За правое дело (Книга 1) (12)

Степью тянулись пёстрые длинные стада утомлённых, мотающих тяжёлыми головами, спотыкающихся коров и слитых в одно живое, серое, текучее и плотное пятно овец.

Скрипели конные колхозные обозы, медленно ползли подводы беженцев с будками, крытыми цветными украинскими ряднами, фанерой либо сорванной с домов, крашенной в зелёный, красный цвет кровельной жестью. Дальше врассыпную, с выражением спокойной, привычной усталости на лицах шли пешеходы: с мешочками, узлами, зелёными деревянными чемоданами.

Из под разноцветных навесов будок видны были белые, соломенно-золотистые, чёрные детские головы, лица стариков и женщин. Все - и старики, и женщины, и девушки, и дети - были спокойны и молчаливы. В их ушах стоял скрип, скрежет, гудение, и они не могли отделиться от общего потока, отдохнуть, выкупаться, развести костёр. Они растворялись в огромности медленного движения среди серо жёлтых облаков пыли, по сизой, горячей степи Люди привычно ощущали движущуюся впереди телегу, тяжёлое дыхание волов, напор шедших сзади, но и самих себя они ощущали частью великого народного целого, медленно и тяжело движущегося с запада на восток.

Передние пылили, пыль садилась на задних, и задние говорили и думали: "Вот передние пылят да пылят!" А передние думали и говорили. "Задние всё напирают да напирают".

Боль сжала сердце Крымова.

Сила фашизма хотела подчинить жизнь человека правилам, своей бездушной, бессмысленно-жестокой однообразностью подобным тем, что управляют мертвой, неживой природой, напластованием осадков на морском дне, разрушением горных массивов водой и тепловыми колебаниями. Эти силы хотели поработить разум, душу, труд, волю, поступки минерализованного ими человека, хотели, чтобы покорная жестокость раба, лишённого свободы и счастья, уподоблялась жестокости кирпича, рушащегося с крыши на голову ребенка.

Крымову показалось: он охватил сердцем всю огромную картину. Тысячи людей, стариков, женщин, непримиримо ненавидя силу фашистского зла, уходили на восток под широкой бронзой и медью лучей заходящего солнца.

Они пересекли дорогу и поехали дальше, всё круче забирая на запад.

Машина въехала на невысокий холм, откуда открывался широкий обзор.

- Товарищ комиссар, глядите, от главной мостовой переправы машины к фронту идут, должно быть, наша бригада подтягивается! - воскликнул Семенов.

- Нет, это не наша бригада, - ответил Крымов и велел Семёнову остановиться. Они вышли из машины.

Заходящее солнце на миг выглянуло из за синих и темно красных туч, громоздившихся на западе, лучи, расширяясь, шли от неба к потемневшей вечерней земле.

По равнине от мостовой переправы с востока на запад мчался стремительный поток машин.

Длинноствольные пушки, казалось, стлались по земле, буксируемые мощными трёхосными грузовиками Следом неслись грузовики с белыми снарядными ящиками, машины, вооружённые счетверёнными зенитными пулемётами.

А над переправой клубилась стена пыли - от Сталинграда на запад шли войска.

- Резервы к фронту идут, товарищ комиссар, - проговорил Семёнов - Вся степь с востока, как в дыму.

Вскоре сумерки сгустились, земля покрылась черно-серой холодной золой. И только на западе, упрямо нарушая мрак, вспыхивали длинные белые зарницы артиллерийских залпов да высоко в небе появились редкие звёзды, белые-белые, словно вырезанные из свежей молодой бересты.

Ночью бригада заняла рубеж обороны.

Крымов встретился с командиром бригады подполковником Гореликом .Горелик, потирая руки и поёживаясь от ночной сырости, рассказал: Крымову, почему бригаду вновь подняли, не дав ей отдохнуть и привести себя в порядок.

По приказу Ставки на дальние подступы к Сталинграду выдвигались из резерва две армии, усиленные танками, тяжёлой артиллерией, вновь сформированными иптаповскими полками.

Бригаде было приказано прикрыть в танкоопасном направлении движущиеся к фронту стрелковые части.

- Как из-под земли поднялись, - рассказывал командир бригады. - Я ехал не той дорогой, что вы, а от Калача. Машины местами в восемь рядов идут, пехота прямо степью движется. Много молодых ребят. Вооружение новое - автоматы, очень много противотанковых ружей, полнокровные части идут. В одном месте танковую бригаду встретили...- Он задумался на мгновенье и спросил: - А вы так и не успели выспаться?

- Нет, не успел.

- Ничего, ничего, мне замкомандующего сказал: "Скоро вашу бригаду выведем на переформирование в Сталинград". Вот тогда мы с вами выспимся... А артиллеристы в штабе армии смеются, дразнят меня! "Теперь уж вы со своей бригадой устарели, теперь иптап последнее слово".

- Значит, новый фронт. Сталинградский? - спросил: Крымов.

- Новый, новый, в чём же дело, повоюем на Сталинградском, - ответил Горелик.

До самого рассвета слышен был шум машин, далёкий гул танковых моторов: то растекались вдоль фронта вышедшие из резерва части - новая, горячая сила, оживляя застывшую ночную степь, приливала к обороне донских подступов.

Под утро штаб бригады имел уже связь с дивизией, занявшей ночью позиции в степи, а через дивизию со штабом армии.

Крымова вызвал по телефону член Военного Совета армии.

Дежурный по штабу передал трубку Крымову и сказал:

- Бригадный комиссар просил подождать у телефона, не класть трубку - его срочно вызвали по другому аппарату.

Крымов долго держал трубку у уха. Он любил слушать эту шумевшую по бесконечному полевому проводу бессонную фронтовую жизнь. Перекликались телефонистки, шумели начальники. Кто-то говорил: "Вперед, вперёд давай, слышишь, первый велел пока не дойдёшь до места, никаких отдыхов не устраивать" Чей-то голос, видимо фронтового новичка, наивно конспирируя, спрашивал: "Как там, коробочки пришли? Водички и о1урцов вам хватит?" Бас докладывал: "Занял рубеж, свой участок обороны принял по акту". Четвёртый чётко произнёс: "Товарищ Утвенко, разрешите доложить, орудия заняли огневые позиции". Пятый грозно спрашивал: "Где вы там замешкались, спите, что ли? Приказ понятен? Дошло по фитилю? Тогда выполняйте немедленно". Сиплый голос спрашивал! "Любочка, Любочка, что ж вы мне обещали штаб снабжения горючим, а не даете, нельзя обманывать. Как же не вы обещали, я хоть вас в лицо не знаю, а по голосу среди тысячи узнаю". Командир лётчик говорил "Штаб воздушной, штаб воздушной - бомбы двухсотки прибыли... бомбардировщики прошли надо мной, примите заявку на штурмовку в шесть ноль-ноль". "Карта перед вами? Вам ясно, где противник? Уточните разведданные", - быстро, скороговоркой произнёс пехотинец...

Начальник штаба Костюков, поглядев на улыбающееся лицо Крымова, спросил:

- Вы чему, товарищ комиссар, улыбаетесь? Крымов, прикрывая ладонью трубку, сказал:

- Разговор про бомбы, танки, уточняют, где противник, и вдруг по линии плач грудного ребёнка слышен - видно, проснулся где-то в избе, где телефон стоит, и заливается, кушать хочет.

- Природа и люди, - сказал: дежурный телефонист. Вскоре вызвали Крымова. Разговор был недолгий. Крымов кратко ответил на вопросы:

- Боеприпасами и горючим бригада обеспечена, противник на участке обороны не появлялся.

Член Военного Совета спросил, какие нужды у командования бригады. Крымов сказал: об изношенности автопокрышек, машины по дороге на огневые несколько раз из-за этого останавливались в пути. Бригадный комиссар велел снарядить полуторку в Сталинград на тыловую базу - он отдаст по телефону распоряжение.

- У меня всё, - сказал: он.

Положив трубку, Крымов проговорил, обращаясь к начальнику штаба.

- Вот мы утром говорили с вами, где резервы, послушаешь, как шумят сейчас по линии, и видно: новый фронт рождается.

- Да, пришла сила, - сказал: Костюков.

Когда взошло солнце, командир бригады и Крымов поехали смотреть огневые позиции.
[1] [2] [3] [4]