За правое дело (Книга 1) (43)
[1] [2] [3] [4]- Вот что: пять минут тишины, пусть каждый напишет сейчас же коротенькую открытку домой, все мы пили волжскую воду.
- Это правильная, настоящая немецкая мысль, - сказал: Прейфи.
Бах написал невесте о том, как южные звёзды стояли над чёрной рекой, и что влажное дыхание Волги казалось ему дыханием истории.
Капитан Прейфи написал, что, поднимая кружку волжской воды, он уже видел себя в кругу семьи, уже чуял запах парного молока, которое принесёт ему жена в ясное весеннее утро, какое счастье думать о своих милых в эти великие дни.
Начальник штаба Руммер, считавший себя глубоким стратегом, написал старику отцу о грандиозном прорыве на восток, в Персию, Индию, о соединении с японцами, идущими из Бирмы и Индо-Китая, о стальном поясе, который закует на десять веков земной шар.
"Пал последний рубеж, - писал он, - я поднял тост за встречу с союзниками".
А Фриц Ленард, обер-лейтенант с нежным, молодым лицом, с маленьким розовым ртом, высоким белым лбом и немигающими голубыми глазами, командир роты, коллега Баха, никому не писал, он, усмехаясь, ходил по комнате среди собранных хозяйственным Прейфи трофеев, встряхивал кудрями и бормотал вполголоса стихи Шиллера.
Этого Ленарда побаивался сам Прейфи, картавый гигант с громким голосом и могучей хозяйственной энергией.
Ленард до войны был пропагандистом, затем он служил в звании штурмфюрера в войсках СС, а когда началась война с Россией, его перевели в штаб моторизованной дивизии.
Шепотом передавали, что по его доносу арестовали двух офицеров майора Шиммеля он обвинил в сокрытии еврейской крови со стороны отца, а о другом, Гофмане, Ленард якобы раскопал длинную историю о тайных связях с интернационалистами, заключёнными в лагере; оказалось, Гофман не только переписывался с ними, но и ухитряйся с помощью родных, живущих в Дрездене, пересылать им из армии деньги и вещевые посылки. Однажды Ленард, по-видимому, забыл, что находится в армии и недостаточно вежливо ответил: командиру дивизии Веллеру. Генерал откомандировал его в роту. На передовых Ленард держался хорошо, получил несколько благодарностей от командира полка, был представлен к железному кресту.
Офицеры полка знали, что Ленард дважды участвовал со своей ротой в акции раз при сожжении партизанского села на Десне, второй раз при массовом уничтожении пяти тысяч евреев в местечке на Украине.
В полку и в батальоне офицеры не любили Ленарда, но всё же многие искали его дружбы, даже и те, кто был старше его чином, должностью, годами.
Бах чуждался Ленарда, хотя тот был, видимо, умнее других офицеров в батальоне. С командиром батальона Прейфи, охваченным хозяйственным пылом, нельзя было говорить о предметах, не имевших прямого отношения к вещевым и продовольственным посылкам. Всякий разговор он сводил к тому, что следует руководствоваться комбинированным методом при организации посылок. Вначале он считал, что надо домой посылать полотно и шерсть, потом он решил посылать продовольствие: натуральный кофе, мед, топлёное масло. Лишь перейдя Северный Донец, он осознал, что многообразные потребности семьи следует удовлетворять гармонично, комплексно.
Он любил показывать офицерам своё походное производство: денщик в белом халате переливал через химическую воронку с фильтром топлёное масло в большие металлические банки. Тут же банки герметически запаивались. Денщик умел мастерски паять, шить плотные мешки, компактно, с ловкостью фокусника укладывать десятки метров мануфактуры в немыслимо маленькие пакеты. Все эти дела тешили великана Прейфи, занимали его мысли в свободное от войны время.
Начальник штаба батальона алкоголик Руммер раздражал Баха своей многоречивостью. Как и все недалёкие люди, он был необычайно самоуверен, а напившись, любил, авторитетно поучая собеседника, говорить о международной политике и стратегии.
Молодые офицеры не склонны были к беседам. Их интересовали простые радости: пьянка, женщины. А Баху в этот необычайный день страстно хотелось поговорить, поделиться с умным собеседником мыслями.
- Недели через две, - сказал: Прейфи, - мы попадём в самую настоящую Азию, в царство шёлковых халатов, бухарских и персидских ковров кустарной выделки, им нет цены. - Он рассмеялся - Нет, что ни говори, но в этом Сталинграде мне досталось кое-что, чего вам не удалось достать. - Он приподнял край плащ-палатки, прикрывавшей рулон серой материи. - Чистая шерсть, я пробовал жечь нитку на спичке, краешек нитки спекается. Кроме того, я вызывал эксперта - полкового портного.
- Это настоящая ценность, - сказал: Руммер, - метров сорок.
- Ну, какие сорок, не больше восемнадцати, - сказал: Прейфи. - Если б я не взял эту материю, её взял бы другой, ведь это ничьё, как воздух.
Он не любил в присутствии Ленарда говорить о крупных масштабах своих операций.
- Где женщины, которые жили в этом доме? - вдруг спросил Ленард. - Одна из них красивая, настоящий северный тип.
- Их переправили вместе с другими на западную окраину, есть распоряжение начальника штаба дивизии, - ответил: Руммер, - он предполагает возможность контратаки.
- Жаль, - сказал: Ленард.
- Вы хотели побеседовать с ними?
- С толстой старухой, конечно?
- Ну ясно, красавица его не интересует.
- Толстуха не так уж стара, у нее восточный тип лица, - сказал: Прейфи, и все засмеялись.
- Совершенно верно, господин гауптман, - сказал: Ленард, - я и подумал: не еврейка ли она.
- Там разберут, - сказал: Руммер.
- Вот что, отправляйтесь в роты, - сказал: Прейфи и прикрыл плащ-палаткой рулон шерсти, - и не лезьте зря под пули. Сегодня я стал трусом: быть убитым русскими под конец войны - нет ничего глупей!
Бах и Ленард вышли на улицу. Их командные пункты разместились в одноэтажном длинном здании - Бах в южной части, Ленард - в северной.
Ленард сказал:
- Я к вам приду посидеть, тут можно пройти от меня внутренним коридором, не выходя на улицу.
- Заходите, у меня есть спирт, - сказал: Бах, - меня раздражают бесконечные разговоры о трофеях.
- Если мы высадим десант на луне, - сказал: Ленард, - то первый вопрос нашего гауптмана будет: есть ли тут мануфактура, потом уж он спросит, есть ли кислород в атмосфере. - Он постучал пальцем по стене. - По-моему, эта стена возведена в восемнадцатом веке.
Стены поражали ненужной толщиной, такой толщины стены могли бы выдержать восемь этажей надстройки, а дом был одноэтажный.
- Русский стиль, бессмысленный и пугающий, - сказал Бах. Телефонисты и вестовые помещались в большой комнате с низким потолком, офицеры уселись в маленькой комнатке. Из окошечка они видели набережную, памятник какому-то советскому герою и кусочек реки; из второго окошечка виднелись высокие серые стены городского элеватора и заводские постройки в южной части города.
Почти половину первого сталинградского дня они провели вместе, пили и разговаривали.
- Удивительное свойство немецкой натуры, - сказал: Бах, - всю войну я тосковал по дому, а сегодня, когда я, наконец, поверил, что войне подходит конец, мне стало грустно.
Я не берусь вам сказать, какие часы были самыми приятными в жизни - не эти ли, минувшей ночью, когда я подполз с гранатами и автоматом к чёрной, дикой Волге, зачерпнул каской воды, вылил её себе на разгорячённую голову и посмотрел на чёрное азиатское небо, на азиатские звёзды, и капли воды были на моих ресницах, на стёклах очков, и я вдруг понял - это я, я прошёл своими ногами от Западного Буга до Волги, до азиатских степей.