Глава четвертая. УТОПЛЕННИК, ИЛИ СЕНТЯБРЬСКАЯ НОЧЬ (2)
[1] [2] [3] [4]Но здесь – новая напасть.
Л. Суханов:
«Вышла симпатичная мулатка и вручила нам карточки визитеров. На них так и написано: “Визитер”. Борис Николаевич вроде бы даже немного обижен и потому с ударением говорит: “Я – Ельцин”. Мол, какие тут визитки… Я положил его визитку к себе в карман, свою же повесил на грудь».
МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА
Параноидное расстройство личности часто проявляется в виде чрезмерной чувствительности к различного рода неудачам и отказам.
Час от часу не легче! Для полноты картины Ельцину не хватало еще помочиться прямо здесь, на мраморных ступенях Капитолия.
Только американцы – прагматики до мозга костей – готовы закрыть глаза на что угодно, лишь бы приблизиться к поставленным целям.
Классическая формула: разделяй и властвуй. К тому моменту Запад смекнул уже, что акции Горбачева резко падают вниз. Ельцин был тем человеком, с чьей помощью они могли ослабить cоветскую, горбачевскую власть. Надо лишь самую малость: поиграть на его слабостях, потрафить ему, высказать респект и уважение.
И вот уже входит в кабинет президент США собственной персоной.
«Он долго тряс ему руку, другая рука президента дружески пожимала его предплечье, – свидетельствует Суханов. – Они доброжелательно улыбались, и в какой-то момент Ельцин сказал: “Да, мы стоим друг друга”. Эту фразу переводчик не стал переводить».
На самом деле все эти капризы и вычуры объяснялись вполне прозаично: обильной дегустацией виски, которую всю ночь накануне проводил он в отеле.
Еще прямо перед поездкой в Белый Дом Ельцин успел отколоть пару подобных номеров. Когда поутру он вышел на сцену Института им. Гопкинса, и президент его (в смысле института) стал приветствовать гостя, Борис Николаевич молча подошел к нему и забрал с пюпитра текст зачитываемого обращения.
«Раз я говорю без бумажки, значит, и вы говорите без нее», – криво усмехаясь, объявил он обомлевшему ректору.
И ведь ничего, сошло с рук. Даже еще и бурю оваций вызвало. Поведение Ельцина полностью соответствовало наивным американским представлениям о грубоватом, но искреннем русском народе в стиле «калинка-малинка».
За что же тогда, спрашивается, корить его? Как и все дурно воспитанные, экспрессивные люди, Ельцин вел себя ровно настолько, насколько ему позволяли.
Не прошел, например, номер с парадным подъездом Белого Дома – отправился, как миленький, через боковой вход.
Зато, если разрешалось ему выпивать без меры, да еще и под аплодисменты принимающей стороны – для них-то был форменный аттракцион; русский самоубийца глушит виски стаканами – значит, так и положено.
Тогда еще тяга к алкоголю сочеталась у него с фантастической работоспособностью. Меньше, чем за неделю пребывания в Штатах, он успел посетить 11 (!) городов и провести несколько десятков встреч.
«Я спал по два-три часа в сутки, – напишет он впоследствии, – перелетал из одного штата в другой, за день проходило по 5–7 встреч и выступлений, и так всю неделю без остановки. Очнулся от этой спринтерской гонки я лишь в самолете, который уносил меня в Москву».
Вообще, словечко «очнулся» читается в этом абзаце весьма двусмысленно. Потому как спринтерская гонка, если уж выражаться спортивной терминологией, сопряжена была с постоянным допингом.
Помимо рассказов очевидцев тому имелись и куда более зримые доказательства.
Уже в Москве выяснилось, что пресловутое выступление в Институте им. Гопкинса было заснято на видеокамеру. Явно не без команды свыше запись решили запустить по центральному телевидению: для наглядности.
27 сентября Ельцину позвонил председатель Гостелерадио СССР Михаил Ненашев и сообщил, что собирается показать фильм о его американском вояже.
«Понимаю, что восприятие его будет неоднозначно, и потому ставлю в известность, ибо не хочу это делать за спиной».
12
После долгих раздумий я тоже склоняюсь к этому варианту: Ельцин решил в очередной раз покончить жизнь самоубийством – но так, чтоб не до смерти, а просто попугать. Скорее всего, он просто спустился к реке, окунулся прямо в одежде, а потом придумал историю со своим похищением.
[1] [2] [3] [4]