глава одиннадцатая. Израильская рулетка
[1] [2] [3] [4]От растерянности, от нереальности происходящего — уж слишком хорошо артикулировал и строил фразы этот малолетний отпрыск алкоголички, слишком был спокоен и торжествен, — я отпустила его плечо.
— Злые люди, темные люди, — продолжал мальчик певучим речитативом. — Они не знают, что нуждаются в свете!
— …Люди, львы, орлы и куропатки… — тем же тоном проговорил Борис, появляясь за моей спиной: — Старичок, — сказал он, склоняясь к мальчику, — когда-нибудь ты попадешься со спичками в руках, и тогда не обижайся на темных и злых людей. На меня, например. Понял?
Он взял меня за руку и потащил в квартиру.
— Мальчик, кажется, ку-ку?.. — спросила дочь.
Я заходилась в спазматическом кашле…
— Все мы, кажется, ку-ку… — сказал отец и, не снимая куртки и ботинок, прямо в коридоре стал быстро распаковывать чемодан в поисках моего ингалятора.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Я шла по улице прекрасным осенним утром, какие бывают в Иерусалиме в ноябре… На глянцевом склоне фаянсового неба выплюнутым божьим леденцом таял бесполезный месяц. Странно, думала я, раньше я не замечала, что за поворотом улицы Кинг Джордж сразу начинается Большая Никитская. И это оказалось очень кстати, потому что в уме я держала зайти в Дом литераторов, где меня должна была ждать Марина. Я шла мимо высоких витрин новых дорогих бутиков, каких в Москве сейчас гораздо больше, чем в Иерусалиме, видела себя в этих витринах и любовалась своим новым элегантным плащом с роскошной, свободными складками спадающей по плечам пелериной. Да нет же, не в паршивом баре ЦДЛ меня ждала Марина, а в этой вот новой кофейне, открытой в доме Петра Ильича Чайковского. Я вошла внутрь, заказала коктейль… Марина, как всегда, опаздывала…
— Со льдом, пожалуйста, — добавила я пожарному за стойкой.
Лед был сегодня необходим, потому что осень в этом году была жарковатой даже для Израиля… Я села за столик, но солнце, ломящееся сквозь огромное окно, нажаривало мне спину, так что нужно было пересесть в тень, за другой стол. А лучше снять плащ! Конечно, к чему сидеть в плаще в этой уютной кофейне!
Я попыталась расстегнуть пуговицы, но не обнаружила их… Какой странный плащ — вообще без застежек. Наверное, его надо, как платье, снимать через голову… Надо скорее снять его через голову, потому что невыносимо, нестерпимо печет спину и плечи!
Тут сзади подсел ко мне чужой, омерзительный, зашептал на ухо жирным доверительным голосом:
— …А не могли бы вы дать адресок вашего портного? Впервые вижу такую потрясающую модель — горящие крылья!
Я в панике обернулась и увидела, что на мне горит пелерина плаща… И стала срывать с себя горящие лохмотья, задыхаясь, оскальзываясь пальцами в крепкой материи у горла…
…Проснувшись, несколько минут глубоко и часто дышала, пытаясь успокоить колотящееся сердце… Чей это голос был, чей? Что-то знакомое: Ной Рувимыч?..
Я закрыла глаза и стала выманивать из памяти наше море в Хоф-Доре, в последний, перед отъездом, день — ноздреватые плиты базальта под водой, белые круглые домики в двух шагах от пляжа… Искала и мысленно звала ту великолепную, блещущую листьями, красавицу-пальму. И она явилась на берегу, и стала приближаться, пока я плыла к ней, — взмывая в небо с каждым моим всплывом и погружаясь в море опять, взмывая и погружаясь… Взмывая и погружаясь…
Темно-зеленая тень дельтаплана скользила по узорным волнам.