Эренбург Илья Григорьевич. Испанские репортажи 1931-1939 (14)

Всю военную амуницию в Хихоне астурийцы успели уничтожить, и фашистские реляции о захваченных ими самолетах, танках и орудиях относятся к области мечтаний.

В угольном бассейне еще происходят бои. Фашисты медленно продвигаются вперед, наталкиваясь на отчаянное сопротивление. До вчерашнего дня они еще не заняли Самы. Несколько батальонов астурийцев продолжают обороняться. Война в Астурии теперь стала партизанской. Тысячи рабочих ушли в горы с винтовками и динамитом. Конечно, при наличии авиации партизанская война не может развернуться. Бойцы вынуждены действовать крохотными отрядами. Мы не можем рассчитывать, что партизаны отберут назад города Астурии. Но они будут нападать на автомобили, взрывать поезда, и они заставят фашистов держать в Астурии не менее 30 тысяч штыков.

Начался террор. Один горняк, которого я видел, выбрался из Хихона 22 октября, после того как город был занят фашистами. Он рассказал мне, что в первую же ночь фашисты расстреляли на Плата Лоренсо 180 рабочих и 16 женщин. Это только начало: тысячам, десяткам тысяч астурийцев грозит смерть.

Я должен здесь сказать о том чувстве стыда за человека, которое я пережил. В день, когда фашисты расстреливали женщин Астурии, во французских газетах появился «протест» против совершаемой несправедливости. Он был подписан именами писателей Андре Жида, Дюамеля, Роже Мартен дю Гара, Мориака и профессора [229] Риве. Эти люди протестовали не против палачей Астурии, не против правительства своей страны, которое не предоставило жителям Астурии, обреченным на смерть, ни одного парохода, ни одного парусника, ни одной шлюпки. Нет, сердобольные писатели протестовали против правительства Испанской республики, которое осмеливается арестовывать членов POUM{112}. Я оставляю в стороне Мориака. Это католик, человек правых убеждений. В правой печати он «мужественно» восхищался фашистскими зверствами в Басконии. Но перед моими глазами стоит Андре Жид с поднятым кулаком, улыбающийся тысячам наивных рабочих. Я слышу его голос – он говорил мне это год тому назад: «Я не могу спать, я все время думаю об испанских республиканцах». Это отвратительно и жалко. Они все же плоть от плоти своего класса… Правящий класс их травит, обливает помоями. Храбрясь на минуту, они подымают кулачки и потом с лицемерием «гуманистов» снова валяются в ногах у палачей.

Я хочу забыть об этой низости. Я слушал рассказы астурийцев. Сколько мужества, сколько человечности, сколько веры в победу! Они военнопленных не расстреливали. Среди последних было немало итальянцев и германцев. Астурийцы спокойно говорят: «Мы с ними еще встретимся – в Арагоне или под Мадридом».

Астурия не первая битва, потерянная в этой войне республиканцами. Однако она не уменьшает нашей веры в конечную победу испанского народа. Астурийцы показали, как могут сражаться люди, которые верят в свое дело. У них не было амуниции. Они были окружены со всех сторон. У республиканской армии на Восточном и Центральном фронтах имеются и авиация, и танки, и артиллерия. Если бойцы Каталонии и Леванта вдохновятся примером астурийцев, они разобьют и фашистов, и интервентов.

Что касается лондонских джентльменов, то после Астурии мы можем им сказать, что дело не в символическом отозвании тысячи-другой итальянских бегунов, а в тех самолетах, орудиях, танках, которые ежедневно Германия и Италия шлют в завоеванную ими часть Испании. Мы знаем, что дипломаты не отличаются тонкостью [230] чувств. Но все же какое нужно ханжество, чтобы в дни, когда германская артиллерия и итальянские летчики уничтожают последние поселки свободной Астурии, говорить о «священном принципе невмешательства», не заглядывая при этом в карманы господина Гранди{113} и в портфель господина Риббентропа.

Бордо, 1 ноября 1937

Перед битвами

Ожидание удара порою тяжелее, нежели сам удар. Все в тылу спрашивали друг друга: «Когда?» Фашистские провокаторы распростроняют нелепые слухи, они то говорят, что Франко кинет завтра на республиканские позиции тысячи самолетов, то, напротив, убаюкивают: «Фашистского наступления вовсе не будет – Франко хочет нас взять измором». Многие верят этим россказням: перспективы новой отсрочки кажутся им чрезвычайно соблазнительными.

Между тем фашисты отнюдь не отказались от своего намерения дать генеральный бой, да и не могут от него отказаться. Международное положение, блеф Берлина и Рима, наконец, состояние умов в Бургосе или Саламанке{114} – все это требует если не развязки, то хотя бы эффектного выигрыша.

Задержка в планах противника объясняется рядом трудностей. Одно дело – завоевать Астурию, которую защищали плохо вооруженные отряды горняков, другое – прорвать Арагонский или Гвадалахарский фронты, прекрасно укрепленные, которые охраняет сильная армия республики.

Фашисты принуждены были заново перестроить все свои силы. Всем известно, что на севере ударные формации Франко – «наваррские бригады» (рекете) – понесли до 50 процентов потерь. Фашисты пополнили части. От бесформенных батальонов они перешли к дивизиям. Им всегда не хватало живой человеческой силы – ни при [231] контрнаступлении в Брунете, ни при боях в районе Альбарасина. Помимо того, Франко ждал нового материала: самолетов, орудий, танков. Фалангисты ссорились с рекете. Генерал Франко, думая о фунтах стерлингов, строил глазки бурбонам. Монархист герцог Альба{115} обхаживал мистеров пикквиков из Сити. Пикквики косились на чернорубашечников и медлили с кредитами. Итальянцы злились и не грузили амуницию. В течение целого месяца Франко не получал иностранного вооружения. Заграничные «подарки» стали вновь приезжать в Кадис с конца ноября. Две фашистские империи теперь ведут войну в Испании всерьез, вооруженные всей современной техникой.

Однако вряд ли генерал Франко рассчитывает провести в Арагоне или в Гвадалахаре астурийские операции, т. е. продвигаться вперед при помощи авиации и танков. В Астурии вовсе не было республиканских самолетов. Теперь отвага республиканских летчиков сможет расстроить планы фашистского командования. Фашисты хорошо помнят ноябрьскую бомбежку Сарагосы. Три дня после нее в городе еще взрывались пороховые склады. Газета «Эральдо де Арагон» не выходила 8 дней после этой бомбежки. 5 декабря был воздушный бой близ Бухаралоса. Город атаковали 90 самолетов противника. Четыре фашистских аппарата были сбиты на республиканской территории, два, получив сильные повреждения, произвели вынужденную посадку на фашистской территории. Республиканцы потеряли всего один истребитель, причем летчик спасся.

Этот бой вряд ли придаст бодрость фашистам накануне их генерального наступления. Противник сосредоточил значительные ударные части, среди них 35000 марокканцев и свыше 80 000 итальянцев. Следует предполагать, что итальянцы будут находиться на второй линии.

Вокруг Мадрида дожди. Все аэродромы размыты. Холод. На горах Гвадалахарского фронта лежит снег. На Арагонском фронте относительно сухая холодная погода. Итальянцы и марокканцы сильно страдают от холода. Откладывать дальше наступление неприятель не может. Нервозность его, замечаемая за последние дни, показывает, что фронт скоро проснется. [232]

За последние недели фашисты четыре раза бомбили или пробовали бомбить Барселону. Они обстреляли с моря Валенсию и Аликанте. Обычный прием фашистов: накануне наступления попытка деморализовать тылы республиканцев. Однако республиканская армия теперь сильнее, чем когда бы то ни было. Бойцы на фронте спокойно ждут удара. Они готовы, если нужно будет, ограничиваться обороной и, если нужно будет, наступать.

Как всегда, тыл чувствительнее и нервнее. В оправдание тыла можно сказать, что в тылу нелегко: налеты авиации, тяжелое продовольственное положение, холод при отсутствии топлива. Так рождаются «булос» – слухи. Впрочем, достаточно будет первого военного успеха, чтобы эти «булос» исчезли.

Фашисты столько медлили потому, что им теперь страшен любой неуспех. Вторая Гвадалахара заставит опомниться даже английских лордов. Второй Гвадалахары, скажем скромнее, второй Харамы не выдержат нервы фалангистов и рекете. Генералу Франко ничего не остается другого, как немедленно победить. Может быть, в этом – залог его поражения.
[1] [2] [3] [4]