Глава 3
[1] [2] [3]- Ты видишь, Иося? Правильно я говорил? Даже рабби Липцин, и тот пришел на собрание!
- Мне еще надо подумать, - уклончиво ответил Иося. Но в глубине души он уже знал, что Владимир прав и прав Яков. На улице было тихо и темно, и они прибавили шагу. Дойдя до своего дома, они быстро поцеловали мезузу и вошли.
На верстаке отца горела свеча. Сам отец стоял позади верстака в длинной ночной рубашке, заложив руки за спину.
- Здравствуй, отец, - сказали они скороговоркой, пытаясь пройти за занавеску.
- Подождите! - приказал Симон. Они остановились и подошли к верстаку.
В эту минуту послышался голос матери:
- Симон, ребята дома?
- Дома.
- Скажи им, пускай не ходят так поздно.
- Ладно, мать, - ответил Симон. - Ты иди, ложись, я им скажу.
Симон взглянул сначала на Якова, затем на Иосю, затем еще раз на Якова.
- Я скажу завтра вдове Горовица, что ее покойному мужу царство небесное теперь обеспечено, так как оба моих сына прочитали по нему упокойную молитву.
Лгать своему отцу Иося не мог.
- Мы не молились за упокой Горовица, - пробормотал он.
Симон изобразил удивление на лице и поднял руки.
- Вот как! Впрочем, мне следовало догадаться. Вы, ребята, невесту, верно, смотрели. Как раз сегодня у меня был Абрам, наш шадхен. Говорит: "Хороший парень, этот твой Иося. Он приведет тебе в дом богатейшую невесту". Вы представляете? Он подыскивает для тебя невесту, Иося.
- Никакой невесты мы не смотрели, - вырвалось у Иоси.
- Как? Ни на смотринах, ни на молитвенном собрании... Может, вы в синагоге задержались за священными книгами?
- Нет, отец, - чуть слышно ответил Иося.
Яков не мог больше выдержать и выкрикнул:
- Мы пошли на собрание "Друзей Сиона"!
Иося с глупым видом посмотрел на отца, покраснев и кусая губы. Яков был рад, что наконец-то сказал отцу правду. Он принял дерзкую позу. Симон вздохнул и долго смотрел на сыновей.
- Вы меня обидели, - сказал он наконец.
- Именно поэтому мы тебе и не сказали. Мы не хотели обижать тебя, - сказал Иося.
- Я обижен не тем, что вы пошли на собрание "Друзей Сиона", а тем, что сыновья Симона Рабинского не доверяют больше своему отцу.
Теперь и Яков был смущен.
- Но ведь если бы мы тебе сказали, ты бы нам мог и запретить ходить.
- Ну-ка, Яков, скажи мне, когда это было, чтобы я запретил вам набирать знания? Разве я вам когда-нибудь запрещал читать книжку?
Даже когда тебе взбрело почему-то на ум прочитать, прости господи, христианское евангелие, разве я тебе запретил?
- Нет, отец, - ответил Яков.
- Не кажется ли вам, что нам пора поговорить в открытую? - сказал Симон.
Рыжие волосы Иоси светились, казалось, в ровном свете свечи. Он стоял перед отцом, на целую голову выше него, и заговорил без колебаний. Хотя Иося и был медлительным по натуре, но раз приняв решение, он редко менял его.
- Мы с Яковом не хотели обидеть тебя, потому что мы знаем, как ты относишься к "Друзьям Сиона" и к новым идеям. Но я рад, что пошел сегодня на собрание.
- Я тоже рад, что ты пошел, - ответил Симон.
- Рабби Липцин предложил мне записаться в оборонительный отряд гетто, сказал Иося.
- Рабби Липцин нарушает столько обычаев, что я начинаю сомневаться - еврей ли он еще, - ответил отец.
- Вот в этом-то и дело, отец, - сказал Иося. - Тебя пугают эти новые идеи. - Иося впервые в жизни разговаривал со своим отцом в таком тоне и тут же устыдился.
Симон вышел из-за верстака и положил руки на плечи сына. Затем он повел их за занавеску и они все уселись на койку.
- Вы думаете, я не понимаю, что происходит в ваших головах? Новые идеи смотри-ка! Совершенно те же разговоры об автоэмансипации и обороне гетто велись еще в то время, когда я был юношей. Вы переживаете сейчас тот кризис, который переживает в своей жизни каждый еврей. Вам хочется найти ответ на мучающие вас вопросы, найти место в жизни. Когда я был в ваших летах, я даже подумывал о крещении. Так что напрасно вы думаете, что все это для меня внове.
Иося был поражен. Его отец подумывал о крещении!
- А что плохого в том, что мы хотим постоять за себя? Почему это грех, когда мы хотим бороться за улучшение наших условий? - запальчиво спросил Яков.
- Ты - еврей, - ответил отец, - а быть евреем, это налагает кое-какие обязанности.
- Спрятаться, что ли, под кровать, когда приходят убивать?
- Не повышай голоса на отца, - бросил Иося.
- Никто не говорит, что быть евреем - легко. Мы родились не затем, чтобы наслаждаться благами жизни. Мы пришли на свет божий, чтобы соблюдать Его законы. Вот наша миссия. Вот наша цель.
- А вот и расплата! - резко ответил Яков.
- Придет время, и явится Мессия, и он нас поведет назад на родину, когда настанет час, - невозмутимо продолжал Симон, - и я не думаю, что дело Якова Рабинского - подвергать сомнению мудрость Всевышнего. Я думаю, что дело Якова Рабинского состоит в том, чтобы жить по законам Священного Писания.
В глазах Якова от обиды заблестели слезы.
- Я вовсе не сомневаюсь в мудрости Всевышнего, - крикнул он, - я только сомневаюсь в мудрости некоторых людей, кто берется истолковывать эти законы.
Наступило короткое молчание. Иося глотал слюни. Никто никогда не смел говорить с его отцом в таком тоне. Но в глубине души он восхищался смелостью брата, отважно ставящего те самые вопросы, которые он сам ставить не смел.
- Если мы сотворены по образу и подобию бога, - продолжал Яков, - то Мессия живет в каждом из нас, а Мессия, который в моей душе, велит мне обороняться и постоять за себя. Он все время повелевает мне присоединиться к "Друзьям Сиона" и отправиться с ними в Страну Обетованную. Вот что мне велит Мессия, отец.
Симон Рабинский был по-прежнему невозмутим.
- В продолжение всей нашей истории мы немало настрадались от всякого рода лжемессий. Боюсь, ты тоже попался на удочку одного из них.
- А как же мне отличить настоящего Мессию от мнимого? - вызывающе спросил Яков.
- Вопрос заключается вовсе не в том, распознает и признает ли Яков Рабинский Мессию. Вопрос заключается в том, признает ли Мессия Якова Рабинского. Если Яков Рабинский начнет отходить все дальше от господних законов и прислушиваться к мнимым пророкам, то Мессия безусловно не признает его за еврея, Я предлагаю поэтому Якову Рабинскому, чтобы он оставался евреем и следовал дорогой своего отца и всего его народа.
[1] [2] [3]