Робин Скотт. Короткое замыкание (1)
[1] [2] [3] [4]И вслед за тем бесстрастный голос сделал заключение:
— Сэр, у вас нет расчетного счета, так что вы имеете право только на обычную норму гражданина, равную трем желаниям. Можете просить любые товары или выполнения каких-то пожеланий по третьему классу или ниже. Дополнительные требования могут быть предъявлены только после открытия расчетного счета на сумму не менее тысячи галактических рабочих единиц.
На панели загорелись слова:
СООБЩИТЬ ЖЕЛАНИЕ 1
Хейери Первый замотал головой так, словно хотел уразуметь происходящее.
— Старик, — обратился он к Махасу, — я ничего не могу понять,
— М-да, — сказал Махас. — Надо будет поговорить с Эрни насчет того барахла, которое он нам всучил.
Вдруг он в возбуждении буквально пустился в пляс.
— Кретин! Так это же, как в кино! Как у Рекс Ингрема, Турхан-бея или, черт возьми, в корнелевском «Оскаре Уайльде»!
Хейери Первый продолжал вопросительно смотреть на Махаса. Он привык обращаться за разъяснениями к этому маленькому человечку.
— Что это значит, Махас? Ты тут что-нибудь кумекаешь?
— Верняк! Все очень просто, Как в кинофильме. Ты поймал золотую рыбку. Ну ту, которая исполняет три любых твоих желания.
— А-а…
— Ну давай, старик, скажи ей свое желание!
Все еще смущенный, Хейери Первый снова замотал головой. Но он уважал в Махасе уменье схватывать на лету то, что находилось вне сферы деятельности Хейери, поэтому решительно повернулся к возвышающейся перед ним машине, чтобы сообщить свое первое желание.
Он уставился в зарешеченное отверстие и только раскрыл было рот, как замер в нерешительности. Закрыл рот, снова открыл, опять закрыл и обернулся к Махасу.
— Слушай, а чего просить-то?
— Жратвы, старик! Проси хлеба, старик!
Махас задыхался от возбуждения, досадуя на тугодумие своего напарника.
— Тоже мне, Бертран Лоуренс Фрамптон… — с презрением проговорил он вполголоса.
Хейери Первый повернулся назад к чудищу и кивнул головой в знак одобрения мудрого совета,
— Э-э, во-первых, хм… я хочу много хлеба, так чтобы…
— Хейери! — вдруг дико закричал Махас. — Ты болван! Скажи ему, что ты имел в виду не то. Не хлеб! Деньги! Деньги, вот что! Тьфу, получай, несчастный…
— Я оговорился! — закричал в свой черед Хейери Первый. — Детка, хлеб не нужен, забери его…
Но видимо, было уже поздно; вокруг них прямо из пустоты начали материализоваться буханки хлеба: круглые датские хлебцы, длинные темно-золотистые французские булки, толстые ржаные немецкие батоны, приплюснутые квадратные американские кирпичи, низенькие английские чайные хлебцы, плоские грузинские лаваши, греческие лепешки, непонятные караваи со всех стран света, из всех эпох и времен. Все вокруг было завалено хлебом; воздух пропитался ароматом печеного хлеба и кислым запахом дрожжей; от мучных изделий, сыпавшихся дождем, стало темно. И под этим бесконечным хлебным ливнем на груди чудища загорелось слово «желание», сопровождаемое цифрой «2».
Стоя по колено в хлебе, Махас беззвучно рыдал, тряся головой от безутешного горя.
— Эх, старик, — причитал он. — Раз в жизни выпала удача. Такое простое дело — попросить что-то у золотой рыбки, и то не сумел.
— Извини, Махас. Прости меня, пожалуйста. Как, по-твоему, не попробовать ли мне еще раз?
— Стой, стой!
Махас вытянул вперед руки, словно хотел наглухо закрыть едва видимую щель между усами и бородой Хейери Первого.
— Не торопись, Хейери! Давай-ка лучше немного подумаем.
— Ну, что ж, давай подумаем, — послушно ответил Хейери Первый.
— На этот раз я буду осторожен и попрошу денег. Денег, и только денег.
— Нет, нет. Посмотри на хлеб! Деньги-то разные бывают. Получишь бумажки каких-нибудь конфедератов. Фи… Откуда знать, что тебе дадут?..
Махас замолк и погрузился в раздумье. Хейери Первый терпеливо ждал, восхищаясь красотою стоящего перед ним чудища, его техническим изяществом и совершенством конструкции.
Несколько минут спустя Махаса озарило и он вновь обратился к своему напарнику:
— Я придумал. Проси алмазы. Они стоят страшно дорого.
Хейери только повернулся, как вдруг Махас остановил его, подняв руку. На его лице было написано разочарование.
— Нет, не годится. Слишком трудно будет продать. Полиция не даст покоя.
Он опять задумался и поскреб лысину. Затем с хитрым выражением лица выхватил из кармана помятую пятидолларовую купюру.
— Вот, — сказал он. — Попроси у нее пару миллиончиков таких фитюлек, — и тут же добавил: — Только ради бога, умоляю тебя, не назови их какими-нибудь пити-митями.
Хейери Первый взял банкнот, согласно кивнул головой и обратился к чудищу со словами, исключительно точно подобранными:
— Второе желание. Я… я хочу два миллиона вот таких пятидолларовых купюр.
Махас слушал с улыбкой удовлетворения.
Чудище помигало лампочками на груди, и откуда-то из области паха вылез узенький ящик,
Голос проговорил:
— Если вы хотите получить дубликаты чего-либо, пожалуйста, положите артефакт, который должен быть скопирован, на этот зайджипат.
Хейери приблизился к чудищу. Он был уже готов опустить купюру в ящик, как вдруг Махас опять закричал:
— Стой, Хейери! Погоди! У них же у всех будет одинаковый серийный номер. Как на фальшивых!
Хейери Первый замер в испуге. Он чуть было снова не дал маху. В мгновенье ока Махас одолел разделявшие их пятнадцать футов и сунул ему в руку кольцо держателя ключей, в которое был продет потертый серебряный доллар.
— Держи! Проси пару миллионов вот этих кругляков.
Хейери взял держатель, проглотил слюну, бросил пугливый взгляд на своего товарища и, закрыв глаза, уронил кольцо вместе с серебряным долларом, медным ключом и круглой пластинкой с нанесенным на ней номером лицензии (Небраска, 1948) прямо в зайджипат.
Что-то щелкнуло, словно затвор, и все вокруг посерело от дождем посыпавшегося металла. Хейери Первый прикрыл голову руками и спрятался среди батонов.
По мере того как груда металла у его ног поднималась все выше и выше, Махас, взвизгивая, словно одержимый, прыгал и плясал. Полетели куски хлеба, липкие и очень клейкие, а вокруг стоял грохот. Словно тысяча разменных автоматов извергала из себя монеты.
Шторм утих; Хейери Первый опустил руки и, открыв глаза, увидел светящуюся надпись на груди чудища:
СООБЩИТЕ ЖЕЛАНИЕ 3
Махас перестал набивать деньгами карманы, правда, в них и так уже больше ничего не вмещалось. Вдруг он застыл, пораженный некоей мыслью.
— Боже мой! — вскричал он, тяжело опускаясь у основания горы из смеси хлеба с металлом. — Боже мой!
— Что случилось? — спросил Хейери. В голосе его слышались страх и покорность судьбе. — Опять что-нибудь не так?
— Посмотри! Как мы все это унесем домой? Ведь тут больше двадцати тонн! Представляешь?
— Да ничего, возьмем грузовик, пару лопат и…
— Ты что, рехнулся?! Подъехать на грузовике к выставке в два часа ночи! Да сюда сбегутся полицейские со всего света!
Махас весь ушел в раздумье, а Хейери опять направил восхищенный взор на стоявшее перед ним чудище,
— Нет, — промолвил наконец Махас. — Остается только одно. Твое третье желание должно быть такое — доставить всю эту гору к нам домой…
Хейери Первый отвернулся от чудища. Затем отвернулся и от Махаса. Трудно было ему идти наперекор этому маленькому человечку. Очень трудно!