V. Покинутая планета (1)

V. Покинутая планета

19

Пятый раз в жизни Глэдис оказалась на корабле. Сейчас она не могла вспомнить, когда они с Сантириксом поехали на планету Евтерпу ради ее прославленных лесов, которые считались несравненными, особенно в романтическом сиянии спутника планеты Джемстауна.

Лес действительно был пышным, зеленым. Деревья были посажены правильными рядами, животный мир тщательно отобран по цвету и красоте. Там не было ни ядовитых, ни каких-либо неприятных созданий.

Спутник был близок к планете и сиял, как бриллиантовая брошь. Он блестел, подымаясь к зениту, и тускнел, спускаясь к горизонту. Человек очарованно следил за ним в первую ночь, во вторую – с чуть меньшим удовольствием, в третью – с неопределенным раздражением, предполагая, что в первые ночи небо было чище и ошибаясь при этом. Местные жители никогда на спутник не смотрели, но громко восхваляли – перед туристами, конечно.

В общем-то Глэдис была довольна поездкой, но еще больше радовалась возвращению на Аврору и решила, что больше путешествовать не будет, разве что в случае крайней необходимости. Подумать только, это было по меньшей мере сто лет назад!

Какое-то время она жила в страхе, что ее муж будет настаивать на следующей поездке, но он ни разу не заговорил об этом. Видимо, он пришел к тому же решению и, возможно, тоже боялся, что она захочет отправиться в путешествие.

В этом не было ничего необычного. Аврорцы – да и вообще космониты – предпочитали оставаться дома. Их планеты, их дома были достаточно комфортабельны и, в конце концов, что может быть лучше, когда о вас заботятся ваши собственные роботы, понимающие каждый ваш сигнал, и вам даже не надо говорить о своих желаниях?

Она съежилась. Что имел в виду Диджи, когда говорил об упадке роботехнического общества?

Но вот она снова в космосе и на земном корабле. Она мало что видела на нем, но то, что она видела, ей страшно не понравилось. Тут, кажется, ничего не было, кроме прямых линий, острых углов и гладкой поверхности. Все «лишнее», видимо, исключалось, словно может существовать одна только функциональность. Хотя она и не знала назначения того или иного предмета на корабле, она чувствовала, что от него больше ничего не требуется, что ничто не может вмешиваться в кратчайшее расстояние между двумя точками.

На всех аврорских и вообще космонитских вещах все было многослойным. Основой была функциональность – если не считать чистого орнамента – но поверх шло то, что удовлетворяло глаз и чувства, а поверх этого нечто, удовлетворяющее дух. Насколько же это было лучше!

Это представляло такое изобилие человеческого творчества, что космониты просто не могли жить в неукрашенной Вселенной, и разве это плохо? Неужели будущее принадлежит повсеместной геометрии? Или поселенцы просто еще не усвоили сладости жизни?

Но если в жизни так много сладости, почему же ей, Глэдис, так мало досталось?

Ей нечего было делать на борту, кроме как размышлять над такими вопросами и отвечать на них себе самой. Этот Диджи, варварский потомок Илии, вбил их ей в голову своим спокойным утверждением, что Внешние Миры умирают, хотя и сам видел даже за короткое время пребывания на Авроре, что планета находится в полном здравии и безопасности.

Она попыталась отвлечься от своих мыслей голофильмами, которыми ее снабдили, с умеренным любопытством следила, как события торопливо следовали одно за другим (все фильмы были приключенческими), оставляя мало времени для разговора и еще меньше для мысли и радости. Очень похоже на их изделия.

Диджи вошел в середине одного такого фильма. Его приход не был для нее неожиданностью, роботы предупредили ее и не пустили бы его, если бы она не была расположена его принять. Дэниел вошел с ним.

– Ну, как вы тут? – спросил Диджи и, когда она дотронулась до контакта и изображение исчезло, добавил: – Не выключайте, я посмотрю вместе с вами.

– Не обязательно. С меня хватит.

– Вам тут удобно?

– Не очень. И… изолированно.

– Простите. Но и я был изолирован на Авроре. Моим людям не разрешили выйти вместе со мной.

– И теперь вы берете реванш?

– Отнюдь. Во-первых, я позволил вам взять с собой двух роботов по вашему выбору. Во-вторых, дело не во мне, а в моем экипаже. Они не любят космонитов и роботов. Но почему вы недовольны? Эта изоляция уменьшает ваш страх перед заразой.

– Может, я уже слишком стара, чтобы бояться заразы. Я часто думаю, что прожила уже достаточно долго. К тому же у меня есть перчатки, носовые фильтры и, если понадобится, маска. И я сомневаюсь, что вы захотели бы прикоснуться ко мне.

– И никто другой не захочет, – сказал он неожиданно угрюмо, и его рука коснулась какого-то предмета на правом бедре.

Ее глаза проследили за этим движением.

– Что это?

Он улыбнулся.

– Оружие, – сказал он и вытащил его, держа за рукоятку.

Прямо перед Глэдис был тонкий цилиндр сантиметров пятнадцати длиной. В нем не было никакого видимого отверстия.

– Это убивает людей? – она протянула руку к цилиндру.

Диджи быстро отвел его назад.

– Никогда не тянитесь к чужому оружию, миледи. Это не просто дурной тон – хуже, потому что поселенцы привыкли сильно реагировать на такой жест, и вы можете пострадать.

Глэдис, широко раскрыв глаза, убрала руки за спину.

– Не угрожайте, Диджи. Дэниел не имеет чувства юмора в этом отношении. На Авроре не найдется такого варвара, кто носил бы оружие, – сказала она.

– Видите ли, у нас нет роботов, чтобы защищать нас. И этот аппарат не убивает. В каком-то смысле он делает худшее. Он производит вибрацию, которая стимулирует нервные окончания, ответственные за чувство боли. Он вредит много сильнее, чем вы можете себе представить. Никто добровольно не согласится испытать это второй раз, и те, кто носит такое оружие, редко применяют его. Мы называем его нейтронным хлыстом.

– Отвратительно! У нас роботы, но они никогда не причиняют никому вреда, разве что в крайнем случае, и то вред минимальный.

Диджи пожал плечами:

– Это звучит весьма цивилизованно, но лучше немного боли, немного убийства, чем распад души, вызываемый роботами. Кстати, нейронный хлыст не предназначен для убийства, а у вашего народа на космических кораблях есть оружие, которое может вызвать массовую смерть и разрушение.

– Потому что мы воевали на заре нашей истории, когда наследство Земли было еще сильно в нас, но потом мы научились лучшему.

– Вы пользовались этим оружием на Земле и после.

– Это… – начала она, но закрыла рот.

Диджи кивнул.

– Я знаю. Вы собирались сказать: «Это другое дело». Подумайте об этом, миледи, и не удивляйтесь, что моя команда не любит космонитов. И я н е люблю. Но вы нужны мне, миледи, поэтому я отгоняю свои эмоции.

– Как я могу быть полезной вам?

– Вы солярианка.

– Вы упорно твердите это. Прошло больше двух столетий. Я не знаю, какова теперь Солярия. И ничего не знаю о ней. Каков был Бейли-мир два столетия назад?

– Он не существовал тогда, но Солярия существовала, и я надеюсь, что вы вспомните что-нибудь полезное.

Он встал, поклонился с насмешливой вежливостью, и вышел.

20

Некоторое время Глэдис молчала, потом сказала:

– А он не слишком вежлив, верно?

– Мадам Глэдис, – сказал Дэниел. – Поселенец явно в напряжении. Он идет к планете, где погибли два корабля и убиты их экипажи. Он и его экипаж идут к большой опасности.

– Ты всегда защищаешь любое человеческое существо, Дэниел, – запальчиво сказала Глэдис. – Опасность и для меня тоже, и я не хотела бы с ней встречаться, но это не заставляет меня грубить.

Дэниел не ответил.

– Ну, может и заставляет. Я была чуточку груба?

– Я думаю, поселенец не обиделся. Могу я посоветовать вам, мадам, приготовиться ко сну? Уже поздно.

– Ладно, я лягу, но вряд ли усну.

– Друг Жискар уверяет меня, что вы уснете, мадам, а он обычно бывает прав в таких вещах.

И она в самом деле уснула.

[1] [2] [3] [4]