X. После выступления (1)

– Работа каждого индивидуума есть выход в целое и поэтому становится неумирающей частью целого. Это целое – человеческие жизни прошлого, настоящего и грядущего, ковер, существующий десятки тысячелетий, он растет, совершенствуется и хорошеет.

И космониты – ответвление ковра, они тоже добавляют совершенство и красоту в узор.

Индивидуальная жизнь – всего лишь одна нитка в ковре, а что такое нитка в сравнении с целым?

Дэниел, твердо думайте о ковре и не позволяйте одной выдернутой нити влиять на вас. В нем так много других нитей, каждая нужна, каждая участвует…

Бейли замолчал.

Дэниел терпеливо ждал. Бейли открыл глаза, увидел Дэниела и слегка нахмурился.

– Вы еще здесь? Вам пора идти. Я сказал вам все, что хотел сказать.

– Я не хочу уходить, партнер Илия.

– Вы должны. Я не могу больше отдалять смерть. Я устал. Страшно устал. Я хочу умереть. Пора.

– Я не могу подождать, пока вы еще живы?

– Я не хочу этого. Если я умру на ваших глазах, это может чертовски скверно подействовать на вас, несмотря на все мои слова. Уходите. Я приказываю. Я позволю вам быть роботом, если вы желаете, но в этом случае вы должны повиноваться моим приказам.

Вы не можете спасти мою жизнь и ничего не можете сделать, так что Второй Закон тут ни к чему. Идите! – он слабо указал пальцем на дверь и добавил: – Прощайте, друг Дэниел.

Дэниел медленно повернулся с беспрецедентным затруднением.

– Прощайте, партнер… – он сделал паузу и хрипловато закончил: – Прощайте, друг Илия.

Бентли встретил его в другой комнате.

– Он еще жив?

– Был жив, когда я выходил.

Бентли пошел туда и тут же вернулся.

– Уже нет. Он увиделся с вами и… ушел.

Дэниел прислонился к стене. Прошло некоторое время, прежде чем он сумел выпрямиться. Бентли отвел глаза и ждал, а затем они вернулись в маленький корабль и отправились на орбиту, где ждала Глэдис. Она тоже спросила, жив ли Илия, и когда ей сказали, повернулась и ушла в свою каюту плакать.

43

Дэниел продолжал свою мысль, как если бы острое воспоминание о смерти Илии Бейли во всех деталях вторглось лишь на мгновение:

– И теперь, в свете речи мадам Глэдис, я как-то лучше понимаю, о чем говорил партнер Илия.

– В каком смысле?

– Еще не вполне уверен. Очень трудно думать в том направлении, в каком я пытаюсь думать.

– Я буду ждать, сколько нужно, – сказал Жискар.

44

Джинниус Пандарал был высок и не очень стар. Копна густых белых волос и пушистые белые баки придавали ему достойный и изысканный вид. Его общий вид лидера помогал ему продвигаться по службе, но сам он прекрасно знал, что его внешность много сильнее его внутреннего содержания.

Когда его избрали в Директорат, он довольно быстро утратил первоначальный энтузиазм. Он был на глубоком месте и, автоматически поднимаясь каждый год, сознавал это все яснее.

Сейчас он был Старшим Директором. В прежние времена задача управления ничего собой не представляла. Чем был Бейли-мир во времена Нефи Морлера восемь десятилетий назад? Маленьким мирком, группкой ферм, кучкой городков, теснившихся вокруг пригородных коммуникационных линий. Население не превышало пяти миллионов, а основным экспортом было дерево и немного титана. Космониты полностью игнорировали их под более или менее благосклонным влиянием Хэна Фастальфа с Авроры, и жизнь была проста. Народ всегда мог съездить на Землю, если хотел вдохнуть культуры или ощущения технологии и был постоянный поток эмигрантов с Земли: мощность земного населения была неистощима.

Так почему бы Морлеру и не быть тогда Главным Директором? Ему же нечего было делать.

И в будущем управление, наверное, опять станет простым. Поскольку космониты продолжают вырождаться (каждый школьник знал, что они вырождаются и должны погибнуть в противоречиях своего общества – правда, сам Пандарал был не вполне в этом уверен); а поселенцы увеличиваются в числе и силе, скоро настанет время, когда жизнь снова станет безопасной. Поселенцы будут спокойно жить и развивать собственную технологию.

Когда Бейли-мир станет второй Землей, и все остальные миры тоже, а новые миры станут возникать в еще большем количестве, создастся Великая Галактическая Империя. И, конечно, Бейли-мир как старейший и наиболее населенный из Поселенческих Миров, всегда будет занимать первое место в этой Империи под благословенным и постоянным управлением Матери-Земли.

Но увы, Пандарал был Старшим Директором не в прошлом и не в будущем, а сейчас.

Хэн Фастальф умер, но Келдин Амадейро жив. Амадейро был против того, чтобы Земле разрешили отправлять поселенцев, еще два столетия назад, и он все еще жив и может принести неприятности. Космониты еще достаточно сильны, их не сбросишь со счетов, а поселенцы еще не настолько окрепли, чтобы уверенно идти вперед. Но поселенцы каким-то образом сдерживали космонитов, пока равновесие не слишком изменилось.

И задача держать космонитов в спокойствии, а поселенцев в решительности и одновременно в здравомыслии падала в основном на плечи Пандарала, и эта задача была для него нежелательной и неприятной.

И в это холодное серое утро он шел по отелю один. Он не пожелал идти со свитой.

Стражи вытягивались, когда он проходил мимо, но он почти не замечал их. Когда капитан стражи вышел ему навстречу, он спросил:

– Никаких неприятностей, капитан?

– Никаких, Директор. Все спокойно.

Пандарал кивнул.

– В какой комнате Бейли? Ага. А космонитка и ее роботы под охраной? Хорошо.

Он пошел дальше. В целом Диджи вел себя хорошо. Покинутая Солярия могла быть для торговцев местом почти безграничных запасов роботов и источником высоких прибылей… хотя прибыли нельзя было считать естественным эквивалентом безопасности мира, мрачно подумал Пандарал. Но Солярию, набитую ловушками, лучше оставить в покое. Диджи хорошо сделал, что сразу же убрался оттуда. И взял с собой ядерный усилитель. Такие приборы были настолько массивны, что ими можно было пользоваться лишь в громадных устройствах, предназначенных для уничтожения вторгшихся кораблей, да и то они еще не вышли из стадии разработки. Слишком огромны.

Совершенно необходимо иметь меньшие варианты, и Диджи правильно рассудил, что привезти домой солярианский усилитель куда важнее, чем всех роботов, вместе взятых. Этот усилитель должен здорово помочь ученым Бейли-мира.

Однако если один Внешний Мир имел портативный усилитель, почему бы не иметь и другим? Если это оружие достаточно мало, чтобы поместить его в корабле, космонитский флот может без труда смахнуть любое количество Поселенческих Миров. Как далеко они ушли в этом развитии, и как скоро Бейли-мир сможет прогрессировать в том же направлении с помощью привезенного Диджи усилителя?

Он постучал в дверь комнаты Диджи, вошел, не дожидаясь ответа и сел без приглашения. Это были немногие полезные преимущества звания Старшего Директора.

Диджи выглянул из ванной и сказал сквозь полотенце, которым вытирал голову:

– Рад был бы приветствовать ваше Директорское Превосходительство надлежащим образом, но вы застали меня в крайне недостойном виде, поскольку я только что из-под душа.

– А, заткнитесь, – раздраженно сказал Пандарал.

Обычно он всегда радовался неистощимому веселью Диджи, но не сегодня. В каком-то смысле он никогда по-настоящему не понимал Диджи. Диджи был Бейли, прямой потомок Великого Илии и основателя Бентли. Это делало его естественным кандидатом на пост Директора, тем более, что он был добродушен, что нравилось публике. Однако он выбрал карьеру торговца, трудную и опасную жизнь. Она могла обогатить его, но более вероятно убить или, что еще хуже, преждевременно состарить.

Более того, жизнь Диджи как торговца держала его месяцами вдали от Бейли-мира, а Пандарал предпочитал его советы советам большинства глав департамента. Никогда нельзя было сказать, серьезен ли Диджи, но слушать он умел.

Пандарал тяжело произнес:

– Не думаю, что речь этой женщины была лучшим из того, что могло случиться с нами.

Диджи, почти уже одевшийся, пожал плечами.

– Кто мог предсказать это?

– Вы могли. Вы должны были узнать ее биографию, если решили увезти ее.

– Так я и узнал ее биографию, Директор. Она прожила более трех десятилетий на Солярии. Она выросла там и жила в окружении одних роботов. Людей видела только в трехмерном изображении, за исключением мужа, но и тот не часто посещал ее. Ей трудно было приспособиться, когда она приехала на Аврору, и даже там она жила в основном среди роботов. За два с лишним века она едва ли видела двадцать человек одновременно, а здесь было четыре тысячи. Я считал, что она сможет сказать лишь несколько слов, если вообще сможет. Откуда мне было знать, что она демагог.

– Вы должны были остановить ее. Вы же сидели рядом?

– Вы хотели скандала? Люди восхищалась ею. Вы были там и знаете. Если бы я заставил ее сесть, они штурмовали бы платформу. Но ведь вы и сами, Директор, не пытались остановить ее.

Пандарал откашлялся.

– Я думал об этом, но каждый раз, когда оглядывался, встречался глазами с ее роботом – ну, тем, который похож на робота.

– С Жискаром. Ну и что? Он же не мог повредить вам.

– Знаю, но он нервировал меня и каким-то образом отгонял мои намерения.

– Ладно, неважно, директор, – сказал Диджи, теперь полностью одетый, и придвинул к собеседнику поднос с завтраком. – Кофе еще горячий, берите булочку и джем. Все просто хорошо. Не думаю, что публика переполнится любовью к роботам и космонитам и испортит нашу политику. Все это даже может пойти на пользу. Если космониты услышат об этом, партия Фастальфа может усилиться. Хотя сам Фастальф умер, партия его жива, и нам нужно поддерживать ее политику умеренности.

– Я думаю о том, – сказал Пандарал, – что через пять месяцев соберется Всепоселенческий Конгресс, и я услышу множество ядовитых замечаний, намеков на умиротворение Бейли-мира и на любовь его жителей к космонитам. Скажу вам, – добавил он угрюмо, – чем меньше планеты, тем больше на ней ястребов.

– А вы им это и скажите, – посоветовал Диджи. – На публике держитесь по-государственному, а когда отведете их в сторону, посмотрите им прямо в глаза и скажите, что на Бейли-мире свобода слова, и мы намерены поддерживать ее и в дальнейшем.

Скажите им, что Бейли-мир принимает близко к сердцу интересы Земли, но если какая-нибудь планета хочет доказать большую преданность Земле тем, что объявит войну космонитам, Бейли-мир будет с интересом наблюдать за этим, но и только. Это заткнет им глотки.
[1] [2] [3] [4]