Глава 13 (2)
[1] [2] [3] [4]– Ты сказал, что нам нужно пересечь границу. Какую границу? Куда мы едем, в конце концов? – в третий раз спросил Алекс.
– Вы оба подвергаетесь опасности, и мы вывозим вас из страны.
– О чем ты говоришь?! – взорвался Алекс. – Сначала отвезите нас домой. Затем...
– Никаких “домой”, – голос Гримальди был тверд. – Дмитрий Морозов наверняка уже там, поджидает тебя или обоих. В Париже нет такого места, где вы были бы в безопасности. Если вы проголодались, то немного погодя мы остановимся и пообедаем. Если вам нужна одежда или какие-то мелочи – мы всем вас обеспечим. Но если ты хочешь спасти жизнь своей девушке, Алекс, то будь добр – заткнись, расслабься и наслаждайся поездкой.
На стоянке в подземном гараже в Ле Бурже они пересели в ожидающий их черный “пежо”. На границе бельгийский пограничник махнул им своим жезлом, даже не заглядывая в документы. Ближе к вечеру они уже были в Брюсселе.
* * *
Десять дней спустя Алекс, спасаясь от проливного дождя, зашел в кафе “Брабант”, что расположено на брюссельской Гран Плас. Сняв свой новый плащ, еще один подарок “дядюшки Сэма”, он уселся за столик возле широкого окна, выходившего на живописные окрестности. Взгляд его скользнул по обступившим площадь высоким домам с их щипцовыми крышами и затейливыми башенками.
Альфред, вымуштрованный до подобострастия официант в короткой белой тужурке с золотыми эполетами, слегка наклонил свою узкую голову.
– La meme chose pour monsieur?
– Да, Альфред. Большую чашку кофе со сливками и два рогалика.
– Значит, la meme chose. Одну минуточку, мосье. “La meme chose – “как всегда”, словно для завсегдатая. Как быстро жизнь вошла в привычную колею, обросла новыми стереотипами”, – с удивлением подумал Алекс. Каждое утро точно в девять часов автомобиль ЦРУ забирал Татьяну из их новой квартиры и увозил на “собеседование”, которое продолжалось до шести вечера. Новое их жилище располагалось на Рю Гаспар – одной из неприметных узеньких улиц за Гран Плас. Это была огромная, холодная квартира, обставленная стандартной мебелью, и они оба ненавидели ее.
Они ненавидели также и новую одежду, которую вынуждены были купить взамен той, что осталась в Париже, и едва терпели постоянное присутствие двух вооруженных агентов. Женщина – это была Джейн – дежурила в их квартире круглыми сутками, укладываясь на ночь на кушетке в гостиной, а второй агент – Барт – неотлучно находился в припаркованной напротив их дома машине. Ангелы-хранители сопровождали их даже в те редкие вечера, когда они выбирались в ресторан или в кино. Правда, вчера вечером Гримальди наконец-то согласился слегка ослабить меры безопасности и оставить их вдвоем в квартире. Джейн ушла, крепко обняв Татьяну на прощание – несмотря ни на что, женщины успели привыкнуть друг к другу. Барт по-прежнему оставался в машине, наблюдая за входом.
В этот ранний час кафе было почти пустым, если не считать двух пожилых женщин, с жадностью поглощающих бисквитные пирожные с шоколадным кремом. Алекс заказал еще кофе и снова погрузился в свои мысли.
Слава богу, что эта проклятая квартира и опека телохранителей – все это временно. Через пару дней допросы Татьяны закончатся, ее документы тоже будут готовы, и они смогут улететь в Штаты. Он даже уже написал в Университет Брауна и дал согласие преподавать там в течение следующего учебного года.
Он также не удержался и позвонил Нине, выбрав для этого телефонную будку возле почтамта на другом конце города, ибо Гримальди запретил ему пользоваться установленным в их квартире телефоном. С Ниной он поделился своими планами:
“Я привезу тебе невесту, Ниночка. Она настоящая красавица!” Разумеется, ни слова не было сказано о том, что его новая невеста принадлежит к династии Романовых. Алекс сказал только, что собирается жениться на ней и обосноваться в Провиденсе.
– Ты будешь жить с нами, – закончил он. – Нам скоро может понадобиться бабушка, чтобы сидеть с малышом.
Судя по голосу, Нина была довольна, хотя и удивилась. Алекс отставил свою опустевшую чашку и подумал о Клаудии. Он никогда не думал, что их любовь может окончиться подобным образом: он перестал отвечать на ее письма и надеялся, что их отношениям пришел конец. Зачарованный Татьяной, он не мог и не хотел отступиться от своей новой любви.
Хуже всего он чувствовал себя при мысли о том, как подло он поступил с Дмитрием. Алексу было нелегко взглянуть в лицо фактам и признать, что он смог так легко предать своего брата. А ведь это было именно предательство, злоупотребление доверием Дмитрия. “Всю свою жизнь я искал его, – в отчаянии размышлял Алекс, – а когда наконец нашел, то не придумал ничего лучшего, чем отбить у него девушку. Теперь я буду чувствовать свою вину до конца дней моих”.
Дмитрий, конечно, был вовсе не святой, скорее наоборот. Его брат оказался шпионом и безжалостным убийцей. Читая материалы о нем, собранные Гримальди, Алекс инстинктивно чувствовал, что все, о чем там говорилось, – правда. За те несколько месяцев, что братья провели вместе, Алекс сумел разглядеть коварство и жестокость Дмитрия. Однажды вечером, сидя в старинном кафе “Брассери Фло”, они обсуждали знаменитого советского агента Кима Филби, сумевшего занять высокий пост в британской разведслужбе, и Алекс упомянул о разочаровании английских коллег Филби, которые подозревали его на протяжении нескольких лет, однако никак не могли добыть доказательств его вины.
– Доказательства, доказательства, – сказал тогда Дмитрий. – Будь я на их месте, я бы давно уже шлепнул его втихую.
– А вдруг он оказался бы невиновен? – с негодованием возразил Алекс.
– Ну и что? – отозвался Дмитрий с неприятным смешком.
Проливной дождь превратился в настоящий тропический ливень, и старинная площадь почти полностью исчезла за серым занавесом низвергающейся с хмурого неба воды. Алекс отвернулся от окна и попытался представить себе, что за жизнь будет у них с Татьяной. В Провиденсе он сможет купить неплохой дом. Возможно, Татьяна тоже сможет преподавать. Они заведут пару малышей и будут жить спокойно и счастливо, а все бурные переживания останутся в далеком прошлом.
Если бы Алексу захотелось бурных переживаний, то ему следовало принять предложение Гримальди. Этот тип из ЦРУ каждый день обедал с Алексом, всякий раз заводя разговор о том, чтобы Алекс поступил на службу в его организацию. Он, дескать, и лучший в Америке эксперт по Советскому Союзу, он и талантливый ученый, и блестящий исследователь и все такое прочее. Поначалу Алекс задумывался над тем, чтобы принять предложение, однако настойчивость Гримальди в конце концов надоела и рассердила его. Не далее как вчера он отверг это предложение окончательно и совершенно недвусмысленно.
– Все, что я хочу, – заявил он непривычно бледному Гримальди, который пристально смотрел на него, – это жить со своей красивой женой в тихом месте, воспитывать наших прелестных детишек, которых она мне родит, и преподавать в хорошем университете. Это окончательно, Франко, так что оставь меня в покое, ладно?
– А Дмитрий? – выпалил Гримальди. – Он оставит тебя в покое?
– Если он не отыщет меня, то ему больше ничего не останется, – сказал Алекс. – Вот тебе, кстати, и вторая причина, почему я не хочу идти к вам работать. Дмитрий – это моя семья, мы связаны кровным родством. Мы братья, в конце концов! И я не хочу, чтобы мне когда-нибудь пришлось бороться против своего брата.
В гневе он выскочил из ресторана, так и не прикоснувшись к бифштексу. Себе он поклялся, что, вернувшись в Америку, он и близко не подойдет ни к Гримальди, ни к какому-нибудь другому работнику ЦРУ. Может быть, со временем Дмитрий все же простит его.
Снова взглянув в окно, Алекс увидел двух подростков, мчавшихся прямо по лужам, прикрывая головы размокшей газетой. Оба громко хохотали, глядя друг на друга. Прежде чем скрыться за углом, они пробежали мимо кафе. На секунду подростки обернулись, и Алекс заметил, что мальчишки очень похожи друг на друга. “Братья...” – подумал Алекс.
“Едины братия вовек”, – писал в своем стихотворении отец. Если бы Виктор Вульф был жив, он не простил бы его. В последнее время Алекс очень часто думал об отце, пытаясь угадать, как он отреагировал бы на некоторые его поступки. Теперь же можно было даже не гадать; Виктор Вульф безусловно принадлежал к числу людей, которых можно было смело считать одними из столпов этики и морали. Он не одобрил бы того, как Алекс поступил с братом, не посмотрел бы на это сквозь пальцы.
В мозгу Алекса внезапно появилась идея. Это, конечно, было безумие, но он должен сделать попытку.
Алекс встал из-за столика и спустился по лестнице на первый этаж кафе. Здесь он вошел в телефонную будку, на которой было написано крупно “Interuibain”. Он уже знал, что это означает междугородный телефон. У него было достаточно монет, чтобы позвонить в Париж. Вытащив из кармана записную книжку, Алекс набрал номер.
– Торгпредство, – прочирикал в трубке приятный женский голос по-русски.
– Дмитрия Морозова, пожалуйста, – сказал Алекс тоже по-русски, чувствуя, как в горле у него неожиданно пересохло. Впрочем, он знал, что никто не будет спрашивать у него, кто звонит; инструкции и правила КГБ гласили, что любому звонящему необходимо обеспечить беспрепятственный контакт с офицерами резидентуры.
– Морозов слушает, – раздалось в трубке.
– Дмитрий, это я, – сказал Алекс.
На другом конце телефонной линии молчали.
– Я должен поговорить с тобой, пожалуйста, не вешай трубку.
Дмитрий не отвечал.
– Дмитрий, я хотел... Я хотел сказать тебе: мне очень жаль, что так вышло.
Он растерялся. Что он мог сказать Дмитрию? Прости, что я увел у тебя любимую женщину?
– Прости, что так получилось с Татьяной. Поверь, что я вовсе не хотел этого. Когда мы встретились, я чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. У меня и нет никого, кроме тебя и Нины. Может быть, мы могли бы встретиться и поговорить обо всем этом? Я не хотел причинить тебе боль и не хочу потерять тебя...
Ответом ему было молчание, все то же враждебное молчание. Но Дмитрий был у телефона, Алекс слышал в трубке его сдерживаемое дыхание.
– Послушай, Дмитрий, тогда вечером, на берегу Сены...
– Хотелось бы мне никогда с тобой не встречаться! – голос брата, хриплый, исполненный ненависти, заполнил собой все пространство внутри телефонной трубки. Прежде чем дать отбой и разорвать последнюю связующую их нить, Дмитрий произнес последнее проклятье.