Глава 31. Породистый щенок инспектора Станислава Тихонова
[1] [2] [3]– Супруга мы его отцу, вроде, значит, мачехи, – от застенчивости она растирала пухлыми руками свой фартук.
Сидевший в углу на табурете, старик со слепым от безмыслия лицом вдруг сипло заперхал, закашлял, долго хрипел и отплевывался, и мокрота летела прямо на пол, потом он сказал отчетливым петушиным фальцетом, вздымая синий кривой палец:
– Близок Господь ко всем призывающим его, ко всем призывающим его в истине. Господь пойдет сам перед тобою, сам будет с тобою, не оставит тебя и не отступит от тебя…
Ноги его для тепла были завернуты в мешковину, на которой ясно виднелся штамп с надписью: «Сахар. ГОСТ 4762».
– Это их дедушка, – пояснила Магилло, – мужа моего бывший тесть…
Я придвинул стул ближе к старику и сел напротив. Глаза у него были пустые, как стершиеся пуговицы.
– Дедушка, ваш внук Алексей когда из дома ушел?
Старик смотрел сквозь меня, жевал ввалившимся ртом, молчал.
– Мне нужен ваш внук Алексей. Где он может быть?
Старик редко мигнул несколько раз, будто раздумывая над моим вопросом, потом звонким фальцетом вдруг проговорил:
– Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии пожетонное вознаграждение! Мне не оплачено пожетонное вознаграждение – потрудитесь, сударь, вернуть его!
Проблеск мысли в глазах держал его еще какое-то мгновение на поверхности, после чего он вновь нырнул в омут безумия.
Сначала до меня даже не дошел смысл его слов, и, постепенно вдумываясь, я понял, что всплеск безумия своротил гору лет, и под этим тектоническим сдвигом неожиданно обнаружилась уже всеми забытая и всем давно ставшая безразличной мерзость одинокого сирого старичка, закутанного в старый мешок из-под сахара, – передо мной сидел заживо истлевший филер, платный доносчик, провокатор. Получатель «пожетонного вознаграждения». Дед вора-рецидивиста Алехи Батона. И, подумав о Батоне, я почему-то вспомнил слова Шарапова: шкодливые беспризорные сироты, потерявшие свою мамку-человечество.
Тяжело вздохнула за моей спиной Магилло:
– Не в своем уме. Бормочут все время что-то несуразное, требуют без конца какое-то вознаграждение – вроде бы чего-то им не заплатили. А кто и что – в ум не возьму. А супруг мой сердится на них за это. Давеча палкой грозился отколотить, а старичок все просит жалобно – отдайте мое…
Я сказал ей:
– Сейчас придет участковый с понятыми, мы должны будем сделать у вас обыск…
Магилло испуганно охнула, а дед – я это точно заметил – при слове «обыск» вдруг снова вынырнул из бездны, и в глазах его забилась легкая рябь мысли. Тонким голосом он стал говорить:
– Иов снискал себе пропитание рыбной ловлей… Из всех рыб самая поганая – окунь, костистая и ослизлая… В пищу потребная магометанам, иудеям и другим нехристям… Окунь – вельзевулов исход…
– Вы не понимаете, что он бормочет? – спросил я Магилло.
– Кто же его поймет, убогого? – пожала мощными плечами Магилло. – Я думаю, ему еще так окунь противен, что у Алешки нашего друг был с таким прозванием, и когда дед немножко в уме находился, то они с мужем моим часто ругали этого Окуня: дескать, он Алешку с толку сбил, против семьи настроил и из-за него Алешка из заработков своих в дом ничего не давал. Вот муж мой с дедом очень сильно на того Окуня и злобились. А кто он и из себя какой – не могу сказать, не видала его никогда, не довелося…
Я сел за стол писать протокольную часть обыска, и все время в голове крутилась мысль: неужели речь идет о бывшем адвокате Окуне, который защищал Батона по четырем делам?…
[1] [2] [3]