Глава 12 (1)

Алекс снова взялся за перо.

“Боюсь, Ниночка, мой братец некошерный. В такси, по дороге в ресторан, он сказал, что работает в представительстве Торгпредства. Но мы-то с тобой знаем, что представители Торгпредства за рубежом – это агенты КГБ.

В ресторане я обратил внимание, что Дмитрий выбрал столик таким образом, чтобы сидеть у стены, поближе к выходу, и одновременно видеть весь зал. У него нет ни кредитной карточки, ни чековой книжки, везде он расплачивается наличными. На протяжении всего вечера он внимательно следил за всеми, кто сидел рядом или приближался к нашему столу. Кроме того, он упомянул, что объездил весь мир, что, как ты знаешь, для советских людей так же весьма необычно.

А что ты думаешь о Татьяне? Как среди сотрудников Торгпредства, пусть и внештатных, оказалась дочь известных эмигрантов, дальняя родственница последнего русского царя? Должно быть, ты знаешь, Ниночка, что любой лояльный русский не подойдет к человеку с такой фамилией и такими родственными связями и на пушечный выстрел. Любой, самый невинный его контакт с этим страшным “врагом народа” может привести к тому, что Дмитрий заработает себе бесплатную поездку в Заполярье, если только он не был на это официально уполномочен.

Боюсь, Нина, что тут не может быть никаких сомнений – мой брат работает в КГБ”.

Алекс допил из своей чашки последние горькие капли остывшего кофе и откинулся на спинку кресла, нервно потирая небритый подбородок. Шпион он или нет, но Дмитрий его брат. Именно Дмитрий сумел преодолеть все трудности и несчастья и спланировал такую сложную операцию только для того, чтобы увидеться с ним. Это означало только одно: все слова, что Дмитрий произносил вчера, не были фальшивыми. Дмитрий помнил о нем, беспокоился настолько, что рискнул ради него своей карьерой и заставил приехать в Париж.

При мысли об этом Алекс почувствовал прилив нежности и теплоты. Он помнил радостную улыбку Дмитрия, когда он поднимал свой бокал: “За тебя, Алекс!”

Возможно, у Дмитрия просто не было иного выхода, он вынужден был лгать ему, чтобы обезопасить себя. Главным было то, что двое сыновей Тони Гордон снова были вместе.

* * *

Татьяна впервые встретила Дмитрия Морозова восемнадцать месяцев назад. Был четверг, и она медленно шла по Рю де Лилль после вечернего семинара. Прогуливаться по улицам Парижа одной ей было непривычно: только недавно она прервала отношения со своим ухажером, студентом по имени Луи.

На углу темной Рю де Бонэ возле нее затормозил черный автомобиль, пара сильных рук схватила ее сзади и швырнула на заднее сиденье. Машина тут же рванула с места. Татьяна отчаянно сопротивлялась и пыталась кричать, но кто-то зажал ей рот рукой.

– Никто вас не услышит, Татьяна Владимировна, – сказал по-русски спокойный бесстрастный голос. – К тому же мы не причиним вам вреда. Я просто хочу поговорить с вами. Если вы будете плохо вести себя, то ваши родственники в Советском Союзе могут пострадать.

Татьяна яростно затрясла головой.

– О, да, – сказал мужской голос. – У вас есть родственники в России. Конечно, они теперь не Романовы, но мне все известно о Голицыных в Москве, Цветаевых в Киеве, Юдиных и Даниловых в Одессе. Ну как, теперь я могу убрать руку?

Татьяна кивнула. Что она могла сделать? Этот человек знал все о ее родственниках, которые слишком промедлили и потому не успели, подобно ее деду, вовремя уехать из России. Их дети все еще жили в Советском Союзе, правда, под другими фамилиями.

– Кто вы такой? – спросила она, как только он убрал руку.

– Мы работаем на советское правительство, – последовал ответ, и Татьяна поняла, что сбылись самые страшные ее опасения. Эти люди были из КГБ.

За рулем черной машины был сухопарый, костлявый человек с обломанными передними зубами. Он высадил своих пассажиров на другой темной улочке, и Дмитрий повел пленницу в кафе, переполненное рабочими. Они были в Банолэ, рабочем пригороде Парижа. После того как они уселись за угловым столиком и заказали кофе, Дмитрий наклонился к ней.

Он говорил ровным, сухим голосом, просто излагая факты:

– Мы знаем о вас все, Татьяна Владимировна. Мы знаем, что вы приходитесь родственницей Великому князю Евгению Романову, что вы играете на пианино, что месяц назад вы расстались со своим кавалером. Мы также знаем, что ваша мать серьезно больна и что ваш отец – архитектор. Нам даже известно то, чем он занимается после работы.

С нарастающей паникой Татьяна прислушивалась к монотонному голосу Дмитрия. Этот жестокий человек знал все их секреты! Теперь он намекал на связи ее отца с эмигрантскими организациями в Париже и даже назвал имя друга их семьи, который стал экспертом ЦРУ. Затем он рассказал ей то, что считалось самой большой тайной – историю о ее двоюродном брате Игоре, который проник в СССР в качестве австрийского журналиста.

– Как вы полагаете, разве смог бы “мистер Иоганн Кунц”... – он произнес фальшивое имя Игоря с нескрываемым пренебрежением, – получить советскую визу и так быстро найти квартиру в Москве, если бы мы не знали обо всем с самого начала? Строго говоря, именно мы подбросили ему идею о том, чтобы отправиться в Советский Союз.

– Но зачем?

– Потому что мы хотели, чтобы он был целиком в нашей власти там, а вы – здесь, – с готовностью пояснил Дмитрий.

Все это он рассказал ей негромким, почти небрежным голосом, не забывая прихлебывать горячий кофе. Он казался совершенно уверенным в том, что она не попытается убежать, и он был совершенно прав. Татьяна понимала, что может встать и уйти хоть сейчас, но что толку? Человек, похитивший ее в Париже, без труда мог расправиться и с ее родственниками в СССР, и с родителями во Франции. Ему достаточно было просто щелкнуть пальцами, чтобы все было исполнено в точности так, как он прикажет, и Татьяна никуда не пошла, а осталась за столиком кафе, продолжая слушать то, что он ей говорил.

Только один раз она попыталась возразить Дмитрию, когда он стал угрожать смертью ее отцу.

– Мой отец – французский гражданин! – вспыхнула она. – Он приехал в эту страну в возрасте трех лет и находится под защитой правительства.

– То же самое можно было сказать и о некоторых других, – спокойно произнес Дмитрий, бросая на стол перед ней пачку фотографий. – Все они были лидерами эмигрантских организаций, – сказал он будничным тоном. – Преждевременная и страшная кончина.
[1] [2] [3] [4]