II (1)

6. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что грань между случайной флуктуацией и эволюционной закономерностью («градиентом прогресса») чрезвычайно зыбка. Потому что существует положительная обратная связь (как об этом говорится в приведенном фрагменте) между отклонением от начального состояния в последующих поколениях. Впрочем, такого рода обратные связи наблюдаются в неживой природе. К примеру, известно, что вызванное чисто случайной флуктуацией (двойной или тройной серией очередных зим, более холодных, чем средняя климатическая) увеличение массы ледника создает уже не случайную закономерность его дальнейшего роста. Тогда нагроможденные в большом количестве массы льда, не уменьшаясь во время летних сезонов до размеров периода до катаклизма, вызывают возникновение положительной обратной связи: льда тем больше, чем его больше, и этот градиент, выражающийся в схождении ледника в долину, продолжается до тех пор, пока не произойдет статистическая флуктуация с противоположным знаком (несколько особенно жарких летних сезонов и коротких зим), когда ледник начнет отступать. Аналогичным образом чисто случайная флуктуация в пределах популяции, в результате которой рождается большее число особей с определенным свойством, порождает тенденцию к росту количества таких особей в последующих поколениях. Эти свойства могут и не принести никакой адаптационной выгоды, увеличивающей шансы выживания особи , лишь бы они были в этом смысле нейтральными (то есть биологически безвредными).

7. Указанный механизм, который можно назвать превращением случайности в закономерность, изменением случайных независимых переменных – в такие же зависимые переменные (стохастические) – может объяснить – как предполагает Ляпунов – разнообразие форм жизни, которое с давних пор биологи интуитивно рассматривали как избыточное по отношению к классическому двигателю эволюции (изменчивости, изживаемой способом адаптации в процессе естественного отбора), то есть большее, чем то, какое возникло бы, если бы фактор, дифференцирующий видообразующе, ограничивался этой дарвиновской двойкой. Речь идет о так называемом генетическом дрейфе, следовательно, дифференциация вызвана процессами внутри генотипа, в возникновении результатов этого процесса среда активно не участвует (например, организующе), поскольку эти результаты нейтральны по отношению к среде. Иными словами, эволюционирующая сложная система может обладать некоторой, большей или меньшей областью свободы, где могут реализовываться конфигурации, возникшие случайно, но превращающиеся в закономерность (ортоэволюционную), причем подведение под этот вид мутирующего фактора не изменяет его существенным образом до тех пор, пока почва для мутаций, то есть частотность появления «новинок генотипа», еще достаточно бедна.

8. Возникает суждение, что аналогичным образом могла возникнуть «избыточная» с точки зрения факторов среды (климатическо-географических), а также инструментальных факторов (общественно реализованных технологических действий) дифференциация первобытных культур, и что следует их «избыточность» пояснить стохастической схемой. Несомненно – материальная база культуры представляет собой не детерминирующий показатель, а только создающий определенный приблизительный промежуток, определенный обширный класс, где может обнаруживаться изменчивость, зависимая уже от марковской игры элементов. Как в биологической популяции, дифференциация благодаря генетическим дрейфам происходит от ряда конкретных свойств, которые уже присутствуют в ее генотипическом составе, так же и в общественных группах дифференциация может возникать из каких-нибудь простейшим образом в них уже закрепившихся отношений, таких, что обладают потенциальным шансом произвольного отклонения от актуального состояния, перестраивания, увеличения сложности, своеобразного путешествия в пространстве конфигураций возможных состояний. Конечно, это совершенно иное «пространство конфигураций», чем в схемах биоэволюции, поскольку речь идет не об отождествлении обоих процессов в их своеобразии, то есть не о сведении перемен социального типа к переменам биологическим, речь идет о поисках механизма, который в определенной степени, с динамически-формальной точки зрения, свойственен им обоим. Быть может, зародышами кристаллизации, обустраивающей «украшательно» и – в культуре – символически и по смыслу, отношения внутри группы (исходного состояния), были половые связи одновременно с отношениями сотрудничества, поскольку продолжение рода и удовлетворение элементарных потребностей, без сомнения, должны были относиться к процессам, какие эволюционирующая группа перенимала из биологической области, докультурной, в область начинающейся социоэволюции. Возникшая изнутри дифференциация (то есть та, действующие силы которой функционируют внутри системы, а не возникают из ее «игры с Природой») в обоих случаях, био– и социоэволюции, ограничена конкретным первоначальным раскладом элементов (генных, докультурных), а также условиями среды, которые должны быть выполнены как conditio sine qua non [56] выживания. При этом, разумеется, само выживание не является чем-то обязательным, то есть гарантированным: когда условия, составляющие его conditio sine qua non, нарушаются в эволюции системы, тогда данное направление биологического или культурного развития становится потенциально самоуничтожающимся.

9. Марковская схема подразумевает существование конечного числа возможных состояний, и неизвестно, действительно ли выполняется это условие какой-либо эволюцией из тех, о которых идет речь, потому что мы не знаем ни в отношении древа биоэволюции, ни в отношении древа культур, «испытали» ли они фактически все формы, какие могли на них потенциально развиться. Численное моделирование на этот вопрос нам ответить не может, потому что доступная этому моделированию сложность явлений (из-за ограниченности наших биологических познаний и машинной памяти, а также несовершенства программирования) значительно уступает реальной. В случае с явлениями социоэволюции проблема еще более сложна; попыток численного моделирования ее феноменов до сих пор не предпринималось.

10. Следовательно, на вопрос, почему в одних общностях функционирует «спартанская» этика, а в других – «дионисийская» или «аполлоническая», почему одни группы подчиняют личность целостности своей структуры, другие же, «либеральные», личность ставят выше «ценностей» всей группы, почему культурная модель личности предстает то в свете всеобщей кротости, то как источник агрессии, почему модели поведения иногда поддерживают и упрочивают проявления положительных эмоций, иногда же любое их обнаружение подавляют как заслуживающее порицания – приходится констатировать, что реализовать состояния, так непохожие одно на другое, удалось потому, что именно эти результаты – после очень длительной серии шагов марковского процесса – были «выброшены» из стаканчика «игры в общество» в качестве ее правил, выбранных случайными факторами.
[1] [2] [3] [4]