Бегство (Ветка Палестины - 3) (21)

Чего для Зайки не сделаешь! Вернулись в район университета, подрулили к Кнессету, окруженному металлической оградой.

- Я его таким и представляла, - сказала Зоя. - Как крепостное сооружение с "Маген Давидом" на крыше, а окна на фасаде, как бойницы.

Софочкин иврит молодцеватый охранник понять не мог, спросил весело:

- Руси? - И добавил на родном языке непонятливых "руси": -Давай-давай?! - Как только было произнесено "Шагал", он тут же перестал покровительственно улыбаться, деловито поводил возле них рукой с искателем, попросил открыть сумочку и, не найдя ничего для государственных мужей опасного, показал, куда двигаться.

Яркое южное солнце, бившее из окон, высветило триптих, но подойти к нему было невозможно: в зале скопились сотни людей. Зоя решила, они тоже пришли посмотреть на Шагала, но нет, большинство стояло кучками спиной к триптиху. Почти все не по сезону одетые в темные костюмы, с галстуками, наверняка, ожидали какого-то торжества. Были среди них и молодые, но больше - пожилые, с морщинистыми, кирпичного цвета физиономиями. И все замкнутые, хмурые, напряженные, готовые, казалось, к спору-отпору.

Продраться сквозь толпу не удалось. Даже Софочке; один посторонился, другой, вроде, и не слышит. Отошли к окнам, затененными белыми шторами, ждали, пока народ схлынет. А народ не торопится. Стали рассматривать гобелены проверх голов. Зоя показала Софочке на облако в середине картины. На нем ангел трубит в шафар. В правом углу Бог вручает Моисею Десять заповедей.

- Вон, гляди, Моисей голубой, на коленях, глаза опущены.

- А кто этот красный, с гармошкой?

- Бог с тобой. Софа! Какая гармошка?! Это царь Давид перебирает струны.

- Играет на гуслях!

- Почти так. В Синодальной библии, на русском, так и на печатано: "на гуслях". Но это неверно. У Даля сказано, гусли - лежачая арфа. А это лира. Про лиру Пушкина...

- Знаю-знаю! Отсюда "лирические песни..." У, мужичье противное! воскликнула Софочка и двинулась, как на таран, животом вперед. Расступилось мужичье. Зоя бочком за ней. Прошла к левому гобелену "Вхождение в Иерусалим", a тут софочкин возглас: "Зайка! Зайка!" Протолкалась к ней, она стоит, онемев, руки на животе сложены, у гобелена "Пророк Исайя". В глазах - испуг. Показывает в угол картины, там нарисована женщина в красном с новорожденным, а рядом мужчина с ножом.

- Чего он туда с ножом лезет? - пролепетала Софа. - Что, закон такой?

- Это мадонна с младенцем.

- Господи, значит, что? Не живи?!

- Софочка, обрезание делать... это моление о всеобщем согласии и мире. "Когда волк будет рядом с ягненком ..." - Библия Шагала, - примирение религий. У него, на одной из картин, распятый Иисус в талесе верующего еврея... Почему, не может быть? Иисус -еврей.

- Христос был евреем?! Зоинька, да что ты говоришь?! - Она приблизилась к гобелену, а Зоя проскользнула к окнам, посмотреть мозаику на полу. Софочка огляделась, и - за ней. Тут ей объяснений не требовалось. Под окнами голубоватые, зеленые камни, вписанные в мраморный пол зала приемов. Все ясно: семисвечник, виноградная лоза, птица. И еще смотрит на тебя оттуда черный каменный глаз. Зоя недвижимо стояла у мозаики, освещенной желтым лучем. На щеке Зайки, что это?.. слезинка? Софочка кинулась к ней.

- Что такое? Да что с тобой, Зайка?! Знаешь, давай, пока тут мужичье, зал заседаний посмотрим. На галлерею всех пускают. Это точно.

Поднялись. Зоя повертела головой и, взглянув сверху в зал, воскликнула, что он тоже в виде МЕНОРЫ; выстроен, как святое место. Софочка подошла. И в самом деле, зал - полукругом, вроде семисвечника.

- А я думала, просто отсадили левых подальше от правых, чтоб кулаками не достать... - И как гид, объяснила, что кресел сто двадцать. - Магическое число, почему не знаю. Жить друг другу в Израиле желают "до ста двадцати", кресел сто двадцать. Евреи - непонятный народ.
[1] [2] [3] [4]