Эвтопия и дистопия научной фантастики (4)

Описав разрушения, вызванные применением «старинной военной техники», автор упоминает и о новой — ее «piuce de resistance»[113] представляют собою гигантские Нивелляторы. Когда придет время, их многомильные корпуса зависнут в небе Сиркомы.

Создание фиктивной истории того, что произошло до начала излагаемой романом акции, опирается здесь на документацию «военно-космического типа». Естественным продолжением нормального реалистического романа является мир реальный, существующий за пределами его обложек; в научной же фантастике — и «Знак Пса» прекрасно иллюстрирует этот принцип — и мир произведения, и мир, его окружающий, но непосредственно в действии не показанный, созданы писательским домыслом: соответствующими упоминаниями, вставками необходимо намекнуть на его существование, утвердить в этом читателя, причем от качества изложения, указывающего как бы за пределы произведения, зависит очень многое, ибо оно создает основу всего повествования.

Произведение Хугрона фальсифицирует всю проблематику Космоса уже физически одной только демонстрацией «Галактической Федерации», «галактических войн» etc. Но, как мы знаем, пользуясь фиктивными и контрэмпирическими предпосылками одновременно, можно поставлять познавательно ценную информацию. Ведь и «мефистофельская» предпосылка не лишает познавательной сути содержание «Доктора Фаустуса» Томаса Манна. Правда, в отношении читателя к тексту здесь возникает дилемма. Обычно исходные положения повествования следует принимать, выражая тем самым внимание к автору, но уже на свой риск следует различать условные предположения и то, что является неуклонной сутью произведения, его познавательной структурой. При этом структурно убогие произведения не отделяет от структурно богатых пропасть; оба эти множества плавно переходят одно в другое. В литературе часто, а в фантастике практически всегда читатель должен свои знания временно отставить в сторону, то есть не использовать для оценки текстов определенных типов предметной аргументации. Например, не следует a priori отвергать «Доктора Фаустуса» на том основании, что «дьяволов не существует», или даже только генологически переквалифицируя этот роман, назвав его произведением фантастическим, поскольку в нем наличествует дьявол. Не надо лунную трилогию Ежи Жулавского считать антиреалистической и контрэмпирической, поскольку «на Луне нет воздуха», и т. п. Одним словом, когда перед нами оказывается предметная структура произведения во всей ее сложности, мы должны решить, какие его части имеют реальные адреса, а какие представляют собою нечто вроде лесов, поддерживающих те — адресные. Это делать необходимо, поскольку порой литература делает правильные выводы из фиктивных предпосылок (из «дьявольской предпосылки» Фауста следует касающийся общественного положения человека вывод о ценности истины). Но иногда авторский замысел и авторское мастерство умножаются в произведении условными постулатами, а иногда эти предположения оказываются всего лишь проявлением авторской хилости, поскольку сильно упрощают исходные положения или деформируют состояние дела. И тогда при чтении мы можем им противодействовать, то есть удалить из правил игры, предлагаемой текстом. Такой читательский отказ продолжать игру, принять участие в которой приглашает автор, равен отрицательной оценке произведения. И снова на поле таких ожидаемых решений возникает статистический фактор, поскольку никакая граница не отделяет текстов с фиктивными отправными положениями, которые мы еще кое-как заглатываем, от тех, исходные принципы которых считаем недоступными.

Возвращаясь к «Знаку Пса»: пришелец, поселившийся в правительственном помещении, узнает еще до встречи с Координатором планеты об основной здешней проблеме — засилье таинственных существ, как бы гигантских ящеров, настолько расплодившихся, что сиркомянам пришлось обнести города стенами и крепостными бастионами. Это бедствие метафизического характера, потому что приданный посланнику в качестве проводника профессор Альгена, человек приличный и умный, поясняет, что «рунки», как именуют чудовищ, не обычные животные. Эффективное сдерживание «рунков» возможно только благодаря общественному соблюдению добродетелей и аскетичному самосдерживанию. При этом общество расслоено таким образом, что чем выше человек стоит на общественно-иерархической лестнице, тем более аскетичную жизнь должен вести. Показателем серьезного нарушения принципов столь строгого поведения оказывается незамедлительное и ужасное нападение чудовищ на город, чаще всего приводящее к тяжелым людским потерям. С этим «горем-злосчастьем» борются не только аскетизмом и умерщвлением плоти, но и оружием. Существует каста избранных, обладающих чрезвычайной силой духа и взгляда (Люди Силы) и руководимая этой элитой молодежь Сиркомы оказывает сопротивление «рункам», когда те чересчур уж донимают.

При столь сокращенном изложении здешняя «религия» и стабилизированная ею структура общества выглядят чрезвычайно примитивной, но гораздо менее простенькой она оказывается при чтении, поскольку художественные приемы (жители неохотно говорят о «рунках», особенно с чужаком-пришельцем, сам же он относится к метафизике «рунков» с большим недоверием и т. д.) окутывают произведение туманом таинственных недоговоренностей.

Отправляясь на беседу с Координатором планеты, пришелец предпринимает определенные (технические) меры предосторожности, однако недостаточные, ибо, как он поймет позже, реминисценции проведенной беседы подверглись фальсификации. Из его памяти стерли все произошедшее и на освободившееся место вписали сведения, кои должны были сделать его сторонником Сиркомы с тем, чтобы он получил положительное отношение к ней, но «ни с чем в кармане», вернулся в свое Бюро Нормализации. «Ментальное покушение», осуществленное, надо думать, Людьми Силы из окружения Координатора, требует немедленного лечения, которое пришелец и проводит (для этого у него есть в багаже микроскопическая аппаратура, а также электронные стражи и микросоветчики). Когда назавтра, уже в лучшем состоянии, он совершает разведочный полет над пригородами города (при помощи другого микроустройства), то становится свидетелем боя сиркомских юношей с чудовищем. Несчастные окровавленные парни покрывают поле боя, повествователь же, преследуя чудовище и впустую поражая его снарядами, в конце концов убеждается сам и убеждает читателей в том, что это гигантский макет, телеуправляемый из неизвестного места.
[1] [2] [3] [4]