Марьина роща является составной частью Дзержинского района - одного из многих благоустроенных районов Москвы. Асфальтированные, обсаженные деревьями улицы, универмаги, школы, клубы, кинотеатры, больницы - все как и в других районах советской столицы. В конце прошлого века Марьина роща была такой же органической частью Москвы, как и сейчас, но по каким-то непонятным административным соображениям считалась деревней. Первая половина бесконечно длинной Александровской улицы (ныне Октябрьской) была частью города Москвы, а вторая половина той же Александровской улицы проходила через деревню Марьина роща.

Деревня с благозвучным названием "Марьина роща"

весной и осенью утопала в грязи, летом задыхалась от пыли, а зимой лежала под сугробами никогда не счищаемого снега.

Одноэтажные и двухэтажные домики - в большинстве своем деревянные были до отказа набиты беднотой:

всякого рода ремесленниками, грузчиками, точильщиками, шарманщиками, тряпичниками. Находили там приют также и социальные отбросы большого города - воры, скупщики краденого, фальшивомонетчики, сутенеры и другие темные личности, для которых встречи с представителями власти не были желательны.

Как и в любой другой деревне, всю "власть" в Марьиной роще представлял один-единственный урядник. От него легче было скрыться, а в случае нужды и поладить с ним, чем с многочисленными представителями власти в огромной Москве.

По этой именно причине "швейцарские подданные" предпочитали Марьину рощу любой другой части Москвы. Здесь они вносили ежемесячную дань уряднику, а при случае обходились платой одному только дворнику дома.

Парадный ход дома Смирнова на углу Сущевскою вала и Александровской (трехэтажный, неоштукатуренный большой дом, - пожалуй, самый большой в Марьиной роще) не охранялся швейцаром в ливрее с позументами и в фуражке с золотым околышем. Дом Смирнова вообще не имел "парадного" и "черного" хода. Единственный, далеко не парадный вход вел на полутемную грязную лестницу, пропитанную неистребимыми запахами кислых щей, белья, кухонных отбросов и кошек.

На первом этаже, там, где теперь помещается аптека, была ночная чайная для извозчиков. На верхних двух этажах жила "чистая публика": мелкие акцизные и почтовые чиновники, трактирные музыканты, официанты и... евреи, обитавшие здесь на правах "швейцарских подданных", если не считать дантиста Перельмана, занимавшего на втором зтаже квартиру из четырех комнат, одну из которых он сдавал мне за двенадцать рублей в месяц.

"Административные единицы" дома Смирнова состояли из старшего дворника Михея - крайне ленивого мужика, которому его флегматичность нисколько не мешала быть себе на уме, и его племянника, младшего дворника Кондрата. Михей выписал его к себе для того, чтобы устроить на работу, и благодарный племянник исполнял всю работу по дому и за себя и за благодетеля дядю.

Михей не признавал никаких напитков ниже сорока градусов. По этой причине он был лучшим другом своих "подданных", у которых в любое время можно было выжать лишний полтинник на водку.

2

Михей справлял свои именины. В дворницкой, окошко которой чуть поднималось над мостовой, собралось лучшее общество Марьиной рощи: дворники из соседних домов, важный кучер в плисовых шароварах и в кумачовой рубахе, выгнанный за пьянство бывший барский повар, отставной городовой, вся грудь которого была украшена серебряными и бронзовыми медалями, фонарщик, молодая прачка с руками, сморщенными и бледными от постоянного пребывания в воде, судебный курьер и два ночных сторожа со своими женами.

На белом, некрашеном столе возвышалась целая батарея бутылок с водкой и разными наливками - подарки гостей имениннику; стояли тарелки с нарезанной колбасой, кислой капустой, селедкой, салом. На самой середине стола красовались два огромных пирога - один с капустой, другой с рисом и яйцами. Закуску, как и бочонок пива, примостившийся тут же у стола на табурете, заготовил сам виновник торжества за счет проживавших в его владениях бесправных евреев.

Пир был в самом разгаре. Дым из трубок и козьих ножек тяжелой тучей висел под низким сводом дворницкой и валил как из трубы в маленькое открытое оконце, которое было не в силах очистить воздух в тесном, переполненном до отказа подвале.

Два раза чуть не доходило до драки. Один раз - между отставным городовым и бывшим поваром из-за того, что последний назвал городового "гороховой душой". Второй раз - между тем же поваром и одним из ночных сторожей, жену которого повар щипал под столом за ногу. Но стараниями хозяина мир оба раза был восстановлен. Вместо того чтобы сцепиться, враги благодушно потчевали друг друга водкой и целовались, и все же никто не был уверен в том, что пир окончится без потасовки.

Но пока гости еще не были достаточно пьяны, не пришло еще время пустить в ход кулаки и бутылки. Даже не начали "играть песни". Пока это была лишь веселая, более или менее в меру выпившая компания, где все говорили разом и несколько громче, чем говорят трезвые люди.

Каждый из гостей рассказыват о себе какую-нибудь историю, призванную убедить присутствующих в том, что именно он самое важное лицо в этом обществе. Бывший повар расписывал изысканные блюда, которые он готовил, когда служил у его превосходительства действительного статского советника Михаила Александровича Ефремова; однажды он простой ухой, приготовленной по собственному рецепту, утер нос французскому повару из ресторана Било, специально приглашенному барином, чтобы приготовить обед в день именин его дочери. Кучер хвастал своим умением объезжать самых норовистых чистокровных лошадей и кутежами, которые его барин, первой гильдии купец Афанасий Ферапонтович Троебрюхов, закатывает в загородных ресторанах "Яр" и "Стрельна". Бывший городовой восхвалял отвагу и силу, проявленные им и его начальством во время облав на преступные элементы. Курьер суда уверял, что задолго до того, как суд выносит приговор, он может точно сказать, кто из подсудимых угодит на каторгу, а кто отделается двумя-тремя годами тюрьмы. Прачка похвалялась тем, что из-за ее руки спорят целых три пожарных и один кузнец.

Сам виновник торжества, Михей, не уступал своим гостям в беспардонном вранье.

Не смотрите, что он всего-навсего дворник. Если бы не проклятое вино, он теперь уже был бы - фью-юи! Этот свист должен был показать, как высоко мог бы вознестись Михей.

Хоть он и не более чем старший дворник, но человек грамотный, был старостой в своей деревне, - как говорится, человек с положением. Смутил зеленый змий. "Что греха таить, иногда, бывало, заработаешь рубль-другой на стороне... Делал людям добро... Но если человеку не везет, так не везет..." Говорили, будто он, Михей, общественные деньги растратил. С трудом выпутался... Адвокат - хороший человек, помог, но раздел его до рубахи. Что Михею оставалось делать? Пошел в город и стал дворником. Но это ничего не значит, все равно он ведет компанию только с лучшими людьми дома. Многие даже здороваются с ним за руку: "Здрасьте, Михей Данилыч". Да, он не кто-нибудь!

Надув мясистые щеки, Михей обводил гостей выпученными глазами, словно говоря: "Вот каков я есть, Михей Данилыч!"

В окно подвала видны были ноги проходивших по двору людей. По этим ногам Михей узнавал жильцов дома и каждого из них "представлял" гостям:

- Вот возьмите хотя бы этого! Образованный... В банке служит... А здоровается со мной за руку: "Мое почтение, Михей Данилыч..." Потому Михея уважают...

На горе мне, я оказался одним "из лучших людей"

дома, с которыми вел компанию Михей.

Увидев в окно мои ботинки и нижнюю часть полосатых брюк, он высунул голову и позвал:

- Данил Ефимыч! - Михей давно уже заменил привычным русским Данилой еврейское имя Давид. - Данил Ефимыч, пожалуйте сюда на одну минуточку.

У меня екнуло сердце. Наверно, Михей собирается сообщить мне, что ожидается облава и поэтому мне лучше некоторое время не ночевать дома.

У Михея трудно было узнать, является ли тревога настоящей или же она служит только средством выжать лишпин полтинник на водку сверх месячной мзды. Я сделанным спокойствием спросил:

- Что хорошего скажете, Михей?

Михей улыбнулся в свою бороду-лопату.

- Вы, Данил Ефимыч, не беспокойтесь. К нам пожалуйте! Именины справляем.

Я засунул руку в карман: как не порадовать Михея хотя бы пелковым в день его именин?

Но Михей остановил меня:

- Нет, нет, Данил Ефимыч! Не извольте беспокоиться.

Никаких благодарствиев. Вы только уважьте выпить с нами стопочку и поздравить по-приятельски!

Из-за спины Михея выглядывали его гости, очевидно любопытствуя: в самом ли деле молодой барин в приятельских отношениях с Михеем и спустится в подвал выпить с ним или это не более чем пустое бахвальство?

Я не знал, как поступить: общество в подвале было чрезмерно велико и, как мне казалось, слишком весело настроено. С другой стороны, как не пойти, когда от Михея зависит "быть или не быть" мне в Москве? Никогда нельзя знать, что способен выкинуть Михей в пьяном виде. Он тут же может приказать тебе убираться вон из "его" дома.

И я решил: черт с ним, спущусь на минутку!

Смешанный острый запах махорки, водочного перегара и распаренных человеческих тел ударил мне в лицо, как только я переступил порог подвала.

- Вот, будьте знакомы... Мой приятель, сын первой гильдии купца Данил Ефимыч.

Один за другим все присутствующие подали новоиспеченному сыну первой гильдии купца шершавые руки. Женщины протягивали свои потные ладони не сгибая, лопаточкой, и важно поджимали при этом губы: и мы, мол, знаем обхождение в хорошем обществе.

- Ну, а теперича выпьем! - сказал Михей, как только церемония представления была окончена.

Рюмки мгновенно наполнились.

- Будем здоровы, Данил Ефимыч! Нет, нет, это не пройдет, Данил Ефимыч! - завопил Михей, увидев, что я только пригубил водку. - Пей до дна, и никаких! - решительно заявил он.

Чтоб поскорей отделаться от веселой компании и выбраться из душного, накуренного подвала, я проглотил рюмку водки, закусил коркой черного хлеба, поблагодарил и собрался уходить. Но Михей и слушать об этом ке хотел.

Как же так? Ведь это кровная обида. Я должен еще раз выпить и закусить как следует-колбасой, салом...

попробовать пироги, собственноручно испеченные жено"

Михея... Разве он может отпустить своего лучшего друга, самого близкого приятеля с одной рюмкой водки и корочкой черного хлеба. Да ни за что!..

Недолго думая он еще раз наполнил мою рюмку и положил на тарелку понемногу из всего, что было па столе.

- Откушай, Данил Ефимыч, будь моим гостем, самым уважаемым гостем...

Запах капусты с луком, поджаренной на постном масле, вызывал у меня тошноту, но из вежливости я еще раз выпил, закусил кусочком пирога и опять стал прощаться.

Михей, однако, не мог допустить, чтобы я ушел, не чокнувшись со всеми его гостями.

Я понял, что мне не уйти до самого конца торжества.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.