В. Северная война и шведское нашествие на Россию (29)

[1] [2] [3] [4]

С артиллерией дело обстояло плохо. Пушек крупного калибра оставалось всего 16 (из них четыре 8-фунтовых, четыре гаубицы, восемь 6-фунтовых) и 16 легких орудий (полевых). Но снарядов на все тридцать две пушки была всего одна сотня, и в Полтавском бою действовали поэтому, как уже было сказано, всего четыре орудия. Остальные все были взяты русскими со всем обозом, не сделав ни одного выстрела в этот день.

Часть шведской артиллерии погибла, потопленная сначала в литовских, а потом в белорусских болотах, часть попала в руки русских под Лесной, так же как в руки русских попали пушки, заблаговременно свезенные в Батурин предусмотрительным (хоть и не до конца все предусмотревшим) Мазепой. Пушки, взятые впоследствии победителями под Полтавой в шведском ретраншементе, а потом Меншиковым под Переволочной, уже задолго до того, как попали в руки русских, были бесполезны для шведов, потому что пороху для них не хватило. Даже для ружей пороха становилось угрожающе мало. Карл и его штаб рассчитывали сначала на запасы, которые вез (но не довез) к ним Левенгаупт, потом на запасы Мазепы, а после разгрома Батурина и особенно после неожиданно обнаруженной безнадежной слабости изменившего гетмана, за которым не пошла Украина, все упования на поправку материальной части шведской армии король и штаб возложили на приход из-за Днепра шведского ставленника короля Станислава Лещинского с польской армией. Но все эти надежды постепенно развеялись без следа, и пришлось в самое трудное время воевать против сильной русской артиллерии почти без пушек. Хорошая кавалерия, прекрасно обученная, опытная в боях стойкая пехота, хоть и та и другая были измучены страшной зимой, еще были налицо и могли выполнять боевые функции. Но артиллерия катастрофически ослабела как раз к началу осады Полтавы. Особенно жестоко сказалось именно отсутствие пороха.

Где было тонко, там и рвалось у шведов. Под Лесной Левенгаупт потерял не только всю артиллерию, но еще хуже для шведов было то, что Левенгаупт, уходя из района Лесной со своей разбитой армией, не поспел вовремя к Пропойску, и драгунский отряд Фастмана опередил его и сжег мост через реку Сож, так что Левенгаупт велел побросать в реку немедленно почти весь громадный запас пороха, который он еще успел забрать с собой при отступлении. Транспорт его погиб почти весь еще у Лесной, но именно та часть его, где были запасы пороха, и была самой драгоценной частью всего, что он вез Карлу XII. Этого пороха должно было хватить до Москвы и во всяком случае его хватило бы до Полтавы. Но он погиб в волнах Сожа, а то, что припас Мазепа в Батурине, было взорвано при поджоге города.

Забегая вперед, должно напомнить для полноты картины, что под Переволочной взято было 19 пушек среднего калибра, 2 большие гаубицы и 8 мортир. Нужно думать, что и при бегстве от Полтавы до Переволочной часть орудий была брошена и не сразу отыскана.

Больше всего в эти предполтавские дни Петр боялся, что шведы сообразят, как рискованно им немедленно принимать бой, и уйдут за Днепр, т. е. совершат большое стратегическое отступление, о котором уже давно твердил Карлу XII граф Пипер. Царь всполошился, узнав, что есть признаки, будто бы указывающие на подготовку к отступлению неприятеля: "Объявляю вам, что шведские дезертеры (sic. - Е. Т.) сказывают, что в сих числех или граф Пипер или иной кто из знатных шведских персон, с несколькими стами шведов поехал к Днепру искать того, чтобы как возможно за Днепр перебраться; чего для надобно господину гетману послать от себя указы не мешкав к полковнику Калагану и к прочим командиром, обретающимся за Днепром, дабы они весьма того накрепко смотрели, чтоб оных шведов за Днепр не перепустить, и того для везде по берегам всякие перевозные суда и лодки обрать и приставить крепкие караулы"{2}.

Неожиданное появление в шведском лагере перебежчиков в ночь на 26 июня, по-видимому, окончательно побудило Карла ХII не откладывать битвы. Вот что читаем в дневнике событий, ведшемся в штабе Петра. "В первых часах ночи Семеновскою полку ундер-офицер, изменив, уехал к шведскому королю и говорил, что в ночь на 27-е число учинил нападение на войско царского величества и тем принудил к баталии", утверждая, что уже 28 числа царь ждет с востока нерегулярное подкрепление в 40 тыс. человек конницы. Изменник прибавил, что, когда подкрепление придет, то "до генеральной баталии не допустят и всю армию его королевскую могут по рукам разобрать". Дальше читаем, что "как король Карл услышал" об этом, то "весь изменился и пришел в великую робость и ходил до полутора часа безгласен в размышлении, от того наипаче в ноге болезнь умножилась". Изменник дал королю указание, что в войске русском "имеется полк новобранный, на котором мундир простого серого сукна, который в баталиях еще не бывал", и поэтому нужно направить сильное нападение на этот полк и "разорвав линию полка того крыла отрезать", и таким образом король может получить "викторию". Выслушав это, "король, обратясь, просил фельдмаршала и генералитет завтрашнего числа, т. е. 27 июня, в шатры царя московского на обед и приказал фельдмаршалу Реншильду, чтоб с начала ночи против 27-го числа войско было в строю в полной готовности к баталии. Фельдмаршал Реншильд начал было предлагать, что баталия назначена 29-го числа. Король затряс головой и дал знать, чтоб о том не говорить"{3}.

Изменник ("немчин") говорил правду: уральское нерегулярное конное подкрепление действительно пришло 28 июня, как и ждали в русском лагере. Но и он, и Карл ошиблись лишь в том отношении, что русские разгромили шведскую армию и без этой опоздавшей подмоги{4}.

Сообщение изменника о "40 тыс." нерегулярной конницы с Урала (которая в самом деле в большом количестве пришла 28 июня, опоздав к битве) покончило со всеми колебаниями Карла.

2

Вечером 26 июня, когда Левенгаупт был на аванпостах, следя за далеким движением в русском лагере, и когда Гилленкрок был тоже где-то очень занят, Карл XII велел фельдмаршалу Реншильду явиться и объявил, что ночью он намерен атаковать русских в их лагере. Совершенно случайно при этом в барак короля пришли граф Пипер и полковник Дарлекарлийского полка Зигрот. Для Левенгаупта, когда он вернулся с аванпостов, это решение короля было неожиданностью. Никакой точной диспозиции ни он, ни Гилленкрок, ни Роос, ни Шлиппенбах, ни сам Реншильд, всецело в этот вечер одобрявший короля, не получили. Они могли только сообщить полковым командирам о решении Карла и о том, что им будут своевременно переданы нужные приказания. Это обещание не было исполнено. Шведскому войску уже в поздний час велено было выстроиться, и перед фронтом медленно проносили носилки, на которых полусидел-полулежал король. Он говорил частям, по фронту которых его проносили, что надеется на их всегдашнюю храбрость в предстоящем бою. Карл велел затем опустить носилки на землю и сказал, что проведет тут первые ночные часы. Он объявил, что, вследствие невозможности сидеть верхом, он назначает главнокомандующим Реншильда. Генералы расположились тут же около него. В два часа ночи Реншильд велел начать движение по направлению к русскому лагерю. Левенгаупт возразил, что в темноте может выйти путаница. Реншильд приказал повиноваться и при этом очень грубо оборвал Левенгаупта. Начинало светать; наступал рассвет вечно памятного во всемирной истории 27 июня 1709 г.

Шведская пехота шла за кавалерией, - и тут только шведское командование, уже знавшее о редутах, которые сейчас же после перехода через Ворсклу Петр приказал строить перед ретраншементом, начало отдавать себе несколько более реальный отчет в значении этих сооружений. Шведы, впрочем, пока больше различали горизонтальную линию шести редутов, чем перпендикулярные к ним выстроенные четыре редута. Два из этих перпендикулярных редутов еще только достраивались. Шведы услышали далекий стук молотков и топоров, и по мере приближения шведского войска все слышнее становился шум производимой в редутах работы.

Но почти тотчас же этот отдаленный, неясный шум был заглушен грянувшими первыми русскими залпами: русские уже накануне, 26 июня, твердо знали, что сражение будет в самые ближайшие дни, а может быть и часы, и кавалерийский авангард Меншикова уследил шведов, едва только они вышли из своего лагеря, в самом начале третьего часа, когда еще было темно, но вовсе не тогда, когда рассвело, как пишут шведские историки, всячески силившиеся представить полтавское дело как игру случайных неблагоприятных для шведов обстоятельств, а русскую победу как нечто совсем не предвиденное неподготовленными и вначале растерявшимися победителями. Напротив! У русских был зрело продуманный план предстоящего сражения, были распределены места и роли между Шереметевым, Меншиковым, Брюсом, Боуром, организованно было бесперебойное и частое доставление сведений Петру, распоряжавшемуся всеми главными движениями.

А у шведов, по позднейшему признанию и Левенгаупта, и Гилленкрока, никакой решительно диспозиции, ни хорошей, ни худой, не было, и Карл затем во время сражения почти не вмешивался в распоряжения Реншильда, только старался подбодрить солдат, и его возили по его приказу в самые опасные места боя. Реншильд в этот день производил жестокую путаницу, ссорился с Левенгауптом тут же в разгаре боя, и тот просто отказался к нему обращаться. Достаточно сказать, что, уже подходя к русским редутам, решительно никто из начальников не знал, нужно ли будет их штурмовать или обходить?

Но раздумывать было поздно. Реншильд дал сигнал: атаковать редуты,- и шведская кавалерия помчалась во весь опор.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.