Глава 11 (1)

– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо, и Нина тактично отошла на несколько шагов в сторону, проявив неожиданный интерес к журналам, выложенным в длинный ряд на стойке газетного киоска.

– Если ты действительно меня любишь, то не должен уезжать, – упрямо возразила Клаудия.

Он поцеловал ее и помахал Нине рукой. Миновав пост безопасности, он сразу прошел к выходу на посадку, так ни разу и не обернувшись. Горло его перехватило от ощущения огромной потери. Он старался не думать о Клаудии и сосредоточился на том, что ждало его впереди.

На его рейс уже была объявлена посадка. Алекс поднялся на борт “Боинга-707” и сел на свое место у прохода. Рассеянно перелистывая попавший ему под руки журнал, он продолжал думать о Клаудии, перечитывая некоторые фразы по два раза, чтобы понять их смысл. Алексу казалось, что сегодня он потерял Клаудию навсегда.

Пытаясь отвлечься от грустных размышлений, Алекс огляделся по сторонам. В салоне было довольно мало пассажиров, однако соседнее с ним кресло оказалось занятым. Попутчик Алекса был человеком лет пятидесяти с небольшим, щегольски одетым в голубую спортивную куртку поверх цветастого жилета, шелковую рубашку и шейный платок в крупный белый горошек. От него хорошо пахло дорогим одеколоном, а на загорелом лице, украшенном усами а-ля Кларк Гейбл, блестели лукавые зеленые глаза. Наманикюренные пальцы были унизаны золотыми перстнями.

– Будем путешествовать вместе, – вежливо сказал незнакомец. – Мое имя – Гримальди, Франко Гримальди.

На протяжении долгого перелета во Францию Алекс успел убедиться, что, несмотря на очевидную склонность к излишне ярким нарядам, его попутчик – человек удивительный и незаурядный. За короткое время Гримальди сумел рассказать ему историю своей жизни. Он работал на информационную службу Соединенных Штатов и объехал почти весь мир. Он жил в Берлине, Лондоне, Париже, а совсем недавно вернулся из Москвы, где находился в служебной командировке.

Упоминание города, в котором он родился, возбудило любопытство Алекса, и он засыпал собеседника вопросами. Гримальди с удовольствием отвечал ему, то и дело задавая Алексу встречные вопросы. Только когда их самолет стал снижаться над аэропортом Шарля де Голля, Алекс сообразил, что он, пожалуй, говорил намного больше, чем сам Гримальди, рассказывая ему о своих родителях, о своем пропавшем брате, о должности, которую ему предложили в Институте Восточной Европы, даже о Нине и Клаудии. Свою чрезмерную общительность он, впрочем, легко объяснил себе изрядным количеством выпитого. Гримальди постоянно заказывал для обоих двойные порции водки, которые он поглощал по-русски, одним лихим глотком. Вскоре Алекс уже хлопал его по плечу и восклицал вместе с ним: “На здоровье!” Это продолжалось на протяжении всего полета, и Гримальди казался ему прекрасным парнем, настоящим гражданином мира, к тому же он даже немного говорил по-русски!

Они расстались в аэропорту, однако лишь после того как Гримальди всучил ему свой адрес в отеле “Интерконтиненталь” на Вандомской площади и телефон в посольстве США. Сам он записал в свою телефонную книжку телефоны Института Восточной Европы. Да, конечно же, он слышал о нем – прекрасное место.

Гримальди предложил Алексу вместе добраться до Парижа на такси, но Алекс вежливо, но твердо отклонил это предложение. Он так много слышал о Городе Огней, что уже давно решил въехать в Париж в одиночестве, чтобы как можно полнее насладиться его легендарной красотой.

Он остановил такси – крошечный “пежо”, казавшийся очень маленьким снаружи, и бывший удивительно просторным внутри. Стояло раннее утро. Небо было безоблачным и чистым, а в первых лучах солнца сказочный город подернулся золотистой дымкой. Водителем у него оказался тучный парижанин с красным лицом и усталыми мутными глазами, который всю дорогу не переставал ворчать и жаловаться. Свой гневный монолог он адресовал огромной немецкой овчарке, как на троне восседающей на пассажирском сиденье, с подозрением рассматривая Алекса и угрожающе облизываясь.

В Париж они въехали через Порт де ля Шапель. По пути Алекс с любопытством рассматривал приземистые старинные дома, оживленные рынки на уютных площадях, которые иногда растекались и по примыкающим улицам Осень была в самом разгаре, в высшей точке своей золотисто-желтой красы, она уже успела раскрасить листву деревьев на бульварах охрой, золотом и багрянцем. Утренний ветер срывал эти листья и устилал ими тротуары, швыряя их под ноги прохожим, укрывая землю золотым ковром. Парижане, впрочем, отнюдь не выглядели приветливыми: лица мужчин были мрачны, замкнуты, что еще сильнее подчеркивалось строгими, консервативными костюмами. Женщины, худощавые и грациозные, одевались по последней моде и с пренебрежением взирали на все окружающее.

По мере того, как такси оказывалось все ближе к центру Парижа, архитектура зданий заметно изменилась. Повсюду засверкали никель и стекло, замелькали неоновые вывески над переполненными кафе и бистро. Алекс разглядел несколько роскошных мебельных магазинов и изысканных лавок, торгующих женским бельем. Улицы заполнились маленькими юркими автомобилями, в основном “пежо”, “рено” и “ситроенами”, стремительно мчавшимися в самых разных направлениях, ибо галльское пренебрежение к правилам уличного движения было в крови у большинства водителей. Не раз и не два Алекс наблюдал, как темпераментные французы на ходу высовывают головы из окошек и, сверля друг друга глазами и сопровождая свою речь соответствующими жестами, обмениваются сочными эпитетами, относящимися к добродетелям матерей и сестер своих визави.

На вершине одного из холмов парил белый собор Сакре-Кёр, а холм именовался Монмартром. Здесь располагались известные на весь мир мастерские художников. В утренней дымке плыла ажурная Эйфелева башня.

Затем они проехали церковь святой Мадлен из серого камня, выстроенную по образцу греческих храмов, в середине которой высился тонкий египетский обелиск, испещренный золотыми иероглифами-письменами. Справа Алекс успел увидеть Елисейские поля и Триумфальную арку.

Затем такси свернуло налево и поехало вдоль Сены. Через грязные воды знаменитой реки во многих местах были переброшены чудные мосты, каждый из которых отличался собственным, неповторимым стилем. У парапета на набережной целовалась парочка, а справа от нее показалась из-под изогнутой арки моста длинная баржа, и в памяти Алекса немедленно ожили болезненные воспоминания о ночи, проведенной с Клаудией в номере отеля “Уолдорф-Астория”. Там на стене висела акварель с изображением баржи на Сене.

Но такси уже свернуло с набережной в лабиринт узких улочек, проложенных между совсем древними зданиями. То и дело им встречались необычные памятники, церкви и небольшие дворцы. Алекс был поражен, когда ему на глаза попалась вывеска с изображением золотой конской головы – символом скотобойни, откуда конину поставляли в самые изысканные рестораны.

Тем временем такси повернуло еще несколько раз и въехало во внутренний двор старинной усадьбы, каменные стены которой сияли первозданной белизной. Широкая терраса, вымощенная прямоугольными плитками, вела к двойным деревянным дверям, выкрашенным в светло-коричневый цвет. Это место Алекс уже видел на страницах присланной ему брошюры, перечитанной им бесчисленное количество раз. Это и был Институт Восточной Европы.

Держа в руке чемодан, Алекс вошел в здание. В вестибюле он миновал двух молодых людей в просторных рубашках-поло и джинсах, оживленно обсуждающих по-французски отношения между Лениным и его женой Крупской.
[1] [2] [3] [4]