В. Северная война и шведское нашествие на Россию (27)

[1] [2] [3] [4]

Для некоторого облегчения положения осажденных Меншиков решил предпринять крупную диверсию. На рассвете 7-8 мая русская пехота по трем незадолго до того быстро сделанным мостам, "а конницы чрез болота и реку вплавь, несмотря на жестокую неприятельскую из транжамента пушечную стрельбу и трудную переправу, перешли и к транжаменту приступили, и одними шпагами неприятеля с великим уроном из того транжамента выбили и принудили их бежать порознь". Бежали к Опошне 4 шведских эскадрона и 300 человек пехоты. Но тут из Опошни на помощь выступили новые шведские силы. Шведы затем зажгли предместье города и ушли в "замок" (укрепленный пункт в Опошне). На поднятую тревогу к Опошне поспешил на помощь своим король с семью полками - и русские "отошли добрым порядком".

Потери, по русским источникам, были равные: по 600 человек. При своем отходе из Опошни русские освободили и увели "несколько сот малороссийских людей, которые от неприятеля из разных мест для всякой работы были загнаны"{55}.

В своей реляции, посланной царю 13 мая, Меншиков описывает дело 7 мая так. Сначала "некоторая часть" армии под начальством трех генералов: Беллинга, Шомбурга и генерал-квартирмейстера Гольца была направлена к Будищам. Отсюда предполагалось перейти всем вместе через Ворсклу, но "ради трудных переправ" удалось совершить переправу только одному Гольцу со своим отрядом. Тут Гольц напал на ретраншемент, где засело около 500 шведов, "которых немедленно с помощью божией едиными шпагами из того ретранжемента (sic. - Е. Т.) выбили". Но тогда из Будищ прибыли на помощь шведам три конных полка и два пехотных, и хотя первый русский залп по шведам был удачен, но русские отошли (о чем Меншиков умалчивает), перебив в общем 600 человек и взяв в плен полтораста, а также две пушки, ружья, знамя и пр. Русские потери, по этому донесению, были всего 26 убитыми и 45 ранеными (считая с офицерами){56}. Вот как "стилизованно" повествует о том же событии летописец шведского штаба.

7-8 мая русские уже с неделю, по сведениям шведов, накапливавшие силы около Опошни, перешли через Ворсклу по мосту, который они устроили пониже города. У русских было при этой операции, на глаз шведов, 12 тыс. человек пехоты и кавалерии. Оттеснив и обратив в бегство пробовавший задержать их шведский отряд, русские, однако, наткнулись на спешно сконцентрированные генералом Роосом силы нескольких кавалерийских и пехотных полков и перешли обратно через тот же мост, потеряв в арьергардных боях 200 человек. Русские вернулись в Котельву, уничтожив за собой мост{57}.

Очень поддерживало дух осажденного гарнизона и населения то обстоятельство, что Полтава в смысле получения сведений вовсе не была отрезана от русской полевой армии.

Переписка между осажденными полтавцами и полевой армией шла путем писем, вкладываемых в полые ядра, хотя и нерегулярно, конечно, и часто с опозданиями. Например, 10 июня комендант Келин отвечает на письмо Меншикова от 26 мая. Но было и так, что тот же Келин уже 4 июня отвечает Меншикову на письмо, писанное 3 июня.

Зловещие для Карла симптомы множились в осаждающим Полтаву шведском лагере. Усиливалось прежде очень редкое дезертирство. Из отряда волохов 21 апреля дезертировало три капитана и 38 рядовых (волохов.). И подобные случаи стали повторяться. Еще более показательным симптомом падения дисциплины была необходимость для самого короля увещевать. этот отряд, просить его продолжать "верную" службу, причем король не наказал солдат этого отряда за их дерзкое поведение, но велел удовлетворить их пожелания (выдал жалованье за год вперед и т. д.).

Еще только начиналась осада Полтавы, а уже к стоявшему в Хороле фельдмаршалу Шереметеву начали поступать сведения о неудачах атакующего неприятеля. 4 мая к Шереметеву явился дезертир из королевского лагеря ("выехал ротмистр, родом француз"), а на другой день явились еще четыре дезертира. Они рассказали о двух неудавшихся штурмах, которые были отбиты от Полтавы русской пушечной и ружейной стрельбой. Шереметев удостоверился, что неприятель "ничего над Полтавой учинить не мог, в войске их во взятии надежда слабая, понеже великой артиллерии и довольной амуниции неприятель у себя не имеет".

Шведы с последних дней мая и с начала июня стали определенно нуждаться в хлебе еще гораздо больше, чем прежде. А мясо, которого было больше, чем хлеба, начало гнить под влиянием наступившей летней жары. "Хлеба нам или смерти!" громко говорили, пока еще между собой, солдаты. Их лагерь и королевская ставка, сначала в Будищах, потом в Жуках, наконец, у Полтавы, стали походить на ловушку, и осаждающие все более чувствовали себя осажденными.

В русский лагерь постоянно приводили захваченных шведских "языков". И эти "языки" говорили в один голос о трудном положении осаждающей Полтаву армии. Так, забрали ва Ворсклой "шведского хлопца" и двух запорожцев-мазепинцев. Взятые показали, что шведов побито у Полтавы много и что вообще людей осталось в полках мало: например, у полковника, где служил взятый "хлопец", было сначала восемь рот по 150 человек в каждой, т. е. 1200 человек в полку, а теперь (8 июня) осталось у него всего 250. Показали пленные также, что шведы ведут подкоп (русские уже знали об этом) и что работают над этим подкопом запорожцы-мазепинцы. Пленные тоже считали запорожцев не входящими в состав шведской армии и показали, что "войска швецкого коннова и пешева тысяч с двенатцать"{58}. Они ошиблись: число шведского личного состава было до 19 тыс. человек.

Строить траншеи ("апроши"), постепенно подвигая их к валам осажденного города, становилось все труднее, потому что стрельба со стороны гарнизона отличалась меткостью. Особенно чувствительно было истребление шведских инженеров и саперных офицеров при этих опасных работах, которые шли в течение всего мая и начала июня, не приводя ни к каким результатам: "Эти работы стоили нам много людей, особенно инженеров, а не проходило дня, когда бы у нас не было из них несколько убитых или раненых. К концу король был принужден пользоваться в качестве инженеров пехотными и кавалерийскими офицерами"{59} , - констатирует Нордберг в мае 1709 г.

Вылазки делались небольшими отрядами, но частые и смелые: солдаты и вооруженные горожане Полтавы подстерегали шведов, когда те выгоняли на пастбища своих лошадей, и затевали постоянно перестрелку.

У русского командования были все основания опасаться за город Полтаву. Было ясно, что без вмешательства полевой армии обойтись нельзя. Решено было произвести диверсию.

Как уже упоминалось, 7 мая Меншиков после боя, продолжавшегося с перерывом несколько часов, перешел через Ворсклу у Опошни, напал на шведов, отряд которых был тут равен от 600 до 700 человек, часть шведов перебил, часть взял в плен (около 170 рядовых и 8 офицеров). Но ушедшие с поля боя шведы укрепились в "замке", бывшем у Опошни, и к ним подошла помощь - около 7 тыс. кавалерии с Карлом XII во главе. Они явились из села Будищей, где была главная шведская квартира. Шведы перебили русских, которые не успели переправиться обратно, но русская артиллерия с другого берега начала бомбардировать шведскую кавалерию. Шведы отступили, а русские "добрым порядком" все-таки закончили переправу вполне удачно и перевезли свой обоз. Из Опошни в лагерь Меншикова пришло несколько сот жителей Опошни с женами и детьми, которых вплоть до этого дня шведы держали "за крепким караулом" и принуждали к "непрестанной жестокой работе"{60}. Шведы на другой день, 8 мая, ушли, предварительно сжегши город Опошню.

16 мая Меншиков уведомил князя Д. М. Голицына, что неприятель не только обложил Полтаву, но уже произвел несколько приступов, которые все отбиты гарнизоном, причем русские потери пока дошли до 2 тыс. человек. Неприятель повел подкоп "под самый город", но русские его "перекопали" и "несколько бочек пороху вынули" оттуда{61}.

Людей в крепости становилось мало, а пороха и свинца еще меньше. Меншиков, как сказано, решил, осмотрев местность, попытаться послать каким-либо способом подкрепление в осажденный город. Предприятие было отчаянное, но оно удалось. В ночь на 15 мая "посланный от нас сикурс (подмога. - Е. Т.)" проник в Полтаву под командой бригадира Головина: "...изготовя себя, и не токмо что платье все, но и штаны ради болотных зело глубоких переправ поскидали, и на каждого человека дав по нескольку пороху и свинцу, с божиею помощию помянутой брегадир в город привел". Место тайной переправы было явно избрано наиболее болотистое, наиболее труднопроходимое именно потому, что шведы никак не могли предполагать подобного риска. По мнению ликовавшего Меншикова, от этой помощи "так сей гварнизон удовольствован", что отныне может не бояться шведской осады, как бы она ни была продолжительна, "хотя б неприятель сколько бытности своей ни продолжал"{62}.

17 мая произошла большая вылазка из Полтавы, поддержанная "жестокой" стрельбой городской артиллерии. Русские стреляли картечью и нанесли урон неприятелю, одновременно подвергшемуся также нападению со стороны небольшого отряда русских гренадеров. Как и под Опошней, так и под Полтавой шведская артиллерия мало отвечала, пороху давно уже не хватало в шведской действующей армии, и это сказывалось все явственнее и явственнее. А уже 15-16 мая шведам пришлось убедиться, что, подбросив так счастливо в Полтаву значительное подкрепление, Меншиков и Шереметев и дальше времени не теряют: за Ворсклу от главной армии была командирована "легкая партия", которая учинила внезапное нападение "на неприятельские конские стада и, побив караульных, больше тысячи лошадей отогнала" к своим. Это был значительный успех для русских, так как падеж лошадей, обусловленный скудностью фуража, и без этого страшно косил конницу.

Через два дня после этого успешного кавалерийского поиска и последовал рейд русских гренадеров, которые должны были напасть на неприятельский редут, охранявший сооруженный шведами мост через Ворсклу. Нападение состоялось, и гренадерам удалось выгнать шведов из редута, но долго преследовать их невозможно было, и "по жестоком бою" русские принуждены были "ради глубоких болот до груди итти". Они должны были остановиться, подверглись жестокому обстрелу и отступили{63}. Но этим боевой день 17 мая не ограничился, за гренадерами полевой армии Шереметева и Меншикова выступили полтавские осажденные. Произошла "жестокая вылазка гарнизона", русские "с толикой храбростью" атаковали работавших в апрошах шведов, что выбили их оттуда вон. Конечно, шведское командование поддержало атакованных, русские прекратили бой и ушли в крепость. Неприятель не преследовал-Но и это еще было не все: в ночь с 17 на 18 мая числившиеся в русской нерегулярной коннице волохи переправились через Ворсклу и, перебив караулы, угнали пасшиеся конские косяки и "счасливо к войску привели"{64}.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.