Глава двадцать третья. Воздушное путешествие
[1] [2] [3]– Значит, если туда упадешь – утонешь?
– Не думай об этом. Этот самолет не может упасть в океан.
– Я знаю, – деловито сказала Марлена.
Покажу-ка я ей еще кое-что, подумал Генарр.
Марлена нарушила ход его мыслей.
– А вы опять стали нервничать, дядя Сивер.
Генарр удивился, как быстро он успел привыкнуть к таким замечаниям.
– Ты еще не видела Мегас, – сказал он, – и я думаю, не показать ли тебе его, Ты знаешь, что Эритро обращена к Мегасу одной стороной, а Купол построили на противоположной, где Мегас никогда не виден. Если мы полетим в эту сторону, то скоро начнется цисмеганское полушарие и мы увидим, как он встает над горизонтом.
– Мне бы хотелось посмотреть.
– Хорошо, посмотрим, только знай – Мегас огромен, в два раза больше Немезиды, и кажется, что он рушится на тебя. Некоторые не в силах вынести этого зрелища. Но он не упадет, конечно. Не сможет. Постарайся это запомнить.
И они полетели дальше, но уже на большей высоте и намного быстрее. Внизу дыбились те же океанские волны, кое-где по ним бежали тени облаков.
Наконец Генарр произнес:
– Посмотри вперед, чуть вправо – видишь? – вон Мегас выглядывает из-за горизонта. Сейчас подлетим поближе.
Сперва было видно просто яркое пятнышко, постепенно оно превратилось в огромный пылающий полукруг, встававший из-за моря. Мегас оказался гораздо ярче Немезиды, оставшейся позади и уже заметно опустившейся к горизонту.
Когда Мегас поднялся повыше, стало заметно, что ярко освещено чуть больше половины его диска.
– Вот это и называется «фазой», дядя Сивер? – поинтересовалась Марлена.
– Совершенно верно. Эту часть Мегаса освещает Немезида, По мере движения Эритро вокруг Мегаса Немезида приближается к нему, и мы видим освещенной все меньшую и меньшую часть планеты. Потом, когда Немезида проходит над или под Мегасом, мы уже видим тонкую полоску света на краю Мегаса – освещенного полушария нам просто не видно, Иногда Немезида проходит за Мегасом. В этом случае она вообще исчезает из поля зрения и на небе становятся видны сразу все звезды, и не только самые яркие, которые заметны и при Немезиде. Во время затмения виден огромный темный диск, вокруг которого нет ни одной звезды, – это Мегас. Когда Немезида появляется с другой стороны, мы снова можем видеть узкую полоску света.
– Удивительно, – проговорила Марлена, – Просто целое представление в небе. Взгляните на Мегас – какие полосы. Они движутся!
Полосы пересекали освещенную поверхность диска – бурые, красновато-коричневые, местами оранжевые – и медленно шевелились.
– Это бури, – объяснил Генарр. – Там жуткие ветры. Если приглядеться внимательнее, можно заметить, как появляются пятна, как они растут, ползут по диску, тускнеют и исчезают.
– Как в головизоре, – подхватила Марлена. – Неужели никто не наблюдает это постоянно?
– Астрономы наблюдают. С помощью компьютеров, расположенных в этом полушарии. Я тоже наблюдал – из нашей обсерватории. Знаешь, в Солнечной системе есть похожая планета. Ее зовут Юпитер. Она даже больше Мегаса.
Наконец гигантская планета заметно поднялась над горизонтом. Она была похожа на воздушный шар, приспущенный с одного бока.
– Как красиво! – воскликнула Марлена. – Вот построили бы Купол в этом полушарии, тогда каждый мог бы любоваться этим зрелищем.
– Ты ошибаешься, Марлена. Это не так. Люди не любят Мегас. Я уже говорил тебе: некоторым начинает казаться, что Мегас рушится на них, они боятся его.
– Такие дурацкие мысли могут прийти в голову немногим, – раздраженно сказала Марлена.
– Верно, немногим, но дурацкие мысли заразительны: страхи распространяются, и тот, кто не испугался бы, впадает в панику, потому что испугался сосед. Ты никогда не замечала такого?
– Замечала, – печально отозвалась она, – если одному мальчику какая-то дуреха кажется хорошенькой, то и другим это начинает казаться. И они начинают соперничать… – Она смущенно умолкла.
– Вот чтобы избежать такой цепной реакции, мы и выстроили Купол в другом полушарии, Ну а другая причина – ведь Мегас всегда на небе, и проводить астрономические наблюдения в этом полушарии затруднительно. Но я думаю, пора домой. Ты знаешь свою маму. Она, наверное, уже в панике.
– Надо связаться с ней и сказать, что все в порядке,
– Нет необходимости. Самолет постоянно посылает сигналы. Так что она в курсе, что с нами все в порядке… физически. А беспокоит ее вот что… – Он многозначительно постучал себя по виску.
Марлена осела в кресле, и лицо ее выразило крайнее неудовольствие.
– Какая мука! Знаю, каждый скажет: «Ведь она любит тебя», но это такая докука. Почему она не может поверить мне, что все будет в порядке?
– Ведь она любит тебя, – ответил Генарр, как только закончил инструктировать самолет относительно обратного пути. – Не меньше, чем ты любишь Эритро.
Лицо Марлены просветлело.
– Действительно, люблю.
– Да-да, это видно по тому, как ты относишься к этому миру.
А вот как отнесется к этому Эугения Инсигна? – подумал Генарр.
51
Она отнеслась к этому плохо. Она пришла в ярость.
– Что это вообще такое: «она любит Эритро»? Как можно любить безжизненный мир? Это ты забил ей голову таким вздором! Зачем тебе нужно, чтобы она любила Эритро?
– Эугения, будь умницей. Неужели ты считаешь, что Марлене чем-то можно забить голову? Разве ты сама не пыталась отговаривать ее?
– Ну так что же случилось?
– Видишь ли, в полете я все время старался показать ей такое, что должно было отпугнуть ее, заставить почувствовать неприязнь к Эритро. По собственному опыту я знаю, что выросшие в своем тесном мирке роториане ненавидят бесконечные просторы Эритро. Им не нравится этот свет, им не нравится кроваво-красная вода океана. Им не нравятся мрачные облака, но более всего они страшатся Мегаса. И все прочее только угнетает и волнует их. Все это я показал Марлене. Мы летели над океаном… далеко – так далеко, что увидели, как Мегас встает над горизонтом,
– Ну и?..
– Ее ничто не испугало. Она сказала, что привыкла к красному свету и он перестал казаться ей ужасным. Океан не внушил ей страха, а Мегас даже заинтересовал.
– Не могу поверить.
– Придется. Я не лгу.
Инсигна погрузилась в раздумье, потом нерешительно проговорила:
– Что если она уже заразилась?..
– Лихоманкой? Сразу по возвращении я отправил ее на повторное сканирование. Окончательный результат еще не готов, но предварительные данные свидетельствуют, что изменений нет. При лихоманке, даже легкой, рассудок немедленно испытывает заметные и весьма конкретные изменения. Так что Марлена здорова. Однако мне только что пришла в голову интересная мысль. Мы знаем, насколько впечатлительна Марлена, как умеет она замечать всякие подробности. Чувства людей словно перетекают к ней. А обратного ты не замечала? Чтобы ощущения переходили от нее к людям?
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Она видит, когда я чувствую неуверенность или беспокойство, как бы ни пытался я скрыть это. Знает, когда я спокоен и ничего не опасаюсь. А может быть, она сама вызывает во мне неуверенность и легкую тревогу – или же наоборот – приводит в безмятежное настроение? Ее собственные чувства другим не передаются?
Инсигна не отводила от него глаз.
– Это просто безумная мысль, – недоверчиво ответила она.
– Возможно. Но ты не замечала такого у Марлены? Подумай.
– И думать нечего – никогда я не замечала ничего подобного.
– Значит – нет, – пробормотал Генарр. – Скорее всего, так. Впрочем… Она очень хочет, чтобы ты поменьше о ней беспокоилась, но не может этого сделать. Кстати, тебе не кажется, что на Эритро восприимчивость Марлены усилилась? А?
– Да, пожалуй.
– И не только. Здесь твоя дочь научилась предвидеть. Она знает, что обладает иммунитетом к лихоманке. Она уверена, что на Эритро ничто не причинит е вреда. Она смотрела на океан и знала, что самолет не упадет и не утонет. А на Роторе ты ничего не замечала? Разве не была она там неуверенной и робкой, как обычный подросток?
– Да. Конечно.
– А здесь она стала другой. Полностью уверенной в себе. Почему?
– Я не знаю,
– Не влияет ли на нее Эритро? Нет-нет, я имею в виду не лихоманку. Нет ли здесь какого-либо иного эффекта? Совершенно иного? Я скажу тебе, почему спрашиваю об этом. Я сам ощутил его.