Бегство (Ветка Палестины - 3) (21)

- Нет мальчика. Остались стихи, - звучал голос Сусанны. - Его друзьям, у Илюшки всегда было много друзей, удалось кое-что напечатать. В московских газетах, в газете города Жуковского. Затем собрали книгу. Пытались издать, да только кому в Москве сейчас до стихов!.. Привезла рукопись сюда. Нет, он в поэты не готовился, он поэзией жил. А поступать собирался в медицинский. Казалось бы, вне его интересов. Но было в его натуре. Он даже кошку, которая его исцарапала, не разрешил бить. Жило в нем это... От медвуза отогнали палкой: пятый пункт, а в армии... прости, Дов, не могу об этом говорить. Могли спасти, но не дали самолета, чтоб отправить в московский госпиталь.

В исхудалой, дрожавшей руке держала переплетенную рукопись. Машинально перелистывала странички. И вдруг прочла со слезами на глазах:

"Ты кому-нибудь нужен?

Да нет, я, как снег...

На санях и на лыжах по мне веселей. Я растаю весной, я умру через год

В вашей памяти - снег прошлогодний И лед."

А ведь он хотел уехать, Дов. Это я, идиотка, не хотела. - Она зарыдала. Продолжала, всхлипывая: - Илюшку не спасли, Зайку привезла. Дов, все идеи умерли. И желания тоже. Осталось одно - спасти дочь...

Недели через две Дов отправил Сусанну Исааковну и ее мужа-инженера, тихого, пришибленного несчастьем добряка по мисрадам. Правда вначале звонил, просил позвать к телефону кого-либо из алии семидесятых, и всё устраивалось. Тогда же выяснилось, что, хотя Сусанна Исааковна по возрасту могла получать пенсию, никакой пенсии ей не дадут - по закону. Дов не поверил, отправился в мисрад. Объяснили, что муж Сусанны моложе ее на восемь лет. Когда он дорастет до пенсии, тогда и ей полагается. Не верите? Таков закон. Остался со времен Оттоманской империи. Женщина в семье - приложение. Хозяин - муж.

Сусанна Исааковна восприняла дикую весть отрешенно. Лишь усмехнулась. Испугалась Софочка: "Бож-же ты мой! Что в этом психованном мире происходит... В Израиле мне "хупы" не будет. А без "хупы", вроде, и замуж не выходишь. Законы Русской империи. Да нет, Римской? Или какой-то Оттоманской;.. Ой, Софка, от добра добра не ищут. Ты теперь не одна. Сашку гнать сразу, чтоб не искушал. И ни о чем не думать, а то вляпаешься в законы этой Оттоманской империи - пропадешь! Разотрут по стенке, вместе с сыночком".

Глава 2 (25).

"МОЖЕТ БЫТЬ, НАМ ПОВЕЗЕТ?"

Никто не был так счастлив в эти дни, как Софочка: она обрела подружку, которой не стыдно признаться в самом сокровенном... . Ни один гость больше не действовал ей на нервы, не дарил стихи про любовь, не расспрашивал с тревогой про будущие роды и, главное ("Спасибо тебе, Бож-же!"), не требовал сделать выбор... К тому же, с кухонным делами, тяготившими ее, стало намного легче. Зайка загружала грязной посудой моечную машину, ее мама, тетя Сусанна, для "королевского стола" (стол то и дело становился "королевским", на тридцать персон!), варила ароматные, с укропом и петрушкой, украинские борщи, - появился избыток свободного времени, который можно было посвятить Зое.

Подружились с Зайкой как-то сразу: готовили для "королевского стола" картошку, целую гору нажарили, Софочка призналась Зайке, что у Дова она на птичьих правах, сама во всем виновата, а что делать не знает. Зайка поохала и ободрила, успокоила, сказав, при любом повороте событий, ребенок счастье. И чтоб она ни о чем не жалела. Софочка обняла ее масляными руками, всплакнула благодарно.

Зоя попросила учить ее ивриту, и Софочка взялась за дело. Однако Дов ее энтузиазм охладил.

- Малограмотный дилетантизм, - заключил он, послушав Софочкины объяснения. - Сама садись за парту. - И стал названивать знакомым, чтобы "впихнуть" Зою и ее мать в какой-либо ульпан, где преподают профессионалы. К его удивлению, это не удалось. Можно было лишь занять очередь. Дов почувствовал себя уязвленным, пустился в объяснения: - Раньше прилетали тридцать тысяч олим в год, ныне вдесятеро - триста тысяч. Ну, и балаган вырос соответственно. Раньше ты еще ничего не понял, а на тебя уже в мисраде орали. А сегодня, чтоб наорали и выгнали, для этого нужно еще полгода в очереди выстоять.

Зое и Сусанне Исааковне обещали ульпан через семь месяцев, и Дов нанял учительницу-пенсионерку, занимавшуюся в свое время с Софочкой. Софа на уроках лопотала бойко, Зоя и ее мать "были, как рыбы". К весне Зоя стала говорить, - медленно, но грамматически верно. Софочка укоренилась в своих ошибках, однако начала сама себя поправлять. "Прогресс налицо", констатировал Дов.

В конце марта Софочка во время урока поглядела в окно, сказала твердо: - Шабаш! Сейчас во всем мире весенние каникулы.

К этому времени она, наконец, сдала с пятого захода экзамен по вождению машины, получила выстраданные права. И тут же принялась возить Зайку по Иерусалиму на древнем "Форде", отданном ей Довом "на заклание".

Софа не отпускала подружку от себя ни на шаг. Зайка вызывала в памяти мать, такой, какой она осталась на пачке фотографий; - высокой, тонюсенькой, гибкой, глаза большущие, черные, раскосые, такой была мать, когда ставила в норильском Доме Культуры половецкие пляски из оперы "Князь Игорь"- Софочка, втайне от отца, привезла эти фотографии в Израиль.- Правда, у матери раскосые глаза были нарисованными, а у Зайки - свои собственные. И в этих " половецких" глазах постоянно светилось удивление, будто Зайка только что впервые взглянула на мир. По утрам Софочка окликала ее: "Удивленные глаза, завтракать!"

Первые две недели она возила Зайку по известным только ей "бутикам" магазинчикам возле рынка, в которых можно было купить все самое лучшее и порой задешево. Одеть Зою было нелегко, она отвергала Софочкины рекомендации и позволила купить себе лишь то, что очень понравилось: бусы из неправдоподобно крошечных ракушек, платок огненной расцветки, белые туфли без каблуков. Туфли взяла без споров: старые московские "спортивки" Зайки выглядели неприличными, нищенскими. Убедить подружку в том, что ее вкусы старомодны, а для заграницы провинциальны, оказалось невозможным.

- У тебя неправильная тенденция, - настаивала Софочка. - В Израиле длинные широкие юбки носят лишь бедняжки "дати", которые в париках. Ноги нужно прятать мне, у меня "ноги форварда футбольной команды", говорит Дов, тебе их надо показывать во всю длину. Волосы у тебя играют, их надо распушить на плечах, чтобы был каштановый водопад, а не прятать под дурацкий берет: черные береты в Израиле носят только солдатки и старики-ветераны.

Софе удалось одержать некоторую победу, Зоя берета теперь не носила, забрала свой "водопад" резинкой.

- Не умеешь ты себя подавать, - заключила со вздохом Софочка и повезла Зайку смотреть Святой город.

Новый город Софочка пока игнорировала, там Университет и прочее. Зайка поступит учиться, увидит все сама. Подкатили к перекрестку. Поодаль холмы Иерусалима, какой-то музей, похожий на перевернутый гриб, внизу долина, зажатая зелеными откосами.

- Бросила взгляд? - деловито осведомилась Софочка и - вперед. Следующая остановка - мельница Монтофиоре, которую Зайка уже видела на телевизорных заставках.

- Для Иерусалима это то же самое, что для Парижа Эйфелева башня, торопливым голосом гида пояснила Софа, - хотя с моей точки зрения... впрочем, суди сама. - И круто свернула к Яффским воротам, возле которых расхаживали солдаты с автоматами.

На арабском шуке тоненький нос Зайки дергался, как у кролика. Не курильщики кальяна с резиновыми трубками ее ошеломили, не горы дубленок, а запахи. Остановилась у травок, не оторвешь - каждый пучочек к носу подносила. И к своему, и к Софиному. И произносила с восторгом:

- Душистый перец в зернах, да-авно не видела! Нана, настоящая! Мятой пахнет, понюхай! Киндза азербайджанская! Ох, не для моего носа!.. Шафран, мускатный орех! - И пошла, и пошла. Что-то пыталась выяснить, спросила у старухи-арабки, как называется травка, куда идет. Старуха не ведала ни русского, ни английского, объясняла руками, мол, в горшок всё, в горшок!

Софочка вывела Зою по узким торговым улочкам к Стене Плача. Здесь у Софы была первая встреча с ортодоксальным иудаизмом. Она бодро зашагала к стене, но старик-охранник ее турнул.

- Твое ли тут место, женщина?! - И показал на другую часть стены.

- Опять законы Оттоманской империи, - в сердцах произнесла Софочка. Куда от них денешься? - Предложила двинуться назад, к машине.

- Подожди! - бросила Зоя, и медленно двинулась вдоль площади, удивляясь толпам молящихся: - Сегодня что? Праздник?.. Так каждый день?..

Зоя мечтала посмотреть триптих Шагала, написанный для израильского парламента, и его мозаику на стенах и на полу. А потом хоть одним глазом на его же витражи в Хадассе. Что это, Хадасса?.. Госпиталь. Там, в госпитальной синагоге, на витражах, летающие фигуры. Птицы, звери, сыновья патриарха Якова, от которого и пошли двенадцать колен израилевых.

- Откуда я знаю? У нас в Москве был Шагал, ведь мама собирала книги по искусству. Съездим, а?
[1] [2] [3] [4]