VII. Надзиратель (2)

– Да, я помню, Дэниел. Но почему так?

– Мне кажется, капитан, что можно фундаментально изменить поведение робота, не трогая Трех Законов, если изменить определение «человека». В конце концов, человек – это то существо, которого принято считать человеком.

– Вот как? А как ВЫ определяете человека?

Дэниела не смущало присутствие или отсутствие сарказма. Он продолжал:

– Я сконструирован с детальным описанием внешности и поведения человека, капитан. Все, что выглядит под это описание, для меня человек. Таким образом, у нас внешность и поведение человека, а у надзирательницы только внешность, но не поведение. У надзирательницы также ключ к определению человека – речь, капитан. Солярианский акцент весьма своеобразен, и из всех существ, похожих на человека, надзирательница считает человеком лишь того, кто говорит по-соляриански. И, по-видимому, всякий, кто выглядит человеком, но не говорит по соляриански, должен уничтожаться без колебаний, равно как и корабль, привезший такое существо.

– Наверное, вы правы, – задумчиво сказал Диджи.

– У вас, капитан, поселенческий акцент, он сильно отличается от солярианского. Как только вы заговорили, вы показали себя перед надзирательницей нечеловеком. Она объявила об этом и напала на вас.

– А вы говорили с аврорским акцентом, и на вас тоже напали.

– Да, капитан. Но леди Глэдис говорила с подлинным солярианским произношением и была признана человеком.

Диджи некоторое время молчал, обдумывая дело, а затем сказал:

– Это опасное устройство даже для тех, кто должен пользоваться им. Если соляриане почему-то обратятся к такому роботу так, что робот не усмотрит подлинного акцента, этот солярианин немедленно будет убит. На месте солярианина я боялся бы подойти к такому роботу. При всех моих стараниях говорить на чистом солярианском, я мог бы сбиться и тут же был бы убит.

– Согласен, капитан, – сказал Дэниел, – и я думаю, именно поэтому те, кто производит роботов, обычно не ограничивают определение человека, а наоборот, расширяют насколько возможно. Но соляриане оставили планету. И тот факт, что надзирательница над роботами имеет такую опасную программу, лучшее доказательство, что соляриане действительно ушли и не встретятся здесь с опасностью. Соляриане в данный момент имеют касательство лишь к тому, чтобы ни один несолярианин не ступил на планету.

– Даже другие космониты?

– Полагаю, капитан, что было бы трудно определить человеческое существо, если включить десятки различных космонитских оттенков и исключить множество поселенческих. Определение только по одному солярианскому и то достаточно трудно.

– Вы очень умны, Дэниел, – сказал Диджи. – Я не одобряю роботов – конечно, не их самих, а их влияние на общество. Однако иметь робота вроде вас рядом с собой, как вы когда-то были с Предком…

– Боюсь, что не выйдет, Диджи, – вмешалась Глэдис. – Дэниел никогда не будет ни подарен, ни продан, а силой его взять нелегко.

Диджи с улыбкой поднял руки.

– Я просто помечтал, леди Глэдис. Уверяю вас, законы Бейли-мира сделали бы для меня немыслимым обладание роботом.

Жискар неожиданно сказал:

– Не позволите ли мне, капитан, добавить несколько слов?

– А, робот, который ухитрился избежать действия и вернулся, когда все было кончено!

– Мне жаль, что все выглядит так, как вы утверждаете. Но, несмотря на это, вы разрешите мне кое-что добавить?

– Ладно, давайте.

– Похоже, капитан, что ваше решение взять с собой в экспедицию леди Глэдис хорошо сработало. Не будь ее, вы все были бы быстро убиты, а корабль разрушен. Только способность леди Глэдис говорить по-соляриански и ее мужество при встрече с надзирательницей изменили результат.

– Не совсем так, – возразил Диджи. – Мы все были бы убиты, возможно, даже леди Глэдис, если бы не случайность, что надзирательница дезактивировалась.

– Это не случайность, капитан, – сказал Жискар, – и так не бывает, чтобы робот сам собой вдруг дезактивировался. Была причина.

Как мне рассказывал друг Дэниел, леди Глэдис приказала надзирательнице прекратить действия, но у той были очень сильные инструкции. Однако действия леди Глэдис смазали решимость надзирательницы. Тот факт, что леди Глэдис даже по определению надзирательницы бесспорно была человеком и действовала так, что могла вынудить надзирательницу повредить ей, а то и убить, еще больше смазало решение робота. Таким образом, в критический момент два противоположных требования – уничтожить нелюдей и удержаться от нанесения вреда человеку – уравновесились, и робот застыл, неспособный ни к каким действиям вообще. Его контуры сгорели.

Глэдис растерянно нахмурилась.

– Но.. – начала она и замолчала.

– Я подумал, – продолжал Жискар, – что вы вполне могли бы проинформировать команду об этом. Их недоверие к леди Глэдис уменьшится, если вы подчеркнете, что члены экипажа остались живы лишь благодаря инициативе и храбрости леди Глэдис. Это также даст им великолепное мнение о вашей прозорливости, когда вы взяли ее на борт, возможно, даже вопреки советам ваших офицеров.

Диджи громко захохотал.

– Леди Глэдис, теперь я понимаю, почему вы никогда не расстаетесь с этими роботами. Они не только умны, как люди, но еще и дьявольски хитры. Поздравляю вас с таким имуществом. А теперь, если вы не возражаете, я пойду потороплю команду. Не хочу оставаться на Солярии дольше, чем это необходимо. И обещаю вам не беспокоить вас несколько часов. Я знаю, что вы нуждаетесь в отдыхе не меньше меня.

Когда он ушел, Глэдис на некоторое время погрузилась в задумчивость, затем повернулась к Жискару и сказала на обычном аврорском диалекте Галактического Стандартного, который был широко распространен на Авроре и который не-аврорцы понимали с трудом:

– Жискар, что это за вздор насчет сгоревших контуров?

– Миледи, я высказал это как предположение, и только. Я считаю, что это подчеркивает вашу роль в приведении надзирательницы к концу.

– Но как ты мог думать, что он поверит, будто робот так легко может выйти из строя?

– Он мало чего знает о роботах, мадам. Он может торговать ими, но в его мире они не используются.

– Но я-то знаю о них, как и ты. Кстати, у надзирательницы не было никаких признаков уравновешения цепей – ни заикания, ни дрожи, ни затруднительного поведения. Она просто… остановилась.

– Мадам, поскольку мы не знаем точной специфики конструкции надзирательницы, мы можем удовольствоваться этим рациональным объяснением.

Глэдис покачала головой.

– Все равно это очень странно.