13

- Ты вообще перестал писать.

- Перестал потому, что ты не отвечала... Расскажи лучше о Пензе. Кто это Суханов?

- Начальник инструментального цеха. Почему он тебя интересует?

- Ты сама только что сказала, что он оптимистически рассматривает международное положение. Хороший инженер?

- Очень. И потом интересный человек. Напоминает Коротеева. Скажи, Коротеев счастлив с Леной?

- По-моему, да. А чем Суханов напоминает Коротеева?

- Не знаю. Вообще... Ты бываешь у Коротеева?

- Очень часто. Я ведь с ним работаю.

- По-твоему, Лена симпатичная?

- Мне она нравится. Помнишь, ты спорила, говорила, что она не должна была уходить от Журавлева?

- А ты помнишь все, что я говорила?

Он вспыхнул и на мгновение забыл, что твердо решил не показывать Соне своих чувств.

- Я-то все помню. И как ты на вокзале сказала, что настоящее не забывается... - Он тотчас спохватился и перешел на шутливый тон: - Мы с тобой каждый день ссорились. А теперь встретились и посмеиваемся над прошлым. У каждого своя жизнь...

Пришел Володя. Соня сказала:

- Вот кто за год переменился - это Володя. Я его не узнаю. Можешь себе представить, я здесь второй день, и он еще ни разу не сострил...

Володя улыбнулся:

- Соня, расскажи нам что-нибудь веселое. Хотя бы про Журавлева, как он стал тонким и томным.

- Веселого мало. Оказывается, я еще плохо разбираюсь в людях. Впрочем, вначале никто у нас его не раскусил. Со мной он был исключительно любезен, обрадовался, как старой знакомой, сказал, что ты сделал его портрет. "Моя бывшая супруга бывала у вашего покойного отца..." Лену он именует не иначе, как "бывшая супруга". Но я правду писала - он всем понравился. Я поверила, что бывают на свете чудеса. А чудес, видно, не бывает. Он осмотрелся, сочувствовал почву под ногами, забыл, наверно, как торчал в приемной министерства, и пошел... Сделал Суханову при всех грубое замечание. Естественно, Суханов не смог смолчать, хотя он человек очень сдержанный. Журавлев начал его изводить, убрал четырех слесарей и теперь говорит, что инструментальный срывает план... Я сказала Журавлеву, что с Сухановым он разговаривает отвратительно, так он и ко мне начал придираться. Хорошо, что директор у нас толковый, заступился за Суханова. Но, понимаете, в чем история: Журавлев работает так, что к нему нельзя придраться, и директор говорит - работник прекрасный... А человек он поганый. Да, я забыла рассказать последнюю новость: он женился, нашел какую-то дуру с перманентом. Позвал меня на свадьбу. Я, конечно, не пошла. Я теперь к нему отношусь как Савченко...

- Духовная сторона ясна,- улыбаясь, сказал Володя. - Но ты все-таки опиши, как он выглядит в худом виде? Романтичен?

- Ничего подобного. Снова растолстел. Я вспоминала твой портрет и злилась: ну зачем ты его приукрасил? Он у тебя герой, а на самом деле такая противная физиономия...

Володя засмеялся.

- Еще одна потерянная иллюзия! Я думал, что он похудел всерьез и надолго.

- Горбатого могила исправит, - сказала Соня,- Ты что, этого не знаешь?

Володя, нахмурившись, ответил:

- В общем - да...

За ужином Соня продолжала оживленно рассказывать о своей жизни, о заводе, о Пензе. Надежда Егоровна подумала: почему она о Суханове не говорит?.. Что-то здесь есть... Боюсь, что она опять отрезала. Как с Савченко... Характер у нее трудный. И добиться ничего нельзя...

Савченко ушел поздно. Улицы уже опустели, только кое-где у ворот шептались парочки. Он нес свою печаль через эту светлую ночь с ее бледными звездами, с нежным пухом, падающим с деревьев, как легкий летний снег.

Вот и встретились... Странно: Сони у меня нет, а любовь живая...

На минуту он попытался себя утешить, а может быть, раздразнить свою боль: почему она упрекнула, что перестал писать?.. Но сразу себя остановил: для Сони все, что было между нами, далекое прошлое. Вспомнила и заговорила прежним тоном, а через минуту ей самой смешно стало... Все ясно...

Печаль не должна теснить, должна вести вперед, светлая, как эта ночь, как глаза Сони - не пензенской, другой, той, что целовала в лесу и тихо говорила: "Погоди"...

Утром, когда он пришел на работу, его сразу вызвали к директору. Николай Христофорович, улыбаясь, сказал:

- Для вас сюрприз. Из Москвы позвонили, что вас включили в делегацию инженеров. Поедете в Париж. Интереснейшая поездка! Вы ведь языком немного владеете?

- Слабо. Читать могу, а разговаривать не приходилось... Не понимаю: почему меня выбрали?

- Еще осенью, когда я был в Москве, меня спрашивали, кого мы можем рекомендовать из молодых инженеров. Я назвал несколько имен, среди них и ваше. Всего поедут четырнадцать человек, возглавляет Рябцев. Просили, чтобы вы были в Москве не позднее второго, - там разные формальности. Так что придется через неделю двигаться...

Савченко сказал Голикову:

- Знаешь, зачем вызывали? Посылают в Париж. Как-то неожиданно...

- Тебе чертовски везет! Понимаешь? Ну, что ты молчишь? Париж увидишь...

Савченко задумался: а какой он?.. Перед глазами встали картинки: Эйфелева башня, очень широкая улица, поток машин, а позади арка...

Голиков прав - интересно. Обидно только, что могут без меня вернуться к проекту. Соколовский настроен мрачно, считает, что похоронили. Он сказал, что уезжает на несколько дней в Москву. Я обрадовался, думал, что он решил пробиться с проектом, - оказывается, по личному делу. К проекту все-таки вернутся, я убежден...

А Соня? Приехала, а я уезжаю... Все равно я к ней больше не пошел бы. Один раз, может быть, перед ее отъездом. Совсем не показаться нельзя, подумает, что ревную или обижен. Да, но теперь она уедет, а меня не будет. Я могу зайти, чтобы проститься. Лучше позвонить, а то поддамся, как вчера, настроению и все выложу... Какое у меня право ее расстраивать? Париж я увижу. Башня, арка, машины... А Сони нет...

Он вынул из бумажника маленькую фотографию, долго глядел на нее, пока не помутнело в глазах. Тогда он грустно улыбнулся и сел за чертежи.
[1] [2] [3]