9
[1] [2]9
Володя сам потом не понимал, почему он пошел на обсуждение выставки. Хотя Добжинский настаивал, три раза звонил ("из Москвы приезжает Фокин, это большое событие"), Володя твердо решил не ходить - боялся, что разнервничается и наговорит глупостей. В том душевном смятении, в каком он находился, обсуждение казалось ему унизительным - судить собираются художника Владимира Пухова. Пусть тогда судят заочно...
Почему он все же пошел? Была в этом вспышка самолюбия: говорите что хотите, а я не намерен прятаться...
Зал был переполнен. Володя подумал: им все равно - доклад Брайнина, самодеятельность, астронавтика, живопись; какие-то всеядные...
Выступал Брайнин. В зале ерзали, кашляли, разговаривали. Казалось, что и самому Брайнину нестерпимо скучно. Он хвалил Володю:
- В картине Пухова, так сказать, поставлена важнейшая проблема воспитания...
Сын Брайнина Яша громко сказал сидевшей рядом девушке: "Отец выучил наизусть статью Ершова..."
Володя задумался. Вот Брайнин меня хвалит, а я не радуюсь Зачем я пришел? Сабуров, наверно, никогда не ходит на такие обсуждения, сидит и пишет. А я прибежал, мучаюсь: что скажет обо мне Брайнин, что напишет Фокин? Брайнин, кстати, говорит как на гражданской панихиде, - кажется, сейчас скажет: "Владимир Пухов, так сказать, честно прошел свой творческий путь..."
Слово предоставили Хитрову, который говорил многозначительно, с покашливанием и паузами, как будто хотел подчеркнуть, что знает, куда больше, чем может сказать перед столь многочисленной аудиторией.
- Не случайно Сабуров уклоняется от главных тем и пытается уйти в сторону. Никто не отрицает, что пейзаж имеет право на существование. Но что нам показывает Сабуров? На его картине дом в нашем рабочем поселке. Почему же он изобразил его столь непривлекательным? Это, товарищи, не случайно, здесь явное стремление очернить нашу действительность. Вторая работа Сабурова - женский портрет. Казалось бы, художнику предоставлена возможность показать типическую советскую женщину. Однако что мы видим на полотне Сабурова? Можно ли поверить, что изображенная им женщина участвует в нашем строительстве? Невыразительное лицо; в глазах ни творческой искорки, ни отражения мысли; нарочито бедное платьице. Трудно понять, как могут нравиться такие упадочные произведения, тем паче, что рядом с ними висит замечательная картина Пухова, посвященная счастливому детству советских ребятишек. Пухов каждый год ставит перед нами острейшие проблемы, которые обсуждаются на страницах центральных газет. Его картины были замечены на всесоюзной выставке, это, товарищи, не случайно...
Володя не выдержал и тоскливо зевнул. Не нужно было приходить. Отец редко о ком плохо отзывался, а про Хитрова говорил: "Склизкий человек". Никто его не любит, аплодировал, кажется, только Добжинский...
Володя вздрогнул, услышав: "Слово предоставляется товарищу Савченко".
Все оживились. Савченко говорил сбивчиво, но горячо:
- Я помню, как я вышел из Эрмитажа. Был мутный, туманный день, а передо мной все горело...
Володя вспомнил Эрмитаж. Кто знает, может быть, Савченко действительно любит живопись.
- Я думаю, что когда человек смотрит на картину, то пейзаж или черты лица, изображенные художником, оживают, - он придает им вторую жизнь. А когда пейзаж или портрет доходят до того, кто на них смотрит, человек меняется. Женский портрет Сабурова помог мне многое понять.
Володя удивился: я боялся, что разозлюсь, если Савченко станет превозносить Сабурова. А я не злюсь. В общем это даже хорошо, что он любит живопись. Я не хочу только, чтобы он говорил обо мне. Это будет нечестно: во-первых, он тоже виноват в том, что я исхалтурился, потом - лежачего не бьют.
Но Савченко продолжал говорить о Сабурове. Теперь он рассказывал про вещи, которые видел в доме художника:
- Живопись нельзя передать словами, даже поэты не могут, а я говорю очень плохо, но я хотел бы, чтобы вы увидели один пейзаж: самое начало весны, еще снег, но чувствуется - скоро все зазеленеет. Или небольшой портрет: там женщина в сером платке, лицо у нее светится, как будто на нем розовый отсвет зари. Или натюрморт, тоже весенний: серая вербочка в стеклянной банке. Большая любовь нужна, чтобы так показать жизнь...
Когда Савченко кончил, все зааплодировали. Володя тоже похлопал. Говорил он в общем глупо, но если я буду сидеть, как убитый, решат, что я завидую Сабурову. А я не завидую... Натюрморт с вербой я помню. Хорошо написано... В первом ряду Фокин. Наверно, он про себя посмеивается: "Ну и курьезы на периферии!.." Кстати, Фокин прошлой осенью очень тепло обо мне написал. Ясно, что Сабуров ему не может понравиться. Впрочем, кто знает? Я не скажу, что Фокин может измениться, но у него никогда не было своего мнения...
Савченко, смущенный аплодисментами, быстро прошел к своему месту. Пока он говорил, он казался Володе очень высоким и заносчивым, а теперь это был тот самый Савченко, который часами простаивал у ворот, поджидая Соню.
Мама сказала, что он опустил голову. В общем мне его жалко. У Сони трудный характер, она сама от этого мучается. Могли бы давно пожениться, а все вышло наоборот...
Но сколько они способны болтать? Лучше бы я пошел в "Волгу"...
Выступала Дмитриева, восторгалась "Пионерским костром":
- Пухов удивительно тонко подметил любознательность и дисциплинированность советских школьников! Я, как педагог с тридцатилетним стажем, хочу выразить ему глубокую благодарность...
Зааплодировали. Володя улыбался. Дмитриева - не Хитров. Учительница, немолодая, лицо у нее хорошее. И вот ей понравилось... Конечно, она ничего не понимает в живописи, но таких, как она, большинство. Фокин, наверно, об этом напишет... Может быть, я напрасно мучаюсь?
Он перестал слушать. Ни Шарапов, ни Кричевский о нем не упомянули. Почему я решил, что меня будут судить? Я, кажется, схожу с ума. Ужасно, что не с кем поговорить! Мама вчера спросила, почему я не женюсь. Оказывается, в тридцать пять лет неприлично быть холостым. В пятьдесят полагается орден. Кстати, орден дадут не мне, а Сабурову. Смешно - я думаю о том, что будет через пятнадцать лет, а я не дотяну и до сорока..
Вдруг он услышал свое имя: говорил Андреев, портрет которого Володя собирался написать.
- Я не могу согласиться с товарищем Хитровым, когда он превозносит Пухова и нападает на Сабурова. Конечно, я в этом деле не специалист. Но когда я увидел картины Сабурова, мне захотелось жить, трудиться, бороться. Он предложил мне сделать мой портрет...
Володя не выдержал, крикнул:
- Это явное недоразумение!
Андреев не расслышал или не понял Володю. Он продолжал говорить:
- Для меня это честь, да и радость. Мы у Сабурова много раз бывали, даже письмо написали в газету с протестом - почему его так мало выставляют? Должен отметить, что письмо послано две недели назад, а редакция до сих пор не ответила. Но это к делу не относится. Я считаю, что картины Сабурова приподнимают. А вот я вспоминаю произведение Пухова: рабочие читают газету. Я, товарищи, рабочий и скажу откровенно, тоска меня взяла, да и разозлился: ведь все это неправда - и люди у нас не такие, и выражение придумано. Как у фотографа: "Причешитесь, пожалуйста. Голову повыше. Минуточка! Улыбнитесь..." Ни красоты в этом нет, ни правды, ни сердца. Пионеры у него тоже ненастоящие. Наши ребята веселые, озорные, каждый выглядит на свой лад, а Пухов их рассадил, все у него отличники и герои нравоучительных историй. На выставке вы, наверно, видели женский портрет Сабурова. Это портрет его жены Глафиры Антоновны. Скажу откровенно - глядел я, и не хотелось уходить, вдруг говорят: поздно, закрывают... Вот это, товарищи, настоящее искусство!..
Володя лихорадочно написал на обороте пригласительного билета: "Прошу слова. В. Пухов".
Он начал спокойно, монотонно произнес несколько фраз о значении критики, о том, что обсуждения, подобные сегодняшнему, много дают художнику, поблагодарил Андреева за прямоту и вдруг сорвался, выкрикнул:
- Это противоестественно! Я говорил в моих картинах на языке Андреева, хотел, чтобы он меня понял, а он мне за это мстит... Никогда я не поверю, что ему может понравиться Сабуров!
Он замолчал - не мог подыскать слов. Все притихли. Наконец он снова заговорил; теперь он быстро повторял, как затверженные, слова, которые встали в его памяти:
- Сабуров - это формализм, стремление отдохнуть на красочном пятне, отказ от идейности в искусстве. Мы знаем, что народ ждет от нас больших тематических полотен. Живопись Сабурова - чуждое явление, и я должен предостеречь нашу общественность...
В конце он снова перешел на крик:
- Я не хочу работать, как он! Именно не хочу! Он поставил себя вне нашей жизни. Он хочет подкопаться под жизнь. Это его нужно судить! Такая живопись попросту покушение!..
Несколько человек громко зааплодировали. Кто-то крикнул: "Молодчина, правду-матку режет!.." Добжинский не знал, восхищаться ему или негодовать, и вопрошающе посмотрел на Фокина; но Фокин ничего не сказал, а про себя подумал: наверно, Пухов выпил не меньше полулитра. Оказывается, на периферии тоже не теряют времени... Яша Брайнин сказал своей спутнице: "Вот тебе преступление и наказание"... Девушка ответила: "А я не верю ни одному его слову"...
Когда Володя пошел к выходу, все на него смотрели.
Он смутно помнит, как очутился в "Волге".
Было еще светло, но зачем-то горели фонари. Кто-то догонял девушку в голубом платье. В автобусе говорили, что скоро лето. Женщина рассказывала: "Я опять взяла путевку в Адлер, там такое море, ты не можешь себе представить! А у самой веранды розы, ну, прямо тысячи и всех цветов..." Сзади студент зубрил вслух: "Джордано Бруно выступал против схоластических категорий и логических расчленений..."
Швейцар оскалил большие желтые зубы: "Погодка сегодня замечательная". Володя удивился: "Разве?"
Надрывался баян. За крайним столиком рыжий небритый бухгалтер, напившись, буянил: "Кто ей дал право плевать мне в душу?.." Володя подумал: я его знаю, два раза, когда я приходил в издательство за деньгами, он мне отвечал, что неплатежный день... Почему сегодня, столько народу? Может быть, суббота?.. А в общем удивительно пусто... Я должен напиться, не то я сойду с ума...
Морщась, он проглотил стакан водки.