Глава 7 (1)
[1] [2] [3] [4]Он чувствовал, что язык у него немного заплетается и по лестнице он взбирался с трудом, но голова оставалась ясной, он мог принимать разумные решения.
– За последний год, Майкл, – безжалостно продолжала Трейси, – ты превратился в пьяницу. В одинокого жалкого пьяницу.
– Не стану с тобой спорить.
– Я и не собираюсь спорить, – сказала Трейси. – Сегодня вечером, пока ждала тебя, я решила – пора ставить точку. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Это конец.
– Я же говорил тебе, я настаивал… – начал он, обиженный ее предвзятостью. – Я знаю, что во многом виноват перед тобой…
Она натянуто засмеялась.
– Но сегодня, – упорно повторил он, – я был ни при чем. Ты должна мне поверить.
– Я ничему не обязана верить. Все это время я не переставала надеяться, что в один прекрасный день ты проснешься и поймешь, что ты делаешь с нами обоими. Я не могу жить постоянно со страхом, что сейчас позвонит телефон и мне скажут – ваш муж погиб. Если ты целый год был не в состоянии заставить себя прикоснуться ко мне, вел разгульную жизнь бог знает где – не думай, будто мне ничего не известно, у меня есть хорошие или не очень хорошие друзья, которым не терпится рассказать мне, как проводит время мой муж, и если я противна тебе настолько, что ты готов умереть, лишь бы не видеть меня, чего же ты так держишься за меня?
– Я тебя люблю, – произнес он, глядя на свои руки.
Она снова безрадостно засмеялась:
– Странная какая-то любовь. Во всяком случае, меня она губит. К твоему сведению, не ты один ищешь утешения на стороне.
– Что ты сказала? – Он поднял глаза в неподдельном изумлении. Ему и в голову не приходило, что она… Никаких признаков.
– Ты меня отлично понял, – ответила Трейси. – А ты как полагал?
Он на мгновение задумался.
– Мне следовало ожидать нечто подобное, – покорно согласился он. – Я не виню тебя.
– Не знаю, спасет ли это твое самолюбие, – сказала она, – но легче мне не стало, я поняла, что насилую себя.
– Милая ты моя, – с грустью пробормотал он.
– Сейчас не время для нежных слов.
– Ты хочешь развода?
Стоя в напряжении, спиной к двери, точно обвинитель в конце затянувшегося процесса, она вздохнула:
– Не знаю, чего я хочу, но утром ты сядешь в свою машину – это твоя машина, – и…
– В нашу машину, – поправил он.
– Нашего больше нет. Отныне есть только твое и мое. Утром ты сядешь в машину, поедешь в город и заберешь свои вещи из моей квартиры.
Он посмотрел на широкую двуспальную кровать. Майкл знал, что не сможет пролежать рядом с Трейси до утра. Он встал.
– В таком случае, – сказал он, стараясь говорить четко и логично, – в таком случае нет смысла ждать утра. Я соберу вещи и уеду сейчас.
– Ты не в состоянии вести машину. Ты угодишь в тюрьму.
– Это уже мои проблемы, – сказал он, вытащил сумку и стал складывать в нее одежду.
Трейси пожала плечами:
– Поступай как знаешь.
Он собрался и шагнул к двери.
Трейси загораживала ему выход. Он увидел прелестное грустное лицо, которое обожал, почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и внутренне содрогнулся.
– Что ты скажешь родителям?
– Придумаю. Например, что тебе позвонили с работы и срочно вызвали к утру в город. Потом решу, как преподнести им новость. Я возьму вину на себя. Пусть они по-прежнему тебя любят. Психологическая несовместимость, чем не причина? – Она снова засмеялась. – Ты на самом деле хочешь ехать сейчас, ночью?
– Ничто меня не удержит.
Она пожала плечами и шагнула в сторону.
– Будь осторожен за рулем.
– Постараюсь.
Он открыл дверь и на мгновение замер.
– Обожди, – сказала она и прошла вперед, – я включу лампу.
Она щелкнула выключателем. Майкл медленно спустился по лестнице, в одной руке он нес сумку, а другой держался за перила.
Майкл прошел через гостиную, где вечерами под негромкие разговоры женщин частенько играл в шахматы с Филиппом Лоуренсом, открыл уличную дверь и шагнул в сырую туманную ночь.
Он бросил сумку на заднее сиденье, сел в машину, завел мотор, посмотрел наверх – окно на втором этаже было освещено. Затем весь дом погрузился в темноту. Майкл открыл ворота и выбрался на дорогу. Туман клубился над блестящей поверхностью шоссе и рассеивал свет фар. Слезы застилали глаза, он ехал медленно и осторожно, но все равно испугался, когда из мрака выскочила полицейская машина и обогнала его. Но она промчалась, не останавливаясь, полицейским и дела не было до плачущего пьяного человека, который ехал у самой обочины со скоростью сорок миль в час, – они гнались за убийцей, спешили к месту аварии или на пожар, их ждало любое из тысяч несчастий, какое может случиться глубокой ночью в сотне миль от Нью-Йорка3
Высокомерие (греч.).
[1] [2] [3] [4]