Глава 1

– Когда я пойму это до конца, обязательно тебе скажу.

Она присела напротив него. В комнате горела одна лампа, и та в дальнем углу, лицо Трейси оставалось в тени, лишь глаза поблескивали. Она сдерживала слезы. Трейси была женщиной с характером.

– Майкл, мне надо тебе что-то сказать.

Голос ее звучал ровно, бесстрастно, и Майклу стало тревожно.

Пока Майкл спал в кресле, ему снилось, что Трейси ушла от него и он ищет ее сначала в пустой квартире, затем выходит на темную улицу и успевает увидеть лишь мелькнувшее за углом платье.

– Ты хочешь сказать, что уходишь от меня?

– Нет, – глухо ответила Трейси. – Как раз наоборот. С завтрашнего дня я перестаю принимать пилюли. Я хочу ребенка.

Майкл встал, медленно, не говоря ни слова, подошел к окну, посмотрел вниз. В свете уличного фонаря он заметил старушку с палочкой, которой помогали выйти из такси. Неотвратимость старости, близость смерти – и надо же было ему увидеть все это в тот самый момент, когда речь шла о появлении на свет маленького человека.

– Ну что ты молчишь? – спросила Трейси.

Он обернулся, сделал попытку улыбнуться.

– Надо подумать. – Майкл подошел к ней, наклонился и поцеловал в макушку. Она не шевельнулась. – Согласись, все это довольно неожиданно.

– Что же тут неожиданного? Ты можешь исчезнуть в любой миг. Вот так. – Трейси щелкнула пальцами, и в тиши комнаты раздался звук, похожий на треск ломающейся льдины. – Не хочу остаться одна – совсем одна. И вообще, мы женаты уже три месяца. Мне двадцать девять. Тебе тридцать. Ты вполне можешь не дожить до тридцати одного года. Сколько лет было твоей матери, когда ты родился?

– Какое это имеет значение?

– Сколько?

– Двадцать три.

– Вот видишь.

– Жизнь с тех пор изменилась.

– Жизнь меняется ежесекундно. Однако это не мешает людям рожать детей. – Трейси пересела на диван. – Иди ко мне, сядь рядом.

Он опустился на диван возле жены. Ее знобило. Он не должен поддаваться, подумал Майкл, как бы тяжело ей ни было.

– Я погубил свою мать, – серьезно сказал он. – Мне кажется, она умерла так рано из-за меня. Она никогда не признавалась в этом даже себе, но, думаю, она знала, что я ее ненавижу.

– Да, дети – сознательный риск.

– Притом необязательный, – сказал он. – Насколько мне известно, в Америке нет закона, принуждающего обзаводиться потомством. – Он вздохнул. – Я был жалким, замученным ребенком. В двенадцать лет думал о самоубийстве.

– Теперь тебе не двенадцать. Ты взрослый человек, у тебя хорошая работа, прекрасное будущее и жена, которая, насколько мне известно, тебя любит.

– Кстати, о моей работе.

Раз уж они коснулись этого вопроса, подумал Майкл, отчего сразу не внести в него ясность?

– Так вот, она вызывает у меня отвращение. Если бы я полагал, что мне предстоит заниматься ею вечно, то снова превратился бы в двенадцатилетнего мальчика, мечтающего о смерти.

– Мелодрама, – резко сказала Трейси.

– Называй как хочешь. Стоит завести ребенка, и я в ловушке. Таких цепей мне уже не сбросить.

– Похоже, цепи – это относится ко мне.

– Ты знаешь, я так не думаю.

– Нет, не знаю. – Трейси встала. – Пойду прогуляюсь. Сегодня я больше не желаю говорить об этом.

Она вышла из квартиры и заперла за собой дверь. Майкл присел у столика около камина и налил виски.

Когда Трейси вернулась, он по-прежнему сидел у столика перед наполовину пустой бутылкой. Она молча прошла в спальню.

Спустя два часа, пошатываясь, он тоже направился в спальню, но свет там уже был погашен. Трейси то ли спала, то ли притворялась, будто спит. Когда Майкл лег в постель, она не повернулась, как обычно, к нему, и в эту ночь впервые за время их совместной жизни они не коснулись друг друга.

Сон не приходил к Майклу. Он встал, прошел в гостиную, где оставалась недопитая бутылка виски.

«Я помню маму», – всплыло в хмельной голове Майкла название старой пьесы. Он сел и уставился в полумрак.
[1] [2]