Рассказы из сборника 'Отступление' (6)

- Алло... - произнес в трубку шериф. - Алло... Где же этот чертов Лос-Анджелес?

Девяносто долларов. Девяносто вшивых долларов... Макомбер отвернулся от окна, чтобы не видеть опостылевшей улицы. Шериф снова заговорил в трубку, и его третьему помощнику пришлось положить ладони на колени, так как тот с изумлением обнаружил, что у него дрожат руки.

- Это Суонсон? - спросил шериф.

Будучи не в силах тихо сидеть и спокойно слушать разговор шефа, Макомбер поднялся и неторопливо зашагал через заднюю комнату в туалет. Войдя в уборную, он тщательно закрыл за собой дверь и принялся изучать свое отражение в зеркале. Да, эти годы сказались на его физиономии. Вот что значит, двенадцать лет без перерыва слушать болтовню жены. Вернувшись в офис, он услышал как шериф чуть ли не кричит в трубку:

- Да, да. Вы не обязаны держать его у себя два месяца. Мне известно, что тюрьма переполнена. И я понимаю, что это явилось бы нарушением конституции. Послушайте же, ради всего святого! Я же сказал, что знаком с вашими трудностями. Это было всего лишь гипотетическое предположение. Мне жаль, что он донимает вас рыданиями. Но разве я виноват в том, что у него глаза на мокром месте? А вы бы не зарыдали, если бы вам грозили пятнадцать лет тюрьмы? Перестаньте орать, ради Бога! Не тратьте время. Этот звонок и без того обойдется административному округу Гатлин в миллион долларов. Хорошо, я вам ещё позвоню. Хорошо, в шесть часов! Хорошо, говорю я вам! Хорошо!

Шериф положил трубку и некоторое время сидел молча, рассеянно глядя на расстегнутый пояс брюк.

- Тот ещё город, - сказал он, - этот самый Лос-Анджелес. - И, покачав головой, продолжил: - У меня настроение послать всё это дело к дьяволу. С какой стати я должен раньше времени загонять себя в гроб из-за какого-то типа, забравшегося в товарный вагон? Кто может ответить на этот вопрос?

- Но он же - изобличенный преступник, - стоял на своем Макомбер. - У нас же против него завершенное дело. - Голос третьего помощника звучал ровно, но все его естество - невидимо для других - дрожало от нетерпения. Закон есть закон.

- Голос совести - тот призрак, который вечно преследует шерифа, посмотрев на помощника, с горечью произнес шеф.

- Мне-то что до этого, - пожал плечами Макомбер. - Я всего лишь хочу закрыть дело.

Шериф снова обратился к телефону.

- Соедините меня с казначеем нашего округа, - сказал он и стал ждать, держа трубку у уха и внимательно глядя на Макомбера. Макомбер подошел к дверям, открыл их и выглянул на улицу. Чуть дальше в конце квартала он увидел свой дом и свою жену, которая сидела у окна скрестив на груди жирные руки. С её округлых локтей капал пот. Макомбер отвернулся и стал смотреть в другую сторону.

Откуда-то, как ему казалось издалека, до него долетали голоса. Это шериф беседовал по телефону с казначеем округа Гатлин, штат Нью-Мексико. Он слышал, что казначей ведет беседу на повышенных тонах. Искаженный телефоном голос чиновника звучал так, как будто на противоположном конце линии находится не человек, а какой-то скрипучий механизм.

- Все умеют тратить деньги, - верещал казначей, - но никто не хочет их зарабатывать! Все берут у меня деньги, и никто мне их не приносит! Я считаю, что мне необыкновенно повезет, если к концу месяца останутся средства на выплату моего жалования, а ты просишь девяносто долларов на увеселительную прогулку в Лос-Анджелес, чтобы привести оттуда человека, который украл подержанное барахло, ценою в девять долларов! Катись к чорту! К чорту!!

Услыхав стук брошенной казначеем трубки, Макомбер сунул руки в карманы брюк, чтобы никто не видел, как дрожат его пальцы. С холодным вниманием он следил за тем, как его шериф медленно опускает трубку на аппарат.

- Боюсь, Макомбер, - сказал шеф, - что Джоан Крауфорд придется пострадать этот год без тебя.

- Они вывесят черный креп во всех студиях, как только до них долетит эта весть, - заметил второй помощник.

- Лично мне на это плевать, - ровным голосом произнес Макомбер, - но что скажут люди, узнав, что шериф отпускает уличенного преступника после того, как тот был арестован? Боюсь, что всем это покажется весьма забавным.

Шериф резко вскочил со своего вращающегося кресла.

- Что прикажешь мне делать? - напористо и зло спросил он. Я не могу создать девяносто долларов из воздуха? Обратись к властям штата Нью-Мексико!

- Это - не мое дело, - пожимая плечами, ответил Макомбер. - Но думаю, что весь преступный мир умрет от смеха, узнав, как вершится правосудие в штате Нью-Мексико.

- Ну, хорошо! - заорал шериф. - таком случае, сделай, что-нибудь. Уходи отсюда и попытайся чего-нибудь добиться. До шести часов я в Лос-Анджелес звонить не буду, и у тебя для свершения правосудия остается три часа. А я умываю руки - Он сел, расстегнул три верхних пуговица на брюках и положил ноги на стол. - Если это для тебя так важно, - бросил он вслед направляющемуся к дверям Макомберу, - устраивай все сам!

По пути к окружному прокурору, Макомбер должен был пройти мимо своего дома. Его супруга все ещё сидела у окна, и по её телесам струился пот. Она спокойно равнодушно посмотрела на мужа, и он ответил ей таким же взглядом. Ни один из супругов не улыбнулся, и ни один из них ничего не сказал. Несколько секунд они без всякого интереса смотрели друг на друга. Так смотрят люди, которые слишком хорошо узнали один другого за двенадцать долгих лет. Макомбер решительно ускорил шаги, чувствуя, как жар раскаленного асфальта, пробившись через подошвы ботинок, ползет вверх к бедрам, наливая ноги свинцовой усталостью.

В Голливуде он будет передвигаться легко и уверенно по чистым тротуарам, прислушиваясь к звонкому перестукиванию высоких каблучков. Там он будет ходить совсем не так, как ходят толстяки. Он мечтательно зажмурился и, перед тем как свернуть на главную улицу города Гатлин, шагов десять шел с закрытыми глазами.

Макомбер вошел в огромное административное похожее на греческий храм здание, сооруженное для округа Гатлин властями штата Нью-Мексико. Проходя по гулким мраморным залам, прохладным даже в послеполуденный зной, он злобно бормотал, оглядываясь по сторонам:

- Девяносто долларов... Всего лишь девяносто вшивых долларов...

У дверей, на которых значилось: "Окружной прокурор", третий помощник шерифа задержался. Он чувствовал, как на него накатывает волна неуверенности и беспокойства. Когда Макомбер стал поворачивать ручку двери, его ладонь внезапно вспотела. Однако в помещение он вступил с независимым видом человека, выполняющего важное государственное дело.

Дверь в личный кабинет начальства была приоткрыта, и из-за неё до Макомбера доносился крик окружного прокурора:

- Побойся Бога, Кэрол! У тебя совсем нет сердца! Неужели я похожу на человека, который состоит из долларов? Отвечай!

- Я всего-навсего хочу немного отдохнуть, - упрямо пробубнила в ответ прокурорская супруга. - Каких-то три недели. Я больше не в силах выносит здешнюю жару. Если мне придется остаться здесь ещё хотя бы на неделю, я просто лягу и умру. Неужели ты хочешь, чтоб я легла и умерла? Тебе мало того, что ты заставил меня жить в этом оазисе. Теперь хочешь, чтобы я в нем закончила свои дни. - Она заплакала, покачивая головкой с прекрасно ухоженными светлыми волосами.

- Ну, хорошо, Кэрол, хорошо, - сказал прокурор. - Поезжай. Ступай домой и начинай паковаться. Перестань плакать. Ради всего святого умоляю перестань плакать!

Кэрол подняла голову, поцеловала окружного прокурора и вышла из кабинета. Проходя мимо Макомбера, она все ещё смахивала слезинки с кончика носа. Прокурор тоже вышел из кабинета, провел супругу через всю приемную и распахнул перед ней дверь. На пороге она поцеловала его ещё раз и вышла в коридор. Окружной прокурор закрыл дверь и, устало опершись на неё спиной, и ни к кому не обращаясь сказал:

- Она хочет уехать в Висконсин. У неё там есть знакомые и там множество озер. - Затем прокурор взглянул на Макомбера и спросил: - Что вам надо?

Макомбер рассказал ему о Брисбейне и Лос-Анджелесе, о средствах, которыми располагает шериф и о том, что по этому поводу думает казначей. Окружной прокурор присел на стоящую у стены скамью и слушал помощника шерифа, низко опустив голову.

- Что же вы хотите от меня? - спросил он, когда Макомбер закончил повествование.

- Этот Брисбейн, должен сесть за решетку на пятнадцать лет. Если мы доставим его сюда, у судей на этот счет не возникнет никаких сомнений. Он полностью изобличен. И обойдется это нам, в конце концов, не больше чем в девяносто долларов... Если бы вы сказали свое слово... Выразили бы протест...

Окружной прокурор сидел на скамье, низко склонив голову. Его руки расслабленно болтались между колен.

- Все готовы тратить деньги ради того, чтобы выбраться из Гатлина. Хотя бы на время и куда угодно. Знаете, во сколько обойдется моей жене трехнедельное путешествие в Висконсин? В три сотни долларов. Боже мой!

- Но то, о чем говорим мы - совсем другое дело, - мягко, но убедительно произнес Макомбер. - Оно благоприятно отразится на вашей карьере. Вы, окружной прокурор, добьетесь осуждения преступника!

- С моей карьерой и без этого всё в порядке, - сказал, поднимаясь со скамьи, прокурор. - По этому делу я уже добился одного обвинительного приговора. Может быть вы хотите, чтобы я всю оставшуюся жизнь провел в суде, выступая о краже тряпья, ценой девять долларов?

- Вам стоит сказать всего лишь несколько слов казначею... - не сдавался Макомбер, следуя в кильватер за направляющимся в свой кабинет прокурором.

- Если окружной казначей хочет экономить средства, - сказал прокурор, - то я во всеуслышанье готов заявить: "Это - тот человек, который нам нужен". Кто-то должен экономить деньги. У нас так много важных дел, а мы тратим все средства на субсидии железным дорогам...

- Мы создаем плохой прецедент. Человек, вина которого... - сказал Макомбер, и слова эти прозвучали несколько громче, чем ему того хотелось.
[1] [2] [3] [4]