Глава III Орлик и Соколик

— Что? Как это не выйдет?

— Не выйдет.

— Добрый день, здравствуйте! Видели его? Ты что?

— Ничего у нас с тобой не получится, — повторил Ваня тихо и раздельно.

— Да ты что? Раздумал? Или больной? Как это по получится, когда все готово — в кони и продукты!

— Не поеду я, Вова, — совсем уже твердо, хотя по-прежнему тихо сказал Ваня. — Да и тебе не советую.

— Ты что же? От слова своего отступаешься? Договаривались, готовились, а ты?.. Это знаешь как называется? Главное, еще крутит! Брось, Иван! Я же вижу — перетрусил мальчик… Так прямо и говори.

Ваня взглянул на него:

— Я говорю то, что есть. Не поеду я. Не могу.

— Все время мог, а сейчас вдруг занемог! Эх ты, друг-товарищ! Где же ты раньше был? Зря я с тобой все это затеял. Только время потерял. Давно бы уже там был без тебя. « — Володя чуть не плакал от обиды и огорчения. — Ведь это как назвать стоит? Я прямо даже не знаю… Говори прямо: струсил, да?

— Если хочешь, можешь считать, что струсил, — сказал Ваня, и его спокойствие совсем сразило Володю.

— Нет, Ваня, ты все-таки подумай… Может, поедем все-таки, Ваня?

— Не могу я, Вова.

— Да что это за «не могу» такое у тебя вдруг выскочило?

— Выскочило.

— Так скажи толком.

— Не могу.

— Заладил! Чего не можешь?

— Сказать не могу.

— Тьфу тогда на тебя и на твое «не могу!» — закричал в отчаянии Володя и, сжав кулаки, подошел почти вплотную к Ване. — Трус ты — вот кто! Трус! Молчишь?

Ваня отвернулся и молчал.

— Ну и молчи! И запомни мое слово, последнее: я еще день обожду, а ты решай. Может, твое «не могу» из тебя выскочит. Тогда я видно будет, кто ты: Соколик сам или стал клячей, хуже старого Фильки.

Володе очень хотелось сказать своему товарищу что-нибудь еще более обидное и хлесткое. Он привык к тому, что Ваня обычно уступал, признавая его главарем. Но было сегодня в Ване нечто такое, что заставило вспыльчивого и обычно резкого на слово Володю замолчать. Он только посмотрел еще раз внимательно на Ваню Гриценко и внутренне подивился странной, почти таинственной перемене, которая произошла со вчерашнего дня в товарище.

Володя вдруг почувствовал, что Ваня стал за один день как будто намного старше его. И то новое, уверенное, суровое, еще непонятное Володе, но почему-то ставшее доступным Ване, сегодня уже не собьешь никакими настояниями, не сломишь самыми колкими обидами.

Между друзьями пролегла какая-то тайна, известная лишь Ване, но пока еще для Володи неведомая.

Володя должен был признаться себе, что на этот раз Ваня чем-то взял верх над ним. И он примирительно сказал:

— Ладно, Ваня. Я поехал домой, но ты все-таки подумай как следует.

Но в душе он понимал, что Ваня уже подумал и решения своего на этот раз не переменит. Однако что же заставляло Ваню, обычно уступчивого и охотно подчинявшегося Володе, обрести внезапно такую твердость?

Мучимый этой загадкой, Володя вернулся к вечеру в затемненную, притихшую, словно замершую под черным крылом Митридата Керчь.
[1] [2] [3]