Глава 18

– Спасибо за вежливость. Ева настаивает на том, чтобы я поехал в Нью-Йорк и лег на обследование в колумбийскую пресвитерианскую больницу. Она слышала, там есть один доктор… – Хеггенер пожал плечами. – Время от времени она узнает о новом враче, – устало пояснил он. – В тот вечер, когда я выбросил все лекарства, у нас произошла сцена, каких еще не бывало. Она обвинила меня и, простите, вас в желании приблизить мой конец. Я говорю это для того, чтобы вы были готовы – она может заявить нечто подобное и вам.

Майкл не стал говорить, что Ева уже не может удивить его ни словами, ни поступками.

– Я еще не дал согласия. Но в конце концов, ради спокойствия… – Хеггенер не завершил фразу. – Зато вы получите возможность больше кататься с красивой мисс Хартли. Удивительно, что она не замужем. Такая обаятельная и хорошенькая молодая женщина.

– Она дорожит свободой.

Хеггенер понимающе кивнул.

– Это состояние легко переоценить. Помните старую поговорку – «Лучшее – враг хорошего»? Вы, кажется, женаты? Я не слишком любопытен? – поспешно добавил он.

– Нет, что вы. Насколько мне известно, мой брак ни для кого не секрет. Последнее время мы живем раздельно.

– Вы скучаете по своей жене, я не ошибаюсь?

– Да, – с трудом выговорил Майкл. – Вы правы.

– Если вам тяжело говорить об этом, мы сменим тему.

– Она требовала, чтобы я отказался от некоторых вещей, а я не мог этого сделать.

Он многое знал о своем собеседнике, ставшем его другом, за которого он нес ответственность. «Будет только справедливо, если и Хеггенер узнает кое-что обо мне», – подумал Майкл.

– Моя жена, так же как и ваша, считала, что я стремлюсь укоротить свою жизнь. Началось все с медового месяца, когда я упал на соревнованиях по скоростному спуску – не рассчитал свои силы, пошел на риск… – Слова, сдерживаемые с того самого времени, как они с Трейси расстались, хлынули из него потоком. – К несчастью, на ее глазах разбились два моих товарища-парашютиста, я прыгал вместе с ними. Я вовсе ее не обвиняю, как и вы, вероятно, не обвиняете Еву, но она хотела отнять у меня именно те минуты, в которые я чувствовал, что жить стоит. Если бы я уступил ей и сохранил наш брак, все равно он превратился бы в вечную пытку.

– У каждого из нас своя пагубная страсть, – сказал Хеггенер. – У вас, у меня, у Евы, у вашей жены. Мы живем этими страстями, и они же приводят нас к гибели. Через них мы выражаем себя, хотя порой нас понимают превратно. Мать Евы, так же как и ее брат, покончила с собой. По словам отца, в детстве, когда Еве в чем-то отказывали, с ней случалась истерика, а порой она убегала из дома, и ее приводила обратно полиция. Боюсь, дело тут в наследственности, но трудно сказать, какова роль самих генов, а какова – обстоятельств, благодаря которым тот или иной ген проявляет себя и приводит к беде. Бывают продолжительные затишья, когда Ева весьма сдержанна, а в ее душе подспудно нарастает напряжение. Это периоды красоты и спокойствия. Но она всегда готова к бегству, как в детские годы. Если она сорвется, я знаю, она погибнет сама и погубит меня. Будь я абсолютно честен, я в первый же день посоветовал бы вам уехать. Ева находится на грани сумасшествия. «На грани» – не то слово. Временами она теряет разум, потом приходит в себя. Я удерживаю ее изо всех сил. Психиатры, стационары, столь дорогие, что никто не называет их истинным именем – психушки. Вы, мой бедный друг, – средство, которое решили испробовать в этом году. Наверно, я эгоист. Сейчас я должен посоветовать вам сесть в набитый вещами автомобиль, который стоит у порога, и уехать отсюда навеки. Но я этого не сделаю. Возможно, вам не спасти Еву, но меня вы спасаете. Я не виноват в том, что вы оказались в Грин-Холлоу. Вас прислало само Провидение. И у вас, опять-таки благодаря Провидению, нашлись, видно, свои причины здесь задержаться. Поэтому пусть все остается как есть.

Он решительным движением поставил на карточный столик бокал и поднялся.

– Я был бы вам крайне признателен, если бы вы согласились на следующей неделе отвезти меня в Нью-Йорк в больницу.

– Конечно. – Майкл встал.

– Да, – обыденным тоном произнес Хеггенер, – чуть не забыл. Я обещал показать вам, где спрятан револьвер.

Он подошел к изящному инкрустированному письменному столику, нажал сбоку потайную кнопку, и один из ящичков выдвинулся. Хеггенер взял револьвер, лежавший на фланельке.

– Посмотрите, где находится кнопка, – сказал он, держа оружие на ладони. – Револьвер заряжен, предохранителя у него нет, поэтому, если он вам понадобится, будьте осторожны.

Он легко покрутил пальцем смазанный барабан.

– Ева, между прочим, о нем не знает. – Хеггенер аккуратно положил «смит-вессон» на место и задвинул ящичек. – Это единственное оружие в доме, я не любитель случайных домашних дуэлей. Да, вот еще что – вы не доберетесь до револьвера, если не сможете попасть в дом. Пожалуйста, пройдемте со мной.

Майкл последовал за ним в маленькую библиотеку, примыкавшую к гостиной. У него на глазах Хеггенер снял со стены небольшую картину, за которой скрывался встроенный сейф. Он набрал нужный код, открыл дверцу и вытащил маленький ключ.

– Это от входной двери. – Хеггенер протянул ключ Майклу. – Ева крайне небрежна с ключами, поэтому мне приходится держать здесь запасной.

Он повесил картину на место.

Они вернулись в гостиную, и Хеггенер сказал:

– Не забудьте виски. Надеюсь, наше гостеприимство не покажется вам слишком обременительным.

Он сдержанно кивнул и удалился, предоставив Майклу самостоятельно выбираться из дома.

Майкл разбирал в коттедже свои вещи, когда в комнату без стука вошла Ева. Дверь оставалась незапертой, ключ торчал в замке. Он услышал, как скулит в машине собака. Шел дождь, капли барабанили по стеклу. Ева была в красном плаще с капюшоном. Она казалась застенчивой и по-деревенски чувственной пастушкой, сошедшей с полотна Ватто, и уж никак не сумасшедшей. Майкл подумал – а вдруг психически больна вовсе не Ева, а признавшийся в убийстве элегантный велеречивый старик, который хранит в своем доме с белыми колоннами заряженный револьвер. Возможно, Хеггенер коварно втягивает его в какую-то безумную игру и сейчас, самодовольно посмеиваясь, радуется той легкости, с какой ему удалось провести доверчивого незнакомца.

– Я вижу, ты оставил ключ в замочной скважине, – сказала Ева. – Ждешь гостей?

– Тебя.

– Я получила от мужа указание обеспечить тебя всем необходимым, – улыбнулась Ева. – Тебе что-нибудь нужно?

– У меня все есть.

– Может быть, тебе все же чего-то недостает?

– Чего именно?

– Например, этого.

Она приблизилась к Майклу и поцеловала его. В первый момент он замер, помня слова Хеггенера и стараясь не отвечать на поцелуй, но прикосновение губ Евы, близость ее тела заставили его позабыть обо всем, он запустил руки под плащ и провел ими по шелковой ткани ее блузки.

Отпрянув от него, Ева торжествующе улыбнулась:

– Вот видишь, тебе все-таки что-то нужно.

– Ева, – смущенно сказал он, – не следует нам это делать.

– Почему?

Она сняла плащ и небрежно бросила его на викторианскую софу.

– Из-за твоего мужа. Если бы я познакомился с ним раньше, чем с тобой, я никогда…

– Теперь тебе легко так говорить. В любом случае, счастье мое, сначала ты познакомился со мной.

– Он мне нравится. Более того, я им восхищен. Его мужеством, благородством…

– Я тоже им восхищаюсь. Но это по другому департаменту. Надеюсь, ты запомнишь мои слова. По другому департаменту. Мы придерживаемся в браке некоторых четко сформулированных правил. Ты идеально отвечаешь одному из них. Можно мне посмотреть, правильно ли застелена кровать? – лукаво спросила она.

– Нельзя обождать до вечера?

– Можно. А можно сделать это сейчас. Не испытывай мое терпение, Майкл. Ты не очень-то галантен, я могу обидеться.

– Какая уж тут галантность, – с горечью произнес Майкл. – Мы набрасываемся друг на друга, как дикие звери. Мы не пара влюбленных, мы противники.

– Называй это как хочешь, мой дорогой, – мягко сказала она и пошла в спальню, но тут раздался стук в дверь, и она остановилась.

Майкл открыл дверь и увидел Сьюзен, в руках она держала горшок с цветущей азалией.

– Это тебе для уюта, – сказала Сьюзен, входя в комнату.

Она кивнула Еве, поздоровалась с ней и добавила:

– Хотя, кажется, здесь и так уже вполне уютно.

– Доброе утро, мисс Хартли, – холодно произнесла Ева. – Какой прелестный цветок. Но вообще-то мне азалия не нравится. Она цветет так долго, что устаешь ею любоваться.

– Я разрешаю Майклу выбросить ее, когда она ему надоест. Я все равно об этом не узнаю – завтра меня уже тут не будет.

– Да, управляющий мне сказал. Какая жалость, что напоследок вам не повезло с погодой.

– О, я уже накаталась, и я еще вернусь.

– Да? – сказала Ева. – Обязательно позвоните заранее, чтобы вам оставили номер. До марта у нас все занято.

– Спасибо, – поблагодарила Сьюзен. Она окинула комнату взглядом.
[1] [2] [3]