10

10

Поговорив с Головановым, Трифонов шел к своей машине, когда увидел Коротеева.

- Дмитрий Сергеевич, а я не знал, что вы вернулись! Как здоровье? Ванны принимали? - И, не дожидаясь ответа, он заговорил о работе: - Как вам понравился проект Сафонова? Говорят, что производительность повысится на четыре процента...

Коротеев ответил, что еще не успел познакомиться ни с проектом Сафонова, ни с предложением Соколовского.

- Ну, это несерьезно. Вы ведь знаете, что я всегда поддерживал передовые предложения, но это, простите меня, очковтирательство. Одно дело лабораторные опыты, другое - крупное промышленное предприятие ..

- Мнения расходятся. Нужно хорошенько подумать.

Трифонов согласился и хотел было идти дальше. Коротеев его удержал:

- Вы ведь знаете, что партбюро вынесло выговор Соколовскому?

Трифонов вздохнул.

- Конечно, неприятно - старый член партии, на заводе давно работает. Но нельзя не одернуть. Ведь так легко все развалить... Мне говорили, что одиннадцать за, а против только двое...

- Да, я голосовал за.

- Правильно поступили, Дмитрий Сергеевич. Я знаю, что вы цените Соколовского, но это вопрос принципиальный...

- А по-моему, мы ошиблись, подошли формально. Во всяком случае, на партсобрании я предложу не утверждать...

Трифонов рассердился. На его бледном, пергаментном лице щеки складками стекали вниз, и когда он сердился, складки шевелились.

- Ничего не понимаю, Дмитрий Сергеевич! Да и объяснить трудно. Подрывает авторитет...

- Исправить ошибку никогда не поздно. Соколовского мы знаем не со вчерашнего дня. Человек он вспыльчивый... А работать он никогда не отказывался, это неправда. Взыскания он не заслужил. Так я и скажу...

- Ваше право. И партсобрание вправе не утвердить. Вы ведь знаете, я всегда отстаиваю принципы партийной демократии. Да и насчет Соколовского не хочу с вами спорить - вам виднее... Но факт остается фактом: на бюро вы голосовали за. На вашем месте я не стал бы выступать против. Непоследовательно... Партсобрание все равно утвердит. А вы окажетесь в странном положении.

- В странном положении я теперь. Вернее сказать, в скверном - голосовал не так, как думал... Я собирался поговорить об этом с Деминым. Он вчера приезжал на завод, но я был в цехе, и мне не сказали. Вот так, Захар Иванович...

В машине Трифонов долго не мог опомниться; его щеки продолжали сердито шевелиться.

У Коротеева на заводе большой авторитет Сегодня - за, завтра - против. Нельзя так! Кто его уважать будет?.. Твердой руки нет. Голованов человек честный и в своем деле разбирается. Но он слишком мягок, размазня... Ясно, что Соколовского следовало одернуть. Но если уж он у них непогрешимый, нечего было затевать историю. Сафонов уверял, что все против Соколовского... Меня их склоки не интересуют. А развалить очень легко... Коротеев не случайно упомянул о Демине. Будь сейчас Ушаков, я не волновался бы. Конечно, Ушаков потакал Соколовскому, но в данном случае он ответил бы Коротееву, что нельзя раздувать историю... А за Демина я не отвечаю.

Вернувшись в горком, Захар Иванович долго думал о разговоре с Коротеевым. Нехорошо, очень нехорошо!. Он вспомнил и толки вокруг скандала с Красновым и десятки жалоб на различные бытовые непорядки. Не умеет Голованов одернуть, навести порядок...

Конечно, беспорядка при Журавлеве было куда больше, но тогда люди говорили о своих обидах жене или друзьям, а теперь они шли с претензиями к Голованову, к Обухову, в горком, и Захар Иванович думал: распустить людей легко. Тогда и производительность снизится, никакое новаторство не поможет... Коротеев депутат, выступает с докладами, на прошлой неделе в "Труде" была его статья. Нельзя же подрывать авторитет!

Прежде было просто: горком мог утвердить - и все. Теперь труднее... Да и Демин не согласится. Странный он все-таки человек, я ему говорю: "Может отразиться на производстве", а он отвечает: "Производство - это люди". Любит щегольнуть фразой. Ему бы писателем стать, а в партийном аппарате это фигура неуместная.

Все в Демине раздражало Трифонова. Худой, одни кости, а ест много, ростом с каланчу, вообще, если посмотреть со стороны, - бегун, призы ему брать. Вот он и бегает - то на заводе, то в мясокомбинате, то на строительстве, причем ни шляпы, ни кепки, спрашивается: если кто-нибудь поклонится, как он ответит? Хитров говорил, что он в цирке вел себя неприлично, хохотал громче всех клоуны его рассмешили. Другой бы постеснялся, а он о престиже вообще не думает. Самоуверенность потрясающая! Скажи семикласснику, что ему предстоит выступить на школьном собрании, мальчик подготовится, напишет, зачитает. А Демин Первого мая выступил с отсебятиной, да еще при всех на трибуне объяснял: "Народ не любит, когда по бумажке..." Работать стало просто невозможно: два раза в наделю принимает всех, причем каждого усаживает. Зоя теперь не может справиться - приходят и кричат: "Подумаешь, заведующий отделом!.. А почему к Демину можно?.." Ершова раскритиковал: газета будто бы скучная. Стоит кому-нибудь выступить поострее, как он сразу говорит: "Толковый человек"... Можно сказать, сам ищет беспорядка. Не понимаю, как такого прислали?..

Все-таки Коротеев перегнул. Я убежден, что и Демин возмутится: дело серьезное, на карту поставлен авторитет партбюро. Конечно, Демин - ломака, любит попозировать, но что он глуп, этого никто не скажет. Нужно с ним поговорить до того, как его настроит Коротеев...

Секретарша сказала Трифонову: "Никого у него нет, работает".

Демин действительно сидел над ворохом бумаг.

- Я на минутку, есть короткий разговор. Тебе на заводе сказали насчет Соколовского?

- Я как раз над этим сижу. Сложная история... Технику я еще не освоил. Четыре года на хлопке просидел... Ты что думаешь, Захар Иванович?

Трифонов хотел ответить: "Очковтирательство", - но удержался. Хорошо, что хоть раз Демин признался в своем невежестве. Незачем мне вылезать.

- Да, история сложная...

- Интересно, что Коротеев скажет.

Трифонов помолчал, а потом решил, что пора приступить к делу:

- Я утром был на заводе - меня сборочный волнует, опять отстали. Встретил Коротеева. Он мне, между прочим, сказал, что на партбюро голосовал за выговор Соколовскому, а теперь хочет выступить против. Может быть, ты ему подскажешь?

- Что именно?

- Лучше ему не выступать - авторитет подрывает.

Демин пожал плечами.

- Не вижу в этом ничего плохого. Если он считает, что ошибся, почему не признать?

- Так-то так... Но объективно что получается? Во-первых, партсобрание отменит решение бюро. Нехорошо это... А главное - как будут смотреть на Коротеева? У человека семь пятниц на неделе...

- Если он считает, что ошибся, лучше прямо сказать. А парторганизация вправе не утвердить выговор. Устав знаешь?

Трифонов уныло подумал: начинается театр. Подумать только, что это первый секретарь!..

- На работе может отразиться... Если все спускать с рук, там такое пойдет.

Демин улыбнулся.

- Это ты насчет Соколовского? Я вчера два часа у них просидел, немного разобрался. Единственное, что можно поставить в вину Соколовскому, это что он ушел с совещания - расстроился. Да он сам об этом жалеет. Ну, а все прочее басни. Сафонов каждый день бегал к Голованову, наговаривал. Да и Хитров постарался. Придумали, будто Соколовский отказался работать над проектом Сафонова. Чепуха! Мне в конструкторском бюро показали: он поправки внес. Пожалуйста, полюбуйся - семнадцать страничек на машинке. Такое на человека возвести! Безобразие!.. Конечно, он стоит за свой проект, но это дело другое. Голованов говорит, что нужно подумать... А выговор дали зря. Я Коротеева понимаю...

Вернувшись к себе, Захар Иванович добрый час не мог раскрыть папку, которую положила на его стол Зоя. Потом он позвал секретаршу:

- Почему вы написали "в эксплоатацию"?

- А вы так диктовали...

- Я вас спрашиваю: почему у вас "эксплоатация" через "о"? Нужно через "у".

- Захар Иванович, и так и так можно.

- "И так и так" не бывает. Посмотрите подшивку "Правды" - только через "у".

Щеки его ходили.

Дома он не притронулся к еде. Маруся жалостливо сказала:

- Да ты покушай. Это без соли и на пару, ничего тебе не будет...

Он не слышал ее слов и угрюмо вслух подумал:

- Расшатать очень легко, а кому придется налаживать? Трифонову.

Ночью он не мог уснуть - болела поясница, отмирали ноги. В комнате было душно. Маруся спала, уткнув лицо в подушку. А он все думал и думал.
[1] [2]