Глава 8. Человека к благу можно привести и силой (1)
[1] [2] [3] [4]– А чего же вы найти у меня хотите, гражданин хороший?
– Сядьте за стол и распишитесь, что постановление вам предъявлено.
– С большим нашим удовольствием, – ответил он почти весело, и я ощутил, что все в нем дрожит от сдерживаемого напряжения. Обольников поставил на бумаге нелепую витиеватую закорючку. – Так что вам от меня-то надобно?
– Я предлагаю вам добровольно выдать дубликаты ключей от квартиры Полякова.
Он глубоко вздохнул, и вздох этот был исполнен душевного облегчения. Ну что же, и мне надо привыкнуть к поражению. Обольников меня здесь переиграл, он успел раньше.
– Нету у меня ключей скрыпача. Напраслину на меня наводите. А коли нет веры простому человеку, работящему, не начальнику, ничем не заслуженному -то ищите, раз у вас права на беззаконие есть…
Все перечисленное в сохранной описи оказалось в шкафчике на месте. Только ключей не было. Не только ключей Полякова – всей связки ключей, сданной Обольниковым при поступлении в клинику, не оказалось.
– Где же ключи ваши, Обольников? – спросил я. Он горестно развел руками:
– Я, между прочим, гражданин милиционер, еще в прошлый раз вам докладывал, что заняться здесь персоналом не мешало бы. Начинается с дармовой шамовки за счет больного человека, а кончается – и-и-и где – и не усмотришь! Так вам же за простого человека заступиться некогда…
Сестра-хозяйка, незаметная тихая женщина, начала тяжело, мучительно багроветь. Константинова прикусила губу, покачала головой и задумчиво сказала:
– – Слушайте, Обольников, какой же вы редкий мерзавец…
– Конечно, раз меня вокруг обвиноватили, то и называть мет ня можно, как на язык ни попадет. Только не в МУРе власть кончается. И не в вашей больнице тюремной, пропади она пропадом. Я до правды дойду, хоть все ботинки истопчу.
Я достал из кармана перочинный нож, подошел к двери кладовой и, осторожно засунув лезвие в замочную щель, легонько покрутил. Старый, разбитый английский замок поскрипел, чуть по-упирался, потом послушно щелкнул – язычок влез в корпус замка. Я засмеялся:
– Вот она, вся ваша правда, Обольников…
– А че? – настороженно спросил он.
– Пока я собирался да потягивался, вы сегодня ночью открыли замок, вывинтили шурупы, влезли в шкаф и забрали ключи.
– Но мы не даем им ножей в пользование, – вмешалась Константинова.
– Да что вы говорите! – покосился я сердито. – Он же квалифицированный слесарь! Ему подобрать железяку – две минуты. Он и шурупы назад не завернул потому, что очень торопился…
– А вы это докажите еще! – выкрикнул Обольников. Я усмехнулся:
– Зачем же мне еще раз собственную глупость и нерасторопность доказывать? Я для вас другие доказательства припас.
Я смотрел на его пылающие уши, синюшные изжеванные губы, волнистый прыгающий нос, и все во мне переворачивалось от острой, прямо болезненной антипатии к нему.
– Снимайте халат, надевайте вашу одежду, – сказал я. Обольников потуже стянул на себе полы халата, будто щитом прикрываясь от меня, сипло спросил:
– Зачем? Зачем одеваться?
– Я забираю вас с собой.
– Почему? Куда с собой? – быстро переспросил он.
– В тюрьму.
Константинова испуганно отступила от меня, а сестра-хозяйка стала снова быстро бледнеть, пока багровый румянец недавнего смущения не застыл у нее на шее и подбородке красными студенистыми каплями. Обольников медленно, беззвучно сел на стул, замер неподвижно и только костистый огромный кадык, как проглоченный шарик от пинг-понга, ритмично прыгал – вверх-вниз, вверх-вниз. В кладовой повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь екающим громким дыханием Обольниксва. Это длилось несколько долгих, просто бесконечных мгновений, и тяжесть этой тишины испуга была мне самому невыносима. И чтобы утвердить себя в своем решении, я повторил:
– Собирайтесь, я отвезу вас в МУР и оформлю арест…
Обольников поднялся со стула, подошел к шкафику, достал одежду и начал снимать с себя халат, и по мере того как он переодевался, он двигался все быстрее и быстрее, пока его движения не стали бессмысленными в суетливой истеричности. При этом он непрерывно бормотал:
– Я сейчас… я сейчас… мигом я соберусь… я не задержу…
"..Принимая во внимание вышеизложенное, а также учитывая:
– что для проверки собранных по уголовному делу данных требуется известное время;
– что, находясь на свободе, Обольников – как об этом свидетельствует эпизод похищения ключей из гардероба антиалкогольной лечебницы – может активно воспрепятствовать установлению истины, – ПОСТАНОВИЛ:
Мерой пресечения в отношении подозреваемого Обольникова С. С. в соответствии со статьей 90 УПК РСФСР до предъявления ему в 10-дневный срок обвинения избрать заключение под стражу…"
Комиссар дочитал, взял ручку, потом положил ее на стол.
– А почему только на десять дней? Почему ты не хочешь арестовать его до суда? – спросил он.
– Потому что, во-первых, нам еще не ясна его роль в этом деле. А во-вторых, в этом случае надо будет предъявить ему обвинение по всей форме. И тогда он будет точно ориентирован в том, что мы знаем, а где у нас -белые пятна.
Комиссар сказал:
– А как ты теперь это все представляешь?
– Я думаю, что Обольников навел «слесаря» на квартиру Полякова, непосредственно участия в краже не принимая. И скорее всего ключи передал ворам попользоваться.
Комиссар задумчиво-рассеянно смотрел мимо меня в окно, покручивая пальцем ручку на столе. Не оборачиваясь, спросил:
– Ты твердо веришь в такой вариант?
Я помолчал немного, тяжело вздохнув, ответил:
– Нет, почти совсем не верю…
– Почему?
– То, что Обольников побывал в квартире Полякова, сомнений не вызывает. Но если он действовал заодно с ворами, то зачем приходил слесарь? Ведь у Обольникова были ключи!
– Совпадения исключены?
– Полностью. Помните, Поляков говорил, что во время работы слесаря позвонили из школы и попросили выступить?
– Помню, – кивнул комиссар.
– Сказали ему, что это школа для больных детей. Этим вопросом заинтересовалась Лаврова…
– Кстати, как она там у тебя – ничего?..
– Толковая девица. Так вот, она потратила целый день, обзванивая все московские специальные школы…
– Выяснилось, что никто Полякова не приглашал? – спросил-сообщил комиссар.
– Точно. Напарник слесаря отвлекал внимание, чтобы тот мог снять слепки ключей. В этом ракурсе событий роль Обольникова мне совершенно непонятна…
– А Иконников? – спросил комиссар. – Что про него думаешь?
– Не знаю, – покачал я головой. – Человек он, конечно, неприятный…
Комиссар засмеялся:
– Хороший аргумент! Ты вот спроси Обольникова, он тебя как – приятным человеком считает?
– Так я и не говорю ничего. Но самостоятельная версия «Иконников -похититель скрипки» исключает версию с участием Обольникова.,.