"Европа на пути к самоубийству". Первая часть. «Бель-эпок». 1870-1914. I. ГЕРМАНСКИЕ СТРАНЫ
[1] [2] [3]
Можно также процитировать молодого германиста Морица Гольдштейна, который также принимал на свой счет распространенные концепции германо-иудейского конфликта, но иначе на них реагировал, хотя и едва ли в менее саморазрушительной манере.
«Становится все более и более очевидным, – писал он в 1912 году в нашумевшей статье, – что немецкая культурная жизнь постепенно переходит в еврейские руки. Это совсем не то, чего ждали и к чему стремились христиане, когда они открыли доступ к культуре париям, жившим среди них… В результате мы столкнулись с проблемой: мы, евреи, оказались в роли распорядителей духовных благ народа, который отказывает нам в правах и способностях, необходимых для осуществления этой задачи».
За этим следовало описание того, как одна сфера за другой или одна муза за другой попадали под это господство, – описание, сходное с тем, которое делали Зомбарт, Гартман и многие другие, т. е. преувеличенное в таких масштабах, которые невозможно оценить, и к тому же в области, где господствует субъективизм, обостряемый до предела игрой противоречивых страстей, той самой Hassliebe («ненавистью-любовью»), самым показательным примером которой остаются отношения между Рихардом Вагнером и его еврейскими исполнителями и поклонниками. Со своей стороны Мориц Гольдштейн также поддался вагнерианским миазмам, что особенно заметно в заключении, где он обострял весьма животрепешущую проблему, бросая вызов всем подряд, как немцам, независимо от того, были ли они за или против евреев, так и ассимилированным евреям, которые «затыкали себе уши»:
«Мы сражаемся на два фронта. Наши врага – это. с одной стороны, германо-христианские завистники и глупцы, превратившие слово «еврей» в оскорбление, чтобы квалифицировать как «еврейское» все то, что связано с евреями, и таким образом марать и дискредитировать их. Мы не можем недооценивать этих лидеров и их последователей; они более многочисленны, чем сами это думают, и каждый немец, не желающий иметь с ними ничего общего, должен очень внимательно посмотреть, не имеет ли он это общее вопреки собственному желанию. С другой стороны находятся наши худшие враги – евреи, которые ничего не желают видеть… Это их следует оттеснить со слишком заметных позиций, где они создают ложный образ евреев, это их следует заставить замолчать и постепенно свести их на нет, чтобы все мы, обычные евреи, могли радоваться жизни единственным способом, благодаря которому человек может чувствовать себя гордым и свободным: открыто давать отпор равному противнику».
По духу этой статьи очевидно, что речь идет о воображаемой дуэли, т. е. о самоубийстве. Гольдштейн писал, что вскоре после публикации этой статьи, вызвавшей бурные разнообразные реакции, он попытался обратиться к сионизму, но не смог решиться пойти до конца и испытать связанные с этим тяготы. Тогда он ограничился тем, что в качестве видного германиста, каковым он являлся, стал руководить изданием в Берлине собрания классических авторов до тех пор, пока история не распорядилась по-другому. Вскоре после своей отставки он пережил ужасный сюрприз, когда увидел, что его эссе 1912 года было полностью опубликовано в одном из первых официальных антисемитских изданий Третьего рейха «Евреи в Германии» (1935) под заголовком «Евреи как распорядители немецкой культуры…»